Предполагая, что вышеприведенные слова Шамиля и его мюрида могли быть сказаны под влиянием неприязненного чувства к Кибит-Магоме; но, вместе с тем, считая возможным, что сведение об этом может понадобиться на всякий случай теперь же, я позволяю себе представить эту выписку на благоусмотрение начальства ранее определенного инструкцией срока, и просить разрешения представлять подобные сведения таким же порядком и на будущее время.
9-го ноября. По поводу бывшего вчера, у губернского предводителя дворянства, танцевального вечера, на котором присутствовал и Шамиль, сегодня произошел между нами разговор о влиянии свободы, которою пользуются у нас женщины, на общественную нравственность.
Скоро заметив, что Шамиль сознает убедительность моих доводов за свободу женщины, но не хочет выразить своего согласия больше потому, что «так в книгах написано», я тотчас, же прекратил спор об этом предмете, а обратил разговор на постановления, существующие в немирном крае, относительно преступлений против общественной нравственности.
Вот данные по этому предмету, сообщенные мне Шамилем. Преступление против общественной нравственности, тогда только признается действительным и подлежит гражданскому суду, когда оно обнаружено не менее как четырьмя свидетелями, или захвачено на месте его действия.
В таком случае, правила Шариата предписывают следующее:
1) Если в преступлении обвиняется замужняя женщина, или девушка, обещанная кому-нибудь в замужество, то обе они подвергаются смертной казни.
2) Этому же подвергаются их обольстители, невзирая на возраст и звание. Мюрид Хаджио участвовал в избиении бывшего своего товарища, пятнадцатилетнего мальчика.
3) Муж, получивший указанные Шариатом доказательства неверности своей жены, имеет право убить ее и ее любовника безнаказанно; но если он сделает убийство по одному подозрению, то подвергается кровомщению со стороны родственников. Если в деле преступления своей жены он не хочет кровавой развязки, то должен простить обоих преступников безусловно; в противном же случае, если доведет об этом до сведения суда, то преступники все равно будут преданы смертной казни.
4) Если в любовной связи обвиняется девушка, еще не обещанная в замужество, то ее и ее любовника, если он не женат, наказывают публично ста ударами розог и выгоняют из деревни на один год, по истечении которого, девушка может возвратиться в свой дом и даже выйти замуж; но в последнем случае, редко выходит за человека порядочного. Если обольститель был женат, то его предавали смертной казни.
Все эти постановления исполнялись немедленно и без всяких исключений, или отступлений. Смертная казнь за прелюбодеяние состоит в избиении каменьями.
Казнь совершается церемониальным образом: для этого вырывают неглубокую яму и сажают в нее преступника, с руками, привязанными к ногам. Потом, бросают в него кругловатыми, величиною в кулак, камнями до тех пор, пока он не останется ни малейшего признака жизни. Мужчины побивали мужчин, женщины женщин. Однако, невзирая на строгость этих постановлений, общественная нравственность в горах не могла, по замечанию Шамиля, похвалиться своей чистотою; и этому в особенности способствовала трудность приискания четырех свидетелей.
10-го ноября. Сегодня, прочитав в статье: «Шамиль и Чечня», что между многими административными мерами Шамиля была одна насильственная, принятая им в видах увеличения народонаселения, именно: принужденные браки, я спросил его: в какой степени достоверно это известие.
Шамиль отвечал, что оно не совсем справедливо, хотя и имеет в своем основании истину. В доказательство, он привел предположение, не лишенное основательности: что если бы он позволил себе вмешиваться в семейные дела горцев, то нажил бы себе очень много врагов, и без сомнения, давно бы уже не существовал. Причина же, послужившая автору статьи «Шамиль и Чечня» поводом назвать распоряжение его по этому предмету мерою насильственною, заключалось в следующем:
Замечая по числу преступлений против общественной нравственности усиление разврата между горскими девушками, и желая отклонить их заблаговременно от ожидавшей их участи, а семейства их от бесславия, Шамиль предписал своим наибам заботиться о заключении возможно большего числа браков, стараясь склонять к тому как молодых людей, так и их родителей; но не иначе, как благоразумными увещаниями. Некоторые же наибы, или, не поняв настоящего значения его распоряжении, или от излишнего усердия, позволяли себе выведывать через старух о совершеннолетии девушек, и о сформировании их, а потом, имененм Имама, требовали от них, или от их родителей, скорейшего заключения браков; в яму же никогда не сажали ослушниц, и никаких других принудительных мер не принимали; да этого, никто бы им и не позволил.
10-го ноября. Сегодня, прочитав в статье: «Шамиль и Чечня», что между многими административными мерами Шамиля была одна насильственная, принятая им в видах увеличения народонаселения, именно: принужденные браки, я спросил его: в какой степени достоверно это известие.
Шамиль отвечал, что оно не совсем справедливо, хотя и имеет в своем основании истину. В доказательство, он привел предположение, не лишенное основательности: что если бы он позволил себе вмешиваться в семейные дела горцев, то нажил бы себе очень много врагов, и без сомнения, давно бы уже не существовал. Причина же, послужившая автору статьи «Шамиль и Чечня» поводом назвать распоряжение его по этому предмету мерою насильственною, заключалось в следующем:
Замечая по числу преступлений против общественной нравственности усиление разврата между горскими девушками, и желая отклонить их заблаговременно от ожидавшей их участи, а семейства их от бесславия, Шамиль предписал своим наибам заботиться о заключении возможно большего числа браков, стараясь склонять к тому как молодых людей, так и их родителей; но не иначе, как благоразумными увещаниями. Некоторые же наибы, или, не поняв настоящего значения его распоряжении, или от излишнего усердия, позволяли себе выведывать через старух о совершеннолетии девушек, и о сформировании их, а потом, имененм Имама, требовали от них, или от их родителей, скорейшего заключения браков; в яму же никогда не сажали ослушниц, и никаких других принудительных мер не принимали; да этого, никто бы им и не позволил.
Со своей стороны, Шамиль, до которого доходили слухи о превратных действиях наибов, всегда делал с них за это взыскания и строго подтверждал исполнять его приказание в настоящем его смысле.
Объяснив это, Шамиль, присовокупив, что в этом случае, он имел в виду совсем не увеличение народонаселения; а что действительно, была принята им одна мера с этой самой целью, но только и ее он не может назвать насильственной. Затем, отдавая обстоятельство это на мой суд, Шамиль объяснил мне сущность этой меры.
Дело заключается в том, что беглые Русские солдаты, принявши ислам и сделавшись семейными, вели свой домашний быт по Русским обычаям, предоставляя женам свободу, и окружая их ласками и попечениями, которых не знали горские женщины, всегда игравшие в семейной жизни роль вьючного скота. Этот Русский обычай очень нравился горским девушкам; и чтобы воспользоваться удобствами его, многие из них убегали из родительских домов (чаще всего, это случалось в обществе Ахвакх, в котором более всего ренегатов), и являлись к Имаму с изъявлением желания выйти замуж за солдата.
Хотя Шамиль очень хорошо понимал, что устройством таких браков он мог возбудить против себя неудовольствие многих; но пользуясь согласием девушек и всегдашнею готовностью солдат жениться, он сме6ло давал разрешение, имея при этом в виде не одно увеличение народонаселения, но и необходимость привязать беглецов к новой их жизни более надежными узами. С этой целью, он даже сделал небольшое дополнение к основным правилам Шариата, и разрешил девушкам, которые после наказания должны были подвергнуться остракизму, выходить за солдат замуж тотчас, не оставляя деревни.
Кроме этого поощрения, Шамиль принял самые строгие меры к оргаждению беглых от малейших притеснений горцев; и даже предоставил им, сравнительно с туземцами, гораздо большие привилегии. По словам Шамиля, этими мерами он вполне достигал предположенных целей.
12-го ноября. Сегодня я получил объяснение о способе продовольствия горцев солью. В Каратинском обществе, верстах в 15-ти от аула Карата, есть две деревни: Инхелю и Конхидатль, жители которых, хотя и носят по обычаю оружие, но совершенно не способны к военному делу по крайней своей трусости.
В одной версте от Инхелю и в 3-х верс. от Конхидатля, протекает Андийская Койсу, берега которой, в этих самых местах, изобилуют горько-соляными родниками, а вокруг них землей, тоже содержащей в себе много соляных частей.
С незапямятных времен, жители Инхелю и Конхидатля занимаются добыванием соли, что и составляет для них единственное средство к существованию.
Способ добывания соли состоит в следующем: Возле родников каждое семейство устанавливает большой деревянный ящик врывая его в землю. На этот ящик ставится другой, меньших размеров. На дне последнего есть отверстие, заложенное редким холстом. После этого верхний ящик наполняют землею, содержащею в себе соляные части, и поливают ее водою из родников. Вода стекает в нижний ящик; оттуда разливают ее по бурдюкам, и тотчас же отвозят на ишаках (ослах) в деревни, где соль подвергается выпарке.