Напасть на чеченцев, разбить их и рассеять, было делом нескольких минут. Чеченцы и союзники их упали духом. Бунтовавшие кумыки первые явились с половиною головою и казалось спокойствие в этой части Кавказа было восстановлено на долгое время.
Из кумыков более других участвовали в бунте жители деревни Старый Аксай, прямо против Герзель-Аула, на противоположном берегу реки Аксая, находившейся. С самого начала возмущения соединились с чеченцами, они вместе с ними осаждали Герзель-Аул, и много наносили вреда осажденным. Зная хорошо местоположение и слабейшие части укрепления, они направляли на них нападения. Особливую же услугу оказали бунтовщикам тем, что отрезали воду у гарнизона и тем довели было его до опасного положения.
Но не все Аксаевцы равно были виноваты. Лучшие князья их, в том числе главный начальник всех кумыков Муса Касаев, майор нашей службы, потом уже дослуживший до генерал-майорского чина, при первой вспышке мятежа перебрались в Герзель-Аул и помогали русским. Другие, неуспевшие этого сделать, удалились в другие кумыкские селения, остававшиеся нам покорными. Некоторые по неволе присоединились к бунтовщикам. Простой народ, всегда легкомысленный и легковерный, вовлеченный в бунт заявленными врагами России, заслуживал снисхождения. Надобна было разобрать кто прав, кто виноват, кому должно было оказать снисхождение, кого наказать строго. Генерал Лейтенант взял на себя это дело и отдал приказ собрать всех аксаевцев в крепость. Повиновение их, внушаемое страхом, было там велико, что все, даже известные враги русских, явились на этот призыв в назначенное время.
Это было в конце июля. День был жаркий, солнце палило полуденным зноем. Лисаневич и Греков были вместе, в занимаемом ими доме, когда им сказали, что аксаевцы уже собрались. Лисаневич, всегда пылкий и неукротимый, накинув на себя сюртук выскочил тотчас на крыльцо, и зная довольно хорошо татарский язык зачал бранить собранную толпу и упрекать в измене, потом, взяв в руки список зачинщикам бунта, стал вызывать их по одиночке. В это время вышел и Греков, вполне одетый, но по странному случаю без сабли. Опытный глаз его тотчас заметил, что, вопреки отдаленному им приказу, при аксаевцах не было особого караула, и он тотчас отправил офицера привести взвод солдат с гоубвахты и велеть, на всякий случай, всем быть готовыми. Между тем Лисаневич продолжал вызывать наиболее виновных и отправил под караул трех или четырех человек. Следующий по списку был Учур мулла. Лисаневич произнес это имя, но никто не являлся; он повторил вызов, и опять никого не было. Наконец, нетерпеливый Лисаневич в третий раз начал вызывать им требуемого, с бранью и угрожаемо: тогда выдвинулась из толпы, бледная фигура с мрачным лицом и стала медленно приближаться к генералу. Лисаневич тотчас заметил, что у Учура не был отобран кинжал и велел снять его. Учур сам начал отстегивать пряжку ремня, на котором висело это роковое оружие: но вдруг выхватив его из ножен бросился на Лисаневича и вонзил его в левый бок генерала по самую рукоятку. Лисаневич упал на руки стоявшего возле него адъютанта, а Учур, выхватив кинжал из раны, в то же мгновение кинулся на Грекова, который видя неминуемую беду и не имея при себе оружия, бросился бежать по направлению к занятой им квартире. Одним скачком догнал его Учур и ударил в спину так, что конец кинжала вышел в грудь и Греков упал мертвым. Третий предмет мести, на который бросился изувер с убийственным своим оружием, был главный пристав кумыкского народа майор Филатов. Но этот человек, небольшого роста, с отвислым брюхом и красным носом, показал более других присутствия духа. Он успел схватить первый удар. Потом, чувствуя что у него перерезаны пальцы и он не в состоянии более удерживать кинжала, бросился прямо на Учура, успел схватить его под мышки и прижал его крепко к себе, так, что Учур не мог уже свободно действовать своим оружием и наносил Филатову на спине не опасные раны. Борьба эта продолжалась несколько секунд. Вдруг раздался выстрел и бездыханный Учур повалился к ногам Филатова. Выстрел этот был сделан урядником из чеченцев, находившегося при Филатове и должен бы был положить конец всей этой кровавой сцене, но не так вышло.
В самую минуту выстрела, приблизился к месту произшествия взвод солдат с гоубвахты, за которым, как выше сказано, послал Греков. Смертельно раненый Лисаневич, в безпамятстве ли от полученной раны * (Лисаневич жил еще 4 дня, перенося с удивительным терпением и твердостью духа мучение, причиняемые ему смертельною раною. Он утверждал до последней минуты, что не помнит чтобы у него вырвалось роковое слово: коли их), или же думая что заговор против него, Грекова и всех русских был общим всех аксаевцев, закричал: коли их; и это вырвавшееся может быть в беду горячки приказание, по несчастью ни кем не было оставлено в исполнении.
В самую минуту выстрела, приблизился к месту произшествия взвод солдат с гоубвахты, за которым, как выше сказано, послал Греков. Смертельно раненый Лисаневич, в безпамятстве ли от полученной раны * (Лисаневич жил еще 4 дня, перенося с удивительным терпением и твердостью духа мучение, причиняемые ему смертельною раною. Он утверждал до последней минуты, что не помнит чтобы у него вырвалось роковое слово: коли их), или же думая что заговор против него, Грекова и всех русских был общим всех аксаевцев, закричал: коли их; и это вырвавшееся может быть в беду горячки приказание, по несчастью ни кем не было оставлено в исполнении.
Солдаты наши, видя главного начальника своего и генерала Грекова плавающих в крови, майора Филатова то же израненного, и услышав приказ коли их, бросились со штыками на безоружнную толпу кумыков, началась резня, какой не часто бывают примеры. Тут не было никому пощады, никакого разбору: виновные в возмущении и преданные нам равно были убиваемы без всякой жалости. Солдаты, находившиеся на гоубвахте и в казармах, услышав шум и крик охватили ружья и спешили на помощь своим товарищам. Несчастные кумыки бросились бежать к крепостным воротам, но нашли их запертыми. Там началось убийство, ужаснейшее прежнего. Куча трупов скоро стала превышать ворота, и несколько человек, карабкаясь по телам своих одноземцев, успели перебраться за крепость; но по несчастью почти у гласиса встретила их команда, возвращавшаяся с фуражировки, и они все были побиты до одного человека. Из всех собранных в Герзель-Ауле аксаевцев спаслись только те, которых успели защитить наши офицеры, знавшие их лично. Более 300 трупов кучами лежало в крепости. Многие из совершенно нам преданных, и даже находившихся в нашей службе, были убиты. В числе их был отец того самого урядника, который метким выстрелом поразил Учура муллу и спас Филатова.
Кровавый этот день имел важные последствия: по общему понятию азиатцев о праве возмездия, кумыки щитами убийство невинных их братьев, за злодейство одного изувера, делом правильным и обыкновенным, и потому оставались спокойными. Но непримиримые враги русских чеченцы, узнав что Лисаневич, и страшный для них Греков убиты, ободрились и начали приготовляться к новой отчаянной борьбе с нами. Назначено было общее собрание всего чеченского народа, для совета что им предпринять должно. Явился новый пророк, который опять предсказывал несомненную удачу. Посланы были нарочные ко всем соседственным горцам, чтобы и их склонить к участью в общем для всех мусульман деле; и можно было опасаться, что все народы, находящихся на левом фланге линии, от Владикавказа и Сунжи до Каспийского моря, даже северней Дагестан, поднимут против нас оружие.
На правом фланге, т. е. со стороны Закубанских народов, тоже должно было опасаться вторжений в наши границы, тем более опасных, что Закубанцы, вопреки прежнему своему обычаю, начали их делать значительными массами. Смерть Лисаневича и Грекова, скоро стала и там известною и воспламенила фанатизм всех изуверов. Учура муллу считали святым и мученником, и имя его разносилось по всем горам, вместе с криками мщения и ненависти к русским. Войска же наши, разсеяные по всей линии, на пространстве более 700 верст, лишась главного начальника и лучшего генерала, упали духом и начали приходить в уныние. Отдельные командиры не знали что им делать, от кого получать приказания, кому повиноваться.
Эти смутные обстоятельства могли быть поправлены только личным представлением генерала Ермолова на северной стороне Кавказа; но другие дела удерживали его в Тифлисе. Сверх того, он не мог явиться на линию иначе, как с значительным отрядом войск; для чего должно было их двинуть из Грузии, из Дагестана и с Кубани; подвергся в самые несносные жары изнурительным переходам. По этим причинам, Ермолов отложив на некоторое время свой выезд из Тифлиса, немедленно по получении известия о смерти Лисаневича и Грекова отправил на Кавказскую линию начальник штаба генерала Вельяминова, а сам, уже в конце августа, с одним батальоном 41 егерского полка и одною ротою Тифлисского отправился через горы, и из Владикавказа через Преградный Стан и крепость Грозную прибыл в Червленную. Другим батальонам велено тоже быть на Тереке в назначенное время; и в половине сентября отряд, в котором было до 5000 человек пехоты, казаков и артиллерии, под начальством самого Ермолова был сосредоточен близ Амир-Аджи-Юрта.