Набрав большой объем информации, опера взялись за «тихую контору» весьма плотно и жестко. Теперь оба были уверены в том, что смерть Мигачева не просто так, а следствие хитрого заговора самых близких ему людей. Гуров нашел повод встретиться с женой зама Мигачева, а Стас встретился с «безутешной вдовой». Когда обе дамы узнали о существовании юного «яблока раздора», которому дарили благосклонность и сам босс, и его зам, их откровенности не было границ. А потому уже вечером того же дня покаянные показания давал зам Мигачева. Правда, он упирал на то, что содеянное им было пусть и очень жесткой, но тем не менее шуткой. Суд это учел, и стараниями адвокатов (да, может быть, и чего-то хрустяще-шуршащего) «шутник» отделался условным сроком.
И вот очередная шарада с неопределенно-мутными обстоятельствами загадочной кончины известного человека. Стас, не очень-то любивший беседовать с безутешными вдовами и прочими скорбящими родственниками очередной жертвы криминала, взял на себя Лабораторию геоинформационной генетики (ЛГГ), располагавшуюся в новом семиэтажном здании футуристической архитектуры, на улице Полевой. Туда он прибыл менее чем за полчаса, прорвавшись через пару стихийных пробок. Остановившись на корпоративной стоянке, забитой новенькими весьма не бедными авто как нашего, так и не нашего производства, Крячко окинул взглядом строение ЛГГ, которое могло бы вместить в себя даже средних масштабов институт, например, некий, гипотетический ИКДЭ (институт континентальной демографической экономики).
Проходная лаборатории оказалась весьма современного формата с видеокамерами и экранами мониторов у рабочего места здешнего секьюрити. Когда Крячко шагнул в туннель коридора, ведущего в недра здания, первое, что ему бросилось в глаза, портрет в траурной рамке представительного гражданина преклонных лет, с размещенным рядом некрологом, написанным черной тушью крупными буквами. Под портретом на тумбочке стоял большой поминальный венок, обвитый черными лентами с надписью: «Дорогому и всеми любимому Семигорову Святославу Дмитриевичу от безмерно скорбящих сотрудников ЛГГ».
Вахтер в синей униформе, с черной повязкой на рукаве, назвавшийся Виталием, узнав, кто и по какому поводу прибыл в их лабораторию, с грустными нотками в голосе уточнил, с кем именно визитер желал бы встретиться.
Народу у нас числится изрядно человек триста, не меньше, пояснил он. Хоть сегодня и траур, но все в работе. Тут у нас постоянно кто-то куда-то уезжает, кто-то приезжает Поэтому есть смысл заранее предупредить тех, с кем вы планируете побеседовать, чтобы они ждали вас и куда-либо не срывались.
Согласившись, что это предложение вполне толковое и дельное, Крячко уведомил собеседника, что хотел бы поговорить с представителями официального «ближнего круга» Семигорова из числа руководящего состава лаборатории, а также с теми, кто так или иначе был близок к покойному в неофициальном порядке. Немного подумав, вахтер перечислил тех, кто, по его мнению, мог бы рассказать что-то значимое о своем патроне. В первую очередь это был первый зам усопшего, замы по научной работе, финансам и хозяйственной части. Кроме того, были названы руководители всех трех основных подразделений лаборатории.
Из числа тех, с кем Семигоров был в товарищеских или дружеских отношениях, собеседник Стаса назвал старшую лаборантку отдела биохимического анализа Веронику Урядьеву. Кроме того, в это число входили СНС (старший научный сотрудник) Савелий Мокроносов, который, по общему мнению сотрудников лаборатории, являлся любимым учеником Семигорова, а также МНС Андрей Морозилин, перспективный исследователь в области цитологии и тканевых структур живых организмов.
Кстати, вон идет Морозилин! указав взглядом в сторону приближающегося к проходной рослого парняги в расстегнутом нараспашку белом халате, приглушив голос, сообщил Виталий. Видимо, куда-то собрался по делам.
Подойдя к турникету, Морозилин небрежно обронил:
Я в киоск, за сигаретами
Кивнув, вахтер нажал на какую-то кнопку, и лопасть турникета пропустила МНС в тамбур проходной. Когда его неожиданно окликнул широкоплечий крепыш в потертой кожаной ветровке, сотрудник ЛГГ нехотя оглянулся.
Доброе утро! Вы младший научный сотрудник Морозилин? Оперуполномоченный Главного управления угрозыска полковник Крячко. Мы могли бы с вами побеседовать? несмотря на свой суровый вид, визитер изъяснялся вполне интеллигентно.
Я в киоск, за сигаретами
Кивнув, вахтер нажал на какую-то кнопку, и лопасть турникета пропустила МНС в тамбур проходной. Когда его неожиданно окликнул широкоплечий крепыш в потертой кожаной ветровке, сотрудник ЛГГ нехотя оглянулся.
Доброе утро! Вы младший научный сотрудник Морозилин? Оперуполномоченный Главного управления угрозыска полковник Крячко. Мы могли бы с вами побеседовать? несмотря на свой суровый вид, визитер изъяснялся вполне интеллигентно.
Оторопело взглянув на представителя сыскного ведомства, МНС неопределенно пожал плечами.
Э-э-э В принципе да, могли бы, он в знак согласия кивнул. Но мне сейчас для восстановления своего внутреннего психологического гомеостаза край как не хватает свежей порции никотина. Вы позволите, я добегу до киоска и через минуту буду готов к беседе любого формата, даже с пристрастием?
Добро, восстанавливайте свой гомеостаз великодушно разрешил Стас, выходя следом за Морозилиным на улицу.
Когда к нему, облегченно вдыхая сигаретный дым, через минуту вернулся МНС, Крячко, положив ногу на ногу, сидел на лавочке в сени раскидистой липы. Тоже опустившись на лавочку, Морозилин приятельски протянул Станиславу только что открытую пачку сигарет. Вздохнув, тот развел руками.
Бросил пояснил Стас. Поддался нажиму своего лучшего друга, которого завязать с табаком заставила жена Так вот, я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о последних днях жизни академика Семигорова. Насколько мне стало известно, вы знали его очень хорошо. Мы пытаемся выяснить, была ли его кончина следствием проблем со здоровьем естественного порядка или кто-то злонамеренно отнял у него жизнь. Что думаете по этому поводу?
В очередной раз пыхнув сигаретой, МНС с грустным видом покачал головой.
Что думаю? переспросил он. Прежде всего то, что наша наука в его лице потеряла настоящего гения. Что наша лаборатория, скорее всего, в скором времени может прекратить свое существование. Она целиком и полностью держалась на прорывных разработках Святослава Дмитриевича. Он был кладезем идей. Серьезно! Он один стоил целого института. Я не берусь преувеличивать, но он один из тех, кто обеспечивал биологическую безопасность всей страны. Поэтому Да, согласно заключению врачей, смерть наступила из-за обширного инфаркта миокарда, вызванного предположительно естественным старением организма и какой-то внезапной стрессовой ситуацией. Но у меня на этот счет есть немало сомнений.
Сомнений? То есть что-то в официальном заключении вам показалось не заслуживающим доверия? Крячко вопросительно взглянул на своего собеседника.
Да! уверенно подтвердил тот. Действительно, Святославу Дмитриевичу было уже за восемьдесят. Но его биологический возраст был намного ниже. Ему внешне трудно было бы дать даже лет шестьдесят. Он был в прекрасной физической форме, обладал здравым, живым умом. Все были уверены, что и в сто лет он продолжит свою научную работу. И вдруг инфаркт С чего бы вдруг?! Он ежегодно проходил диспансеризацию для пожилых, и всякий раз его здоровье признавалось крепким и стабильным. Сердце работало как хороший хронометр. И вот инфаркт Бред какой-то!
А кто, на ваш взгляд, мог быть заинтересован в смерти Семигорова? последовал очередной вопрос сыщика.
Трудно сказать Морозилин пожал плечами. Конечно, узнав о том, что Семигорова больше нет, не одна «забугорная» спецслужба будет радостно хлопать в ладоши. Ведь если бы не Святослав Дмитриевич и такие же, как и он, умы, нам давно бы уже устроили биологический апокалипсис. Не случайно же в рамках «гибридной войны» вдоль наших границ понастроили всевозможных гадючников под маркой противоэпидемических лабораторий? Вот Нет, я не страдаю шпиономанией. Я всего лишь рассуждаю логически. Можно, конечно, заподозрить каких-то недоброжелателей и завистников из нашей научной среды. Такие тоже есть. Но и тут имеются всевозможные «про» и «контра». Так что однозначного ответа на ваш вопрос дать не берусь. Ну а что касается событий последних дней жизни Святослава Дмитриевича, то перечислять их придется долго.
Как рассказал далее собеседник Станислава, последняя неделя жизни ученого оказалась весьма насыщенной. Он побывал минимум на трех научных конференциях, дал несколько интервью различным изданиям как научным, так и общественно-политическим, провел два совещания в стенах своей лаборатории, ответил на уйму звонков и писем как российских, так и иностранных коллег.