В 1897 году Рильке встречается с Лу Андреас-Саломе, необыкновенной женщиной, оставившей глубокий след в духовной жизни своего времени. Лу Саломе публиковала романы, философские эссе, исследования по психоанализу, но истинным ее призванием было пробуждать в творческом человеке (или внушать ему) то, что впоследствии составит его славу. Фридрих Ницше первоначально задумывал своего «Заратустру» как оперу или ораторию, сам Рихард Вагнер ждал от него музыкального произведения. В своей философско-поэтической автобиографии «Ecce Homo» он рассказывает, как в 1881 и 1883 годах он создал «Гимн жизни» (для хора и оркестра), завещав исполнять этот гимн в свою память. Но Ницше добавляет: «Текст, выражаясь буквально, так как по этому поводу в ходу недоразумение, не от меня: это удивительное вдохновение юной русской, с которой тогда я дружил, фрейлейн Лу Саломе» (перевод мой. В. М.). Подобные удивительные вдохновения воспринимал от нее не только Ницше. Лу Саломе была действительно родом из России. Она родилась в 1861 году в Санкт-Петербурге, ее отец Густав фон Саломе генерал русской службы. С Рильке она встретилась через пятнадцать лет после встречи с Ницше. К этому времени она давно уже была замужем за профессором-востоковедом Фридрихом Карлом Андреасом. К слову будь замечено, что ее брачный договор «исключал всякую возможность сексуальной близости» (Лу Саломе сама о себе: В трактовке Ларисы Гармаш. Урал ЛТД, 2000. С. 116). После замужества она продолжала вести весьма свободный образ жизни, но при всех ее громких сближениях с выдающимися людьми сексуальное также исключалось или во всяком случае не подчеркивалось, хотя, возможно, как раз юный Рильке был исключением из этого исключения. При этом Лу отнюдь не поклонница его поэтического дара. К его стихам она относится скептически, и они на том этапе, в общем, заслуживают подобного отношения. Чаровницу-вдохновительницу эпохи fin de siècle привлекает к безвестному поэту то, как он в ней нуждается. Лу Саломе первая материнствующая подруга, которую (которых) Рильке искал всю жизнь. Другой такой подругой-покровительницей станет через десять лет княгиня Мария фон Турн унд Таксис, принцесса Гогенлое.
Именно Лу окончательно заменит кокетливо романизированное имя Рене (напоминающее знаменитый роман Шатобриана) на суровое нордическое Райнер, под которым Рильке войдет в безудержно-страстную поэзию Марины Цветаевой (см.: Лу Саломе сама о себе. С. 161). Свой главный подвиг в жизни молодого поэта Лу первоначально недооценивает. В 1899 году она берет Рильке с собой в Россию, где бывает регулярно, навещая свою мать. Вместе с Рильке она тщательно готовится к этой поездке. Эта юная русская, как назвал ее Ницше, теперь, правда, далеко не юная, оказывается, не очень свободно владеет языком своей родины. Она и Рильке берут уроки русского языка у Акима Волынского. Это известный русский литератор, переводчик Канта, издатель Рихарда Вагнера, впоследствии авторитетный знаток балетного искусства. Рильке относится к урокам русского языка со всей серьезностью, прилежно изучает его, что позволит ему со временем писать стихи на русском языке. Рильке думает о профессиональном занятии переводом с русского. И эти замыслы осуществятся. Рильке блистательно переведет на немецкий язык «Слово о полку Игореве». К переводческим шедеврам относится и его перевод лермонтовского «Выхожу один я на дорогу».
Но во время первой поездки Рильке в Россию в 1899 году происходит непредвиденное. Не Лу Саломе открывает Рильке Россию, а он открывает ей страну, которая считается ее родиной. Лу поражена впечатлением, произведенным Россией на ее юного друга. Молодой стихотворец, в лучшем случае подающий надежды, в присутствии Лу под воздействием России становится поэтом, что не может не почувствовать его подруга, искушенная в утонченностях поздней западной культуры. В 1899 году Рильке начинает работать над «Книгой Часов».
Рильке приехал в Россию на Страстной неделе. В Страстную пятницу в православных храмах читают Книгу Часов. Отсюда и название его книги «Das Stundenbuch», которое иногда переводят как «Часослов». Празднование православной Пасхи в Москве произвело на Рильке неизгладимое впечатление. Через пять лет он пишет Лу из Рима: «Пасха была у меня один-единственный раз Это случилось в ту долгую необычную, необыкновенную, волнующую ночь, когда вокруг теснились толпы народа, а Иван Великий ударял меня в темноте, удар за ударом. То была моя Пасха, и я верю, что мне ее хватит на всю жизнь: весть в ту московскую ночь была дана мне странно большой, она была дана мне прямо в кровь и в сердце» (Хольтхузен Г. Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни / Перевод с немецкого Н. Болдырева. Урал ЛТД, 1998. С. 58).
Но во время первой поездки Рильке в Россию в 1899 году происходит непредвиденное. Не Лу Саломе открывает Рильке Россию, а он открывает ей страну, которая считается ее родиной. Лу поражена впечатлением, произведенным Россией на ее юного друга. Молодой стихотворец, в лучшем случае подающий надежды, в присутствии Лу под воздействием России становится поэтом, что не может не почувствовать его подруга, искушенная в утонченностях поздней западной культуры. В 1899 году Рильке начинает работать над «Книгой Часов».
Рильке приехал в Россию на Страстной неделе. В Страстную пятницу в православных храмах читают Книгу Часов. Отсюда и название его книги «Das Stundenbuch», которое иногда переводят как «Часослов». Празднование православной Пасхи в Москве произвело на Рильке неизгладимое впечатление. Через пять лет он пишет Лу из Рима: «Пасха была у меня один-единственный раз Это случилось в ту долгую необычную, необыкновенную, волнующую ночь, когда вокруг теснились толпы народа, а Иван Великий ударял меня в темноте, удар за ударом. То была моя Пасха, и я верю, что мне ее хватит на всю жизнь: весть в ту московскую ночь была дана мне странно большой, она была дана мне прямо в кровь и в сердце» (Хольтхузен Г. Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни / Перевод с немецкого Н. Болдырева. Урал ЛТД, 1998. С. 58).
Со временем Рильке будет называть Россию своей родиной, хотя это не единственная страна, которую он будет так называть. Надо сказать, что Россией в эти годы очаровывается не один Рильке. В 1903 году Кнут Гамсун пишет о своем путешествии по России книгу под названием «В сказочной стране». В 1906 году немецкий скульптор Эрнст Барлах путешествует по южно-русским степям, где там и сям стоят скифские каменные бабы, это сочетание первозданного пейзажа с первозданной скульптурой окажет мощное влияние на его творчество. В скульптурах Барлаха будут представлены бедные, гонимые, неприкаянные, как и у Рильке в третьей части «Книги Часов», которая так и будет называться «Книга о бедности и смерти».
Конечно, на этих европейских художников воздействует «святая русская литература», как сказал Томас Манн. Восхищает и православная иконопись, открывающаяся не только в своей ритуальной чистоте, но и во вдохновенном художестве. С художественными воздействиями сочетается и даже преобладает над ними воздействие необозримых русских пространств, каких-нибудь шесть десятилетий назад ужасавших маркиза де Кюстина своей однообразной безграничностью. Привлекает европейских путешественников также народ, населяющий эти пространства и похожий на них. Россия завораживает их своей незыблемостью, патриархальным постоянством. Иными словами, в России им нравится как раз то, что возмущает передовую русскую интеллигенцию: Россия вне прогресса, она не захвачена промышленным хаосом цивилизации, воспринимающейся уже как бесчеловечная угроза культуре. В безграничности пространств угадываются и некие неисчерпаемые возможности, в которых будущее брезжит как свободное художество. В 1903 году Рильке пишет все той же Лу Саломе: «не создан ли русский для того, чтобы, пропустив мимо себя историю человечества, позже включиться в гармонию вещей поющим сердцем? А пока его удел выдержка и ожидание; как скрипач, которому еще не подан знак, он должен сидеть в оркестре, оберегая свой инструмент от всяких случайностей» (Рильке Р. М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М.: Искусство, 1971. С. 434).
Соприкосновение с Россией приобретает для Рильке также более интимный творческий смысл. В России он открывает самого себя. Вряд ли можно усмотреть в книге «О монашеской жизни» подлинную православную религиозность или распознать в монашестве Рильке настоящее русское монашество. Константин Леонтьев отказывался признать истинного монаха даже в старце Зосиме у Достоевского. Но книга Рильке не является лишь эстетской игрой в экзотическую обрядность чужого культа. В книге «О монашеской жизни» Рильке встречается со своими истинными героинями. Эти героини вещи:
Мир не готов еще до сих пор,
пока на мир не взгляну;
вещи-невесты, и каждый мой взор
избрал бы из них одну.
Искушение вещами и верность вещам составляют внутреннюю энергию «Книги Часов». Культ вещи сближает Рильке с немецкими мистиками семнадцатого века. Йоханн Шефлер, Ангел Силезский, как он себя называл, или Ангелус Силезиус, как принято его называть, писал: