Подводя итог, хочется отметить, что, с точки зрения автора, основные задачи данного исследования состоят в том, чтобы попытаться объединить темы, касающиеся генезиса идеологии Московской Руси, сути и восприятия природы княжеской власти, а также особенностей развития концепта «Русской земли» как вотчины московских князей, в едином ключе, наметив новые подходы к комплексному изучению вышеуказанных проблем. По нашему глубокому убеждению, исследование периода образования Русского государства далеко не завершено. Это время скрывает великое множество исторических тайн, но вместе с тем его изучение может дать ответы на многие вопросы, актуальные для современной России, понять, кто мы есть на самом деле и куда лежит путь нашего народа.
Глава 1
О книжниках и развитии общественно-политической мысли в Московском княжестве в XIV начале XVI века
А писали многогрешнии дьяци Мелентии да Прокоша.
Благословите их, а не клените
Похвала Ивану Калите из «Сийского Евангелия»Большинство дошедших до нас источников по истории XIV-XVI вв. были созданы именно книжниками придворными княжескими или митрополичьими летописцами, агиографами и публицистами, принадлежащими, в большинстве своем, к среде православного духовенства. Историю практически любого русского средневекового произведения можно представить, прежде всего, как историю работы над ним древнерусского книжника. При этом книжники, как правило, не просто копировали текст той или иной летописи или произведения, а вносили в текст сознательные или подчас бессознательные изменения, создавали новый памятник на основе предшествующих списков или исправляли текст, доставшийся им от предшественников в соответствии со своими задачами и мировосприятием[56].
Исследователи выделяют множество градаций «книжных деятелей», помимо, собственно, авторов[57], а именно редакторов текста, составителей различных сборников или летописных сводов, стилистических правщиков и др. В процессе работы древнерусского книжника текст получал частицу его индивидуальности, а также претерпевал ряд изменений от существенных, порой меняющих смысл всего текста до совершенно незначительных, вызванных прежде всего невнимательностью. Степень «вмешательства» книжника в тесты была также разная: переписывая тексты летописей или каких-либо публицистических произведений, он мог позволить себе дополнять их кусками собственного сочинения, компилировать различные редакции, добавлять пространные комментарии, существенно меняющие первоначальный текст.
В то же время важной частью работы книжников было переписывание текстов религиозного характера, таких как Евангелие, Псалтырь, сочинения отцов церкви и др. Подобные сочинения были в любом древнерусском монастыре, их совокупность складывалась в так называемые монастырские сборники, составлением и обновлением которых также занимались книжники. При этом в подобных сборниках могли присутствовать как объемные религиозные сочинения, как, например, широко распространенная в средневековой Руси «Лествица» Иоанна Синайского и другие труды святого, так и отдельные небольшие «слова», поучения и отдельные статьи, объединенные в сборники. В монастырях регулярно составлялись списки имевшихся книг, сами сочинения обновлялись и переписывались, над одной книгой могли работать сразу несколько книжников, живших в разное время, придавая тем самым тексту определенную уникальность. Вышеуказанные тексты, без сомнения, подвергались значительно меньшей редактуре, чем летописи или же публицистические произведения, хотя и получали частичку «индивидуальности» работавшего над ними книжника.
Таким образом, «индивидуальность» книжника сталкивалась с «индивидуальностью» текста[58]. При этом нельзя сказать, что древнерусский книжник оставался «один на один» со своим текстом: его окружали другие книжники, которые могли вести с ним совместную работу над одним текстом. Важную роль играл заказчик влиятельное светское или духовное лицо, заинтересованное в определенном изложении событий, и, наконец, сам книжник принадлежал к особой социокультурной среде со своими ценностями, в то время как его труд имел идейное значение для той или иной обстановки[59].
В процессе изучения деятельности древнерусских и московских книжников, конечно, стоит упомянуть проблему авторства. В некоторых случаях мы знаем имя книжника-составителя или даже заказчика летописного свода, как, например, монаха Лаврентия, переписавшего для суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича летопись, впоследствии названную Лаврентьевской в его честь. Краткие заметки об авторах также встречаются в публицистических произведениях, как, например, в Похвале Ивану Калите из Сийского Евангелия, известно имя Софония Рязанца, вероятного автора «Задонщины». Иногда сведения о книжнике-создателе, заказчике и даже месте написания содержат тексты религиозного содержания, однако часто древнерусские книжники XIVXVI вв. авторы и переписчики различных текстов остаются безымянны, хотя даже этот, некоторое время назад непоколебимый, тезис в новейших исследованиях часто подвергается критике[60].
В процессе изучения деятельности древнерусских и московских книжников, конечно, стоит упомянуть проблему авторства. В некоторых случаях мы знаем имя книжника-составителя или даже заказчика летописного свода, как, например, монаха Лаврентия, переписавшего для суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича летопись, впоследствии названную Лаврентьевской в его честь. Краткие заметки об авторах также встречаются в публицистических произведениях, как, например, в Похвале Ивану Калите из Сийского Евангелия, известно имя Софония Рязанца, вероятного автора «Задонщины». Иногда сведения о книжнике-создателе, заказчике и даже месте написания содержат тексты религиозного содержания, однако часто древнерусские книжники XIVXVI вв. авторы и переписчики различных текстов остаются безымянны, хотя даже этот, некоторое время назад непоколебимый, тезис в новейших исследованиях часто подвергается критике[60].
Как отмечалось выше, в контексте данного исследования под собирательным термином «книжники» мы будет подразумевать не только средневековых летописцев и агиографов, о специфике работы которых упоминалось выше, но также и авторов других письменных памятников, таких как послания, поучения, похвалы и др., так как авторы этих памятников, зачастую занимавшие важнейшие церковные должности, также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и являлись носителями тех же идей и ценностей. Значения термина «книжники», как нам представляется, можно распространить еще шире на авторов всех письменных памятников, включая духовные и договорные грамоты русских князей, памятники законодательства и др., которые хотя сами и не являлись непосредственными авторами текстов, однако также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и обладали тем же мировоззрением.
***
Период истории русского средневековья XIVXVI вв. традиционно именуется периодом складывания Русского централизованного государства на землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Именно в это время следует искать предпосылки образования самого крупного и одного из мощнейших государств средневековой Европы, поскольку тогда формировались политическая и экономическая системы, происходило складывание социальных институтов, отличных от Древнерусского государства. Однако объединение русских земель происходило не только силой меча и дипломатии. Параллельно с процессом политического объединения шла всеобъемлющая идеологическая работа, которую проводили московские книжники. Характер их деятельности свидетельствует, по мнению А.А. Шахматова, об общерусских интересах, о единстве русских земель в такую эпоху, когда эти понятия едва только возникали в мечтах московских правителей[61].
Вместе с тем было бы неверно представлять московских книжников исключительно как выразителей идей и чаяний правящего класса Московского княжества. В большинстве своем представители общественно-политической мысли Московской Руси, принадлежавшие к среде духовенства, осуществляли свою работу в соответствии с религиозным восприятием окружающего мира и происходящих в нем событий. Обладая доскональным знанием Священного Писания, а также других христианских текстов, древнерусские книжники в своих сочинениях проводили параллели с библейскими сюжетами, постоянно находя в окружающих событиях свидетельства Божьего Промысла. Подобные «религиозные мотивы, вплетающиеся в ткань произведений древнерусских книжников», по мнению А.И. Клибанова, «не могут быть отброшены как довески или шелуха без ущерба для изучения их как памятников средневековой мысли и литературы»[62].
Кроме того, нельзя не отметить другую специфическую черту, а именно особый провиденциализм, свойственный всем без исключения древнерусским книжникам и авторам. Восприятие и изображение политических событий, таких как, например, борьба князей за великое княжение Владимирское или нападения татар на русские земли, осуществлялось в рамках свойственного средневековому сознанию представления о том, что события земной жизни, как человека, так и целого народа, являют собой отражение событий мира духовного. В творчестве древнерусских книжников действовал принцип, согласно которому то или иное событие играло значимую роль, «поскольку оно являлось со-Бытием»[63], в то время как различные факты земной жизни представлялись древнерусским книжникам не иначе как знаками, связанными с Божьим Промыслом и непосредственным волеизъявлением Творца[64]. Древнерусские летописцы в своих произведениях редко выражали безусловную поддержку тому или иному правителю, предпочитая наблюдать и подмечать божественные знамения, а также вписывать современные им события в собственную картину мира, сообразно с законами Священного Писания.