Глеб, заноси ко мне своего телёнка? пролепетал он, показав на сома. Сейчас зажарим его и под водочку приговорим. А водки у меня вдоволь. Премию нам с Нильсом дали хорошую. Вот я и гуляю.
А Нильс тоже гуляет? спросил Глеб.
Нет, он гулять не может, Феликс копейку только может копить. Глупый, не понимает, копи не копи, всё равно в земле деньга не нужна будет? Жизнь то одна у нас, а в счастливую загробную житуху я не верю. Глеб щелчком выкинул недокуренную сигарету на пыльную дорогу и встал с травы:
Извини Иван? взвалил он сома на левое плечо, в следующий раз мы с тобой рыбкой закусим, а этого я Феликсу несу.
Молодчага Глеб! пьяно икнул Иван, значит, Миру Мир! Вражде больше не бывать?
А у нас, её и не было, сделал шаг вперёд к Горбунову Глеб, была не вражда, а кратковременное непонимание, пояснил он и, увидав быстро скрывшую за густым вьюном голову Ивана, продолжил свой путь.
Во флигеле он, огурцы с Зоей солят, раздался ему в спину голос Ивана. Минуя разобранное крыльцо, и покосившийся забор Глеб переступил двор Феликса Нильса. Пройдя по тыквенной бахче, он подошёл к флигелю, дверь которого была настежь раскрыта. Феликса, видно, не было, но голоса его и жены были отчётливо слышны. Глеб положил сома на старую раму без стёкол, валявшуюся около флигеля, и крикнул Феликса:
Хозяин, выходи на нерест? Феликс уже знал, что Глеб смягчился после разговора с Карпом и ждал постоянно сближения, но сам встреч с ним не искал. Он отложил засолку огурцов, предупредив жену, чтобы она на улицу не выходила и, выйдя навстречу к Глебу, закрыл за собой дверь. Глеб первый протянул ему руку и сказал:
Ты вот, что Феликс, если хочешь на большую рыбалку съездить, собирайся завтра с ночевкой. Поедем за стерлядью, Карпа тоже можешь взять с собой. Он давно уже просится у племяшей, да и я ему обещал, что возьму с собой. А этого сома закопти или зажарь. Не экономь его. У нас с тобой такой рыбы целый воз к зиме будет. И давай забудем про чёрную кошку, которая бегала между нами? Я думаю, был не прав, что плохо думал о тебе! Мне, кажется, ты мужик железный и тебе доверять можно?!
Феликс разволновался, от покаянной речи Глеба и заходил вокруг него:
Я Глеб ничего. Я не обижаюсь, завибрировал его голос. Я же помню твои слова, когда ты мне сказал, что нам с коммунистами не по пути. В этих словах был глубокий смысл заложен. Ведь действительно в нашем лагере и блатных хоронили и сук. Так, что я понял, почему ты меня отлучил от себя. И я благодарен тебе за это! Кто его знает, чтобы со мной было приди я в стан блатных? Или пику в бок получил или удавку бы накинули? Он склонился к сому и словно кошку погладил его по хребту. Затем, вытерев руку об старые штаны, встал:
А в какое время на рыбалку поедем? спросил он уже, успокоившись.
Приходите к восьми вечера на мостки, и сразу отчалим, сказал Глеб. Засветло надо сети бросить. С этими словами он скрипнул калиткой и покинул двор Нильса.
ДОРОГОЙ ГОСТЬ
Часом позже у него в доме появится долгожданный и дорогой гость Пётр Барс. Глеб ждал его со дня на день, так как получил недавно телеграмму такого текста: «Буду на днях с визитом» Пётр. В бостоновых брюках, заправленных в хромовые сапоги, и одной рубашке он будет, стоять перед Глебом, и улыбаться, сверкая золотым ртом. По его виду нельзя было сказать, что он болен туберкулёзом. Друзья обнялись, крепко похлопывая друг друга по спине, а Дарья сразу начала замешивать тесто на пироги.
Как здоровье брат? спросил Глеб, я думал, ты серьёзно болен, а ты весь блестишь и светишься. Никак подлечился?
Я здоров, как бык, сказал Пётр, и никогда не болел, а на больничку пришлось спрятаться. В розыске я по непонятному делу. Могут накрутить хвоста ни за что, а мне не в кайф сидеть за чужие грехи. Вот когда разгребут это дело, тогда я смело буду ходить по своему городу.
Глеб взял с полки кошелёк и, засунув его в карман брюк, сказал:
Пошли ка мы с тобой на Кубик сходим, и там за пивом ты мне расскажешь о своих мытарствах, пока Дарья на стол готовит. У нас можно не прятаться. Легавых здесь не бывает. Меня давно не проверяют, знают, что я работающий инвалид, живу рыбной ловлей да плотничаю помаленьку. Одному племяннику дом пристроили, сейчас второму варганим.
Я здоров, как бык, сказал Пётр, и никогда не болел, а на больничку пришлось спрятаться. В розыске я по непонятному делу. Могут накрутить хвоста ни за что, а мне не в кайф сидеть за чужие грехи. Вот когда разгребут это дело, тогда я смело буду ходить по своему городу.
Глеб взял с полки кошелёк и, засунув его в карман брюк, сказал:
Пошли ка мы с тобой на Кубик сходим, и там за пивом ты мне расскажешь о своих мытарствах, пока Дарья на стол готовит. У нас можно не прятаться. Легавых здесь не бывает. Меня давно не проверяют, знают, что я работающий инвалид, живу рыбной ловлей да плотничаю помаленьку. Одному племяннику дом пристроили, сейчас второму варганим.
Вижу, как вы развернулись, произнёс Пётр, я, когда приезжал сюда в шестьдесят третьем, на этом месте стояла самая настоящая халупа. А сейчас подходил к дому, смотрю, хоромы возвели.
С твоей помощью Пётр, пропела Дарья, очищая руки от прилипшего теста. Они вышли на улицу, и пошли к пивному ларьку. Недалеко от него паслись на лугу бычки и козы.
Закуски тут много гуляет, заметил Пётр.
Тут и уткам привольно живётся, сказал Глеб и, проходя мимо годовалого бычка, привязанного к столбу, похлопал его по боку.
А это наш Семён, к зиме на мясо пустим. Взяв в ларьке шесть кружек пива, они приземлились рядом на травке под раскинувшим свои ветки клёном. Здесь была небольшая тень, и солнце не так сильно докучало им своими палящими лучами.
Так что за дела у тебя там непонятные? спросил Глеб, чувствую дело с оскоминой?
Пётр достал Беломорканал из портсигара и, постучав мундштуком папиросы о его крышку, сказал:
Ты «нашим» на сходке не говори, что я у тебя? Я когда в непонятное дело попал, всех предупредил, чтобы тебе не говорили. Всё таки ты меня короновал, стыдно было, что меня какая то сявка разула. Думаю, сам разгребу этот мусор, тогда появлюсь у тебя. А попал я действительное в серьёзное дело, и помочь в этой заварухе мне можешь только ты. У тебя награды и внешность солидная, больше не на вора смахиваешь, а на бравого офицера. Поэтому лучше тебя никто не справится с командировкой в Ригу. Я не говорю прямо сейчас собираться в дорогу. Надо списаться с киномехаником и хорошо подготовиться к этой поездке. Понимаешь, вышку мне могут дать не разобравшись. Замочили отставного генерала в городе Риге, по фамилии Березин, зовут Матвей Всеволодович. Замочили прямо в квартире, вместе со своей бабкой. Это был не простой генерал, Герой Советского Союза, работал до своей смерти в Наркомате внутренних дел, то есть сейчас КГБ. Убийцы забрали у него некоторые трофейные ценности, ювелирные изделия, фарфор и кучу бабок. Может на меня бы и не подумали, если бы этот генерал не жил подо мной. Это не моя квартира была, я жил там, у капитана дальнего плавания, брат которого работает киномехаником в Риге. Погоняло, у него на зоне было, Финн. Мы с ним в нормальных отношениях были на последней зоне. Ему я доверял как самому себе. Он мужик кремень лишнего не сболтнёт и косяков не нарежет. Грамотный, на морехода учился. Так вот, когда менты начали пронюхивать у соседей про убийство, я сразу пятки намазал оттуда. Верняк, бы на меня подумали.
А что ты думал, менты про тебя очерк в журнале Огонёк напишут, как о хорошем соседе? засмеялся Глеб.
Я бы не против очерка был, поняв шутку друга, сказал Барс и продолжил: Менты, конечно, сразу дознались у соседей, что подозрительная личность жила продолжительно время в квартире капитана. Пришли с обыском в хату, а там повсюду мои отпечатки. Раз плюнуть им было, чтобы узнать, кто проживал в квартире капитана, и устроили за мной охоту. Я рванул домой в Новочеркасск, а меня и там пасут. Пришлось спрятаться в Черновцах в одной из больниц. По протекции этого самого киномеханика Финна, меня пристроили там сторожить морг. Ты понимаешь мне вышка корячиться, а я не при делах. И срок прошёл приличный со дня убийства, но легавые и рогом не шевелят. Падлы зациклились на мне, других гастролёров искать не хотят. Думаю, сам найду мокроту и заставлю пойти с повинной. Весь преступный мир подключил к этому. Но те затаились, не выкидывают ворованные вещи на продажу.
И много добра было? поинтересовался Глеб.
Там пару картин дорогих пропало, вроде восемнадцатого и девятнадцатого века. По ним я и думал с лёгкостью найти убийц. Коллекционеров тоже всех предупредили, чтобы дали знак, если что то всплывёт похожее. Но есть у меня подозрение, что замочили и ограбили генерала случайные люди. А таких пассажиров искать, хуже нет. Боюсь, сбагрили они всё добро, какому-нибудь иностранному морячку? Тут уже пиши пропало. Бегать и прятаться в подполье мне уже надоело. Я уже на пределе. Чую, амба подкрадывается ко мне, а я могу не выдержать и дать старт своей нервной системе. Понимаешь, за всю масть, могу сотворить, что богу может не понравиться. Глеб выслушал Петра до конца и залпом выпил пиво. Затем, утерев ладонью губы, спросил: