Раз такое дело, пойдём что ли чаю выпьем?
А баб Тоня как же?
Тоня-то? Да ничего, если вести себя прилично будешь, может и не заругает.
На пороге Сивашов долго оправлял потрёпанную одежду и всей пятернёй приглаживал волосы. Он знал крутой нрав Антонины Матвеевны и хотел сделать так, чтобы при встрече вызвать меньше раздражения. Степан Ильич молча стоял позади, глядя на его старания. Потом легонько толкнул в спину:
Чего уж ты так закрасовался. Грязь с ног сбей и разуйся.
Димка стушевался, одёрнул пиджак вниз и чуть подобрал живот.
Входи уже, сколько ж можно
Антонина Матвеевна сидела на маленьком диванчике, застеленным стёганым пледом. Её седые кудри были немного взлохмачены это означало, что женщина сильно нервничала. С молодости с ней осталась привычка разбирать волосы на пряди в непростые минуты. Она делала это, не осознавая, как выглядит со стороны, пребывая в глубокой задумчивости.
Увидев на пороге гостей, Антонина нахмурилась:
Вы откуда такие?
Тонечка, тут дела были такие, не поверишь Степан Ильич проскользнул в кухню, оставив Сивашова на «растерзание» жене.
Здравствуй, Дима, Антонина Матвеевна подошла ближе и сдержано спросила. Как поживаешь?
Да это Хорошо всё вроде, спасибо, что спрашиваете, Сивашов даже закашлялся.
Хорошо? Ну, молодец, взгляд Антонины замер на перештопанных носках соседа. Молча вышла и принесла пару свежих носков и тапочки. От этого Димка неожиданно покраснел, залившись багровым румянцем, как школьник, получивший подарок за успешно завершённую «четверть».
Переоденься там, Антонина Матвеевна указала на свою комнатку. Потом жду к столу.
Чайник весело посвистывал на плите, а Степан выставлял чашки.
Что такого произошло, что Дима вдруг пришёл с тобой? сухо поинтересовалась Антонина, давая понять, что не приветствует поступок мужа. Она замерла в дверях, сцепив ладони «замком».
Тоня, это странная история, Степан замялся, не зная, какие слова подобрать, а потому вдруг ляпнул. Человек без головы всё ещё ползает там.
Тот же самый?
Именно.
Антонина Матвеевна пристально посмотрела на мужа, ожидая, что тот улыбнётся:
Чего ты снова придумал?
Не придумал.
Ты снова туда ходил?
Нет.
Сивашов сказал? догадалась она.
Да, он видел тело. Оно всё ещё было живым.
Стёпа, ты поверил словам Сивашова? Думаешь, это может быть правдой?
Да, в этот раз не сомневаюсь совсем, признался Степан Ильич.
На лице Тони отразилось сразу столько эмоций. Она махнула рукой, подошла к шкафчику с посудой, загремела блюдцами, ложками. Потом намеренно не глядя на мужа, достала варенье и печенье.
Чашки я уже поставил, осторожно подсказал Степан.
Женщина замерла, кивнула и с грохотом убрала всё обратно.
Он тоже видел?
Да, своими глазами! Вот не вру, баб Тонь! от голоса Димки супруги вздрогнули. Оказалось, он уже вошёл на кухню и сидел на стуле у окна, подобрав под себя ноги.
Ты же пьяный был, до дома полз! нахмурилась Антонина.
Так это вчера! С утра-то во рту ни капли! Вот утром и видел!
И что же там?
Оно ползает, почему-то раскинув руки, сообщил Сивашов. Шея есть, головы нет и всё ему нипочём.
Антонина Матвеевна, чуть поджав губы, смотрела, как Димка жадно ест. Он густо обмазывал вареньем овсяное печенье и подносил ко рту, подставляя ладонь, чтобы случайно не капнуть на стол. Уши Сивашова покраснели, он боялся, что его могут выставить вон и старался успеть наесться.
Степан Ильич беззвучно и медленно помешивал чай. Мыслями он возвращался в прошедший вечер к жуткому происшествию. Бац! и голова отлетает в сторону, но тело всё ещё шевелится. Долго шевелится. Он видел это, и потому не было сомнений в словах Димки.
Молча приняв от жены «розеточку» с вареньем, Степан рассматривал ягоды вишни, отчего-то тоже невольно сравнивая их с отрубленной головой. От этого становилось тошно и совсем расхотелось есть.
Значит, ползает? наконец прервала молчание Антонина, отставляя чашку с чаем, к которому не притронулась.
Без головы! громким шёпотом заверил Сивашов, а потом, куснув ещё печенья, сообщил. Я решил, что уже допился, раз вижу такое. А оказалось, это дед Стёпа укокошил того чудика.
Значит, не укокошил!
Значит, не укокошил!
Да, а ещё там ходят такие же странные Много!
Тоже без головы что ли? ужаснулась Антонина.
Те с головами, но они как будто Ну мёртвые что ли, замялся Димка, косясь на Степана. Вдруг застеснявшись, он отпил из чашки и кашлянул. Некоторые там почти голые, в лохмотьях. Белые все какие-то, раненые, с синяками, как после драки Рук у одного нет! Страсть такая! Что вообще за хрень с ними случилась?! Димка хотел матернуться покрепче, но замолчал.
А что за люди? Знаешь кого-то? подумав, спросил старик.
Наших не видал. Ходят группами, в дома не заходят. Здесь пока мало, на дальней улице, что к лесу прилегает вот там человек двенадцать точно было, Сивашов наморщил лоб, припоминая.
Голые и не мёрзнут? предположила Антонина. «Моржи» что ли какие?
Вот сам не знаю! Не жмутся и не прыгают, стоят себе и стоят.
Узнать бы, чего хотят, может поговорить. Только осторожно надо, а то вдруг они такие же, как тот, безголовый Невменяемые.
Нужно попробовать, Димка смущённо почесал шею. Вдвоём идти надо. Если там что-то серьёзное происходит, меня слушать не будут. А если с Ильичом пойду, то уже, как ни крути, авторитетное мнение будет.
О чём говорить с ними собираешься?
Да чёрт разберёт Надо сперва начать, а там разберёмся.
Погоди, куда это ты собрался его тащить? На какое такое собрание с голыми людьми? забеспокоилась Антонина, поняв, куда клонит Сивашов. Не пущу! Нам вообще уезжать скоро!
Тем более! Посмотреть надо бы. Мало ли что
Больные они или «моржи» так и пусть себе ходят сколько влезет, а нам уезжать. Не впутывай его, он и сам себе приключений найдёт!
Тоня, старик поднялся и мирно кивнул жене, надо сходить. Тут, видишь, дело необычное. Нельзя уезжать, не разобравшись.
Добегаешься ты!
Мы быстро.
Да что с вами сделаешь! Сговорились уже, не иначе! Идите. Только осторожнее, Антонина устало отмахнулась.
Может, ты с нами хочешь? вдруг предложил Степан.
Нет, мне вчерашнего хватило.
Всё будет хорошо. Мы издали посмотрим и вернёмся!
Тока это! Вооружиться нужно! с набитым ртом промычал Димка, запихивая в рот очередное печенье.
Второй лопаты нет. Грабли хочешь? Но с ними не очень удобно.
Нож может какой дашь?
Лучше нож!
Во, самый раз! Тащи! Мне бы ещё штаны какие-то, а то я свои порвал, пока к вам лез. Несолидно в рваных идти! Вдруг что! посетовал Димка, показывая дыру на брюках, в которой виднелась худая волосатая нога.
Обалдел? Ты только посмотреть собирался. А теперь и нож, и штаны подавай! Чего ещё надо? резко заметила Антонина Матвеевна, поднимаясь.
А чего? Нож для защиты, если что деда твоего оборонять стану, забурчал Сивашов. Если там собрание какое, так приличным буду. Постою рядом красивым. Ну баб Тонь, дайте мне брюки, холодно же, в дыры задувает. На время. Я ж отдам потом!
Да ну, неужели?
Рация нужна, чтоб связь держать. Если что случится, чтобы подмога была, осмелев, но на полном серьёзе сказал Димка.
Рация! хохотнул Степан. Шпион! Вместо рации у нас Тоня.
Сивашов тоже заржал и сунул в карман ещё пару печенья.
Вы сбрендили оба! в сердцах всплеснула руками Антонина.
Да пусть и так. Мы, может, открытие мировое сделаем! важно заметил Димка и допил чай. Так что ты, баб Тонь, обидное не говори пока, придержи напотом.
Антонина выразительно покрутила пальцем у виска. На её лица была такая гамма переживаний, что не нужно было ничего добавлять.
Штаны-то дашь, а, баб Тонь?
У него нет лишних брюк, сухо отказала старушка. Только треники.
Ну и ладно. Пусть треники немного расстроено кивнул Димка и доел варенье, подгребая его ложкой прямо в рот.
Степан гремел ящиками серванта. Достал огромный нож самоделку, выточенный на станке из листа металла. Нож был старым, немного поеденным рыжей ржавчиной. Носик у него давно скололся, но более грозного оружия для предстоящего похода нельзя было найти.
Старик с довольным видом покрутил ножом, а потом вручил Димке:
Постарайся не потерять.
Мужчины покидали дом в полной боевой готовности. Выпроводив закадычных друзей, Антонина села за стол, обхватила голову руками и закрыла глаза. Второй день в жизни происходило то, чего не могло быть в принципе. Никаких объяснений, кроме тех, что придумывали они сами, не было. И это казалось самым тревожным. Становилось не по себе от понимания, что может случиться дальше.