*
Примечание 13:
Анна была уверенна, что Гарик прощал ей скандалы, дикие выходки и т.д. Но на самом деле, Гарик ничего не прощал. Это были его инвестиции в себя. Расходы на алкоголь и бессмысленные траты это была осознанная Гариком тема, которую он вскоре закрыл, как вы увидите из продолжения истории. Гарику важно было сделать привычной раскачку «скандал чувство вины». Это очень просто: абьюзированная, накортизоленная жертва ищет дофамина, чтобы вернуться хотя бы в состояние покоя, но вместо этого ее все больше нагружают чувством вины, приучают к алкоголю и сдвигают оценку нормы в состояние неадеквата. Жертва как бы все время находится в чуть-чуть наадреналиненном состоянии, из которого не может оценивать реальность объективно, как бы в наркотическом тоннеле, всегда чуть-чуть во сне. С одной стороны, это постоянное подкрепление связи, а с другой постоянная готовность жертвы к нервному срыву. Разумеется, жертва в таком состоянии сливает свое напряжение неконтролируемо и достаточно маленького толчка в больное место, а потом ее очень удобно снова сделать виноватой, потому что она и сама собой дико не довольна. Но она не знает, что ей делать как компенсировать постоянный приход кортизола. И самый простой путь алкоголь. Получается замкнутый круг. В таком состоянии жертва уже ни на что не нужна, ее обычно вышвыривают за негодностью, находят новую. А у жертвы два пути:
осознать все и на остатках здоровья начать выбираться,
катиться дальше в пропасть алкоголя и депрессии
Но еще ни одной жертве не удалось отомстить. Самое большое, на что она способна освободиться. Но даже это удается немногим. Большинство продолжают зависеть от своего агрессора на расстоянии, боясь встретиться с ним.
***
Ты сказала, что он спаивал тебя?
Ну-у Вот да. Он хотел выгрызть из меня серединку и выбросить. Но что-то внутри ему мешало. Короче, не смотря на все это, я почувствовала рядом с ним свою силу как художник. Я больше не боялась быть собой. Мама отдала меня в художку, но она требовала, чтобы я рисовала только натурализм.
А я хотела в живописи звука, эмоции, чувства. Короче, мне всегда нравился экспрессионизм, а она любила малых голландцев. Я научилась писать натюрморты, как малые голландцы, но мне было в этом тесно. А когда я пыталась быть собой, мама уничтожала меня отрицанием ценности того, что я делаю. Меня словно кто-то хватал за руку всегда.
С Гариком мне стало наплевать на то, что думает мама. У меня внутри словно разгорелось большое теплое солнце. И это солнце настолько согревало меня, что давало силы противостоять Гарику. Я стала меньше плакать на его «воспитательных беседах», мы стали чаще просто сраться. А в какой-то момент мы стали больше друзьями, чем любовниками. Я не могла ему простить его ор и жестокость, с каждым разом желание секса становилось меньше. Он злился.
Я говорила ему не обижай меня, для меня секс не гимнастика. Он или не понимал, или не хотел понимать. И я даже начала чувствовать к нему пренебрежение, как к человеку, который не умеет сдерживать чувства. Но я жалела его, полагая, что это следствие дурного воспитания, абьюза и детских травм.
Потом он сказал, что мальчишки били его в школе. Собирались группой и били. Я сначала не поверила, подумала, что он врет, чтобы вызвать во мне сочувствие. Я же говорю, иногда я видела его грубую смешную неправду, но это и притупило мою осторожность. Я заглатывала свою гордыню и самомнение, разоблачая его фантазии, а он подсовывал в это время капельки невидимого яда, на которые я не обращала внимания. И вот этот яд отравил меня на самом деле.
Погоди! Но он же сделал выставку для тебя. Ты могла уйти!
Нет. Не могла. Я решила, что это мое самое родное существо. Ведь благодаря ему, во мне загорелось солнце. На гонорар от моей выставки мы купили крутую машину и поехали в путешествие. Это было самое то, о чем я мечтала ехать за рулем к морю.
*
Примечание14:
Это очень распространенный манипулятивный прием обвинить жертву в том, что она недостаточно сексуальна, доведя ее до этого своими действиями. Это все равно, что отругать ребенка, отлупить его ремнем, а потом его, рыдающего, заставлять есть котлету. Еда это то, с чем мы согласны, то, что мы хотим, то, что принимаем внутрь. Эту ошибку часто делают родители когда нет времени или еще по какой-то причине заставляют ребенка быстро съесть завтрак, обед или ужин, предварительно отругав. Они не дают ребенку времени пережить наказание, обдумать его и успокоиться.
Я уж не говорю о том, что плач ребенка редко бывает вызван самим наказанием, если это только не истерика: дети бегают, смеются до дури, кричат, заводят друг друга, взрослых не слышат, начинаются опасные игры, тогда взрослый останавливает заводилу, и ребенок начинает плакать, визжать, потому что ему остановили поток эндорфинов. То же самое происходит с желаемой игрушкой или конфетой. Это истерика, которую надо просто останавливать и точка. Но чаще всего безысходно и печально дети рыдают, когда их обидели незаслуженно, предали, обвинили напрасно.