Аккорды мракобесия
Книга четвёртая
Василий Варга
Замечания и предложения принимает автор по адресу vasily_33@mail.ru
© Василий Варга, 2022
Василий Варга
Рецензия
Уважаемые читатели, искренне надеемся, что книга «Аккорды мракобесия» Варги Василия окажется непохожей ни на одну, из уже прочитанных Вами в данном жанре. В главной идее столько чувства и замысел настолько глубокий, что каждый, соприкасающийся с ним становится ребенком этого мира. Периодически возвращаясь к композиции каждый раз, находишь для себя какой-то насущный, волнующий вопрос и незамедлительно получаешь на него ответ. Один из немногих примеров того, как умело подобранное место украшает, дополняет и насыщает цветами и красками все произведение.
В ходе истории наблюдается заметное внутреннее изменение главного героя, от импульсивности и эмоциональности в сторону взвешенности и рассудительности. Отличный образец, сочетающий в себе необычную пропорцию чувственности, реалистичности и сказочности. Все образы и элементы столь филигранно вписаны в сюжет, что до последней страницы «видишь» происходящее своими глазами. По мере приближения к исходу, важным становится более великое и красивое, ловко спрятанное, нежели то, что казалось на первый взгляд. Автор искусно наполняет текст деталями, используя, в том числе, описание быта, но благодаря отсутствию тяжеловесных описаний произведение читается на одном выдохе.
Произведение пронизано тонким юмором, и этот юмор, будучи одной из форм, способствует лучшему пониманию и восприятию происходящего.
По мере приближения к апофеозу невольно замирает дух и впоследствии чувствуется желание к последующему многократному чтению.
«Аккорды мракобесия» Варги Василия читать можно с восхищением, можно с негодованием, но невозможно с равнодушием.
01.09.2017 (Рецензия Ридли)1
В эту ночь Ильич не мог заснуть ни до трех, ни после трех ночи, и только когда мелодичный звук больших часов, висевших на стене, пробил в шесть утра, у него открылись отяжелевшие веки, и вновь невольно стали закрываться глаза, унося его в неизвестность. Едва он слегка засопел, как появились две женщины Инесса и Надя.
Надя плакала, не вытирая слез, а Инесса подмаргивала, ее тонкие белые руки стали расстегивать халат, и она легкой походкой поплыла на ложе любви.
Надя робко намекала на свои права, но в постели, казалась серой мышкой, старой и холодной, как ледовитый океан, а Инесса куда ее девать, ее красота уже стала изматывать гения революции.
Это стало вредить делу революции и счастью всего народа. Прости, Инесса. Я тебя отправлю к Фрунзе, и ты больше никогда не вернешься. Таков закон жизни, таково веление истории. Вождь не имеет права рисковать своим здоровьем. Риск уже был. Это покушение, теракт, а что он мне дал? А ничего не дал. Я мог быть просто убит. До чего гении бывают несообразительны в пустяковых вопросах! Они бывают даже глупы. А Каплан мой грех ее уже расстреляли. Правильно сделали, надо было бежать, а не стоять, и ждать, когда тебя арестуют. А ты, Инесса, прости. Это судьба. Я ничего не могу сделать. Сам загнал себя в угол. Нет, ты меня загнала и за это должна поплатиться.
И вот уже 8 утра. Его тормошат, он встает, идет умываться. А видения сна не покидают его
* * *Никто не знал, что вождь начал страдать головными болями, и тогда, когда это начиналось исподтишка, незаметно, он скрывался, обычно убегал в ванную под душ, открывал кран с холодной водой и лил на раскаленную лысину, все время увеличивая струю. Обычно боль проходила и всякие нетрадиционные мысли улетучивались, но в этот раз туман в голове оставался и мысли о гибели революции, от которых цепенело все его тело, все больше сжимали грудь и сдавливало шею. Трудно становилось дышать и упругость в ногах ослабевала. В этот раз он грохнулся на пол и зарыдал. Вызывать скорую невозможно, никак, никто не должен знать, что с ним происходит; во всяком случае, пока есть такая возможность.
Это был третий или четвертый приступ, с которыми он справлялся, и этот тоже был побежден. Он вскочил, радостный, слегка озабоченный и вытер свое холодное тело полотенцем, стоя на собственных ногах.
А дальше начал мыслить. Достигнуто так много. Россия почти завоевана, Белая армия разгромлена. Сынки богатых и знатных мужей России стараются убежать за границу. Сейчас, в это время, из Крыма водным транспортом, на баржах, присылаемых из Франции уплывут тысячи врагов революции. Сколько их там в Крыму?
Надо их сбросить в море всех, до единого. Нельзя допустить, чтобы около двухсот пятьсот тысяч юнкеров удрали во Францию или другие страны. Но как это сделать, кого послать в Крым? Все заняты, везде идет война. А беженцы могут помешать делу мировой революции, они сразу же, начнут распространять всякие небылицы о большевистской жестокости. Хотя это было, надо признать, но как без жестокости, если враги не хотят сдаваться добровольно? Россия почти что завоевана большевиками, но «Дело не в России, на неё, мне наплевать это только этап, через который мы приходим к мировой революции!» пробила лысину свежая мысль, которую надо было зафиксировать.
«Я в России уже всего достиг, сумею ли этим воспользоваться? Или нет, не так. Если мне на Россию наплевать, то только тогда, когда совершится эта мировая революция, а пока нет. Россию я уже скрутил в бараний рог, хотя этого недостаточно, надо уничтожить старое поколение и вырастить новое, молодое, у которого не будет отца, а отцом всех двуногих, зомбированных животных, буду только я Ленин.
2
Озабоченный положением дел в Крыму, вождь долго искал, кого бы послать вдогонку за отступающими армиями белых, которым ничего не оставалось, как ждать счастливой возможности навсегда покинуть свою Родину и найти приют в гостеприимной Франции и в других странах.
Он просто не хотел оставлять их живыми, хотя они никакой опасности для него больше не представляли. Он мстил им за их жизнь. Как это так? они родились в России, ненавистной ему России, и посмели поднять руку на него как на «освободителя» трудящихся? Они должны были примкнуть, а они отвернулись от него.
Красная армия, его армия, состоящая из пролетариев разной национальности, венгров, китайцев, латышей, и евреев, созванных со всей Европы, стала сплоченной и боевой под командованием Бронштейна-Троцкого, который быстро наладил железную дисциплину. Даже жалобы на него поступали. Второй человек, после него, Бронштейн- Троцкий любил баловаться. Выстраивал полк в одну шеренгу и каждого десятого красноармейца отстреливал на глазах у всех остальных. Вражья бледность на лицах красноармейцев свидетельствовала о том, что они осуждают поведение командарма, но Троцкий и видел и чувствовал недоброе деяние, тут же начинал реабилитироваться. Он награждал каждого, стоящего в строю хорошим пайком, табаком, хлебом с маслом и деньгами, но чаще орденами, и тут же благодарил за преданность мировой революции. Он буйствовал и давал возможность буянить простым солдатам, показывал пример, как надо вести себя по отношению к подозреваемым. А потом уезжал в другой полк.
Красные головорезы рассыпались по домам крестьян, либо горожан, национализировали все что было в доме, насиловали жен и дочерей на глазах у хозяина, и пьяные возвращались на свои стоянки, распевая революционные песни.
Все главные бандиты, командиры рот, надевали кожаные тужурки, вооружились маузерами и отправились на фронты, к своим, имея неограниченные полномочия. Они и там, среди красных, без суда и следствия расстреливали командиров дивизий, в основном выходцев из рядов царской армии, вешали их на площадях для устрашения.
3
Грузин Коба Джугашвили соревновался с Бронштейном (Троцким) по количеству уничтоженных, бывших царских офицеров, которые якобы плохо служили делу революции. Ленин знал об этом и молчал, в своей неадекватной душе поощрял это соревнование, хорошо отзываясь о массовых экзекуциях, так называемых контрреволюционеров. Вообще, Ленин с прытью маньяка поощрял убийства, особенно массовые, грабежи церквей и монастырей, называя это экспроприацией.
В этом его бессмертная заслуга перед русским зомбированным народом.
А тут бурлящий Крым. Экая бяка. Да этот Крым надо полностью уничтожить: часть расстрелять, часть повесить на фонарных столбах и деревьях, даже на памятниках, а потом и памятники уничтожить.
Только нужно послать туда стойкого, мужественного революционера, не знающего, что такое жалость. Только, как и где его найти? Дзержинский подошел бы, но кто будет расстреливать непокорных в подвале?