Хотя мне очень нравится классический греческий язык, греческий язык Платона и Софокла, я все же считаю язык Шекспира и Китса самым прекрасным в мире. Вот почему я возмущаюсь тем, как им проституируют и как его деградируют современные носители. Аристократия Англии из снобизма унизила свой язык до нескольких обмылков. Поколения снобов пытаются отгородиться от среднего класса не совершенством речи, а идиотскими шибболетами[74]. Английский аристократ унижает свой язык так же, как уличный бродяжка, который знает только одно прилагательное «bloody» (кровавый). Английские аристократы глумятся над идеалом! Они знают очень много о внешнем: о теле и о мужской одежде, о социальных обрядах и тривиальных вежливостях Но, увы! Они мало что соображают об уме и вообще ничего не знают о душе. Ничего!!! Какой аристократ в Англии когда-либо думал о том, чтобы развивать свои мыслительные способности так же, как многие школьники тренируют свои мышцы? До почти совершенной силы и красоты, при этом инстинктивно зная, что ни одна мышца не должна быть чрезмерно развитой, но все должно быть в полной гармонии. Даже в этом индуистский йог знает больше о мышцах сердца, желудка и кишечника, как о наиболее важных частях тела. Ни один англичанин не считает сегодня позорным быть полным невеждой в отношении немецкого, французского, итальянского и русского языков, а заодно не иметь ни малейшего понятия о достижениях этих народов в области мысли, искусства и литературы
Верно, верно, воскликнул Барон, перебивая меня. Об этом необходимо упомянуть. Но что именно вы подразумеваете под «душой»? И как можно ее развивать?
Должен признаться, что сам мало разбираюсь в этом. Но побывав проездом в Индии, я успел как-то почувствовать ЭТО. В тот раз я пообещал себе вернуться и полгода-год усваивать мудрости Востока. Гаутама Будда всегда производил на меня впечатление одного из благороднейших людей, и там, где хотя бы одно дерево вырастает до неба, почва и климат должны быть достойны изучения. Но мы ушли далеко в сторону от нашей темы.
Позвольте мне сказать, подхватил Барон. Я думаю, что Франция почти во всех отношениях лучше Англии и ближе к идеалу. Каждый француз любого интеллекта уважает порождения ума искусство и литературу и старается говорить по-французски как можно правильнее, в то время как в Англии нет ни одного класса, который таким же образом заботился бы о прекрасном наследии своего народа. А какой вид напускает на себя английский аристократ! Он едва ли человек. Вы заметили, что единственные, кто не приходит на наши встречи, это английские студенты? И это притом, что они нуждаются в космополитическом образовании больше кого-либо иного.
***Афины хранят много незабываемых воспоминаний о моей жизни. Однажды я рассматривал фигуры в колоннаде Храма Ники Аптерос, когда вдруг заметил, что женские платья там туго обтягивают грудь, чтобы подчеркнуть очертания изысканной красоты изгибов чистая чувственность художника.
Тридцать лет спустя я спросил у Родена, что он думает об этом, и этот гений заявил, что изображения греческих богов Парфенона столь же неприкрыто чувственны, как и любые фигуры в пластическом искусстве.
В те дни в «Отеле дʼАтен» я встретил еще одного человека, который, возможно, заслуживает того, чтобы его запомнили. Однажды управляющий отелем представил мне высокого симпатичного англичанина.
Майор Гири, мистер Харрис. Я сказал майору, продолжал он, что вы больше знаете об Афинах и обо всей Греции, чем любой из моих знакомых. Майор хотел бы задать вам несколько вопросов.
Постараюсь ответить. Если смогу, конечно, сказал я, потому что майор Гири был хорош собой и, очевидно, принадлежал к высшему классу. Высокий и, конечно, хорошо сложенный, хотя и сказал мне, что несколько лет назад оставил королевскую артиллерию и теперь подвизался в компании «Армстронг»[75].
Дело в том, начал майор, что меня направили прорекламировать наш товар в этом регионе. Атташе в посольстве рекомендует прямо обратиться к королю Георгу I.
Бессмысленно. Король не поможет. Вы знаете Харилаоса Трикуписа[76]? Он сейчас вновь премьер-министр. Отправьте ему письмо, это будет лучший путь к его доверию.
Гири поблагодарил и последовал моему совету. Немного позже мы вместе пообедали, и я нашел его замечательным человеком. Как ни странно, майор оказался редким знатоком английской поэзии. Шекспира он знал скверно, но большая часть английской лирики была его коньком. При этом Гири проявил поразительный вкус и знания.
Гири поблагодарил и последовал моему совету. Немного позже мы вместе пообедали, и я нашел его замечательным человеком. Как ни странно, майор оказался редким знатоком английской поэзии. Шекспира он знал скверно, но большая часть английской лирики была его коньком. При этом Гири проявил поразительный вкус и знания.
Его любовь к английской поэзии сдружила нас, и однажды утром майор попросил меня сопровождать его на встречу с Трикуписом и некоторыми членами его кабинета. Компания «Армстронг» готова была предоставить грекам гораздо больший и более длительный кредит, чем Крупп или Крезо. Я пошел с ним тем охотнее, что мне не терпелось встретиться с Трикуписом, который мастерски написал «Историю революции».
Но на встрече Трикупис был занят делами, и у меня не получилось поговорить с ним наедине или конфиденциально. Ближе к концу заседания Гири вытащил великолепные золотые часы, подаренные ему товарищами, когда он уходил в отставку и покидал армию. На часах был выгравирован герб королевской артиллерии. Поскольку Трикупис не хотел навязывать решение своим коллегам, он был более вежлив с Гири и выразил свое восхищение часами. Гири тут же снял их с цепочки и передал премьер-министру рассмотреть поближе. Часами заинтересовался один из министров, затем другой и часы пошли по кругу. Тем временем Трикупис тихонько заверил майора Гири, что его предложение будет серьезно рассмотрено в правительстве. Ответ будет дан в течение недели.
Когда Гири поднялся и с улыбкой спросил, где его часы, ответом ему были только растерянные взоры министров и общее молчание. Часы так и не появились. Трикупис нахмурился, явно испытывая брезгливость.
Джентльмены, сказал он наконец, если часы майора Гири не найдутся в ближайшие пятнадцать минут, я вызову полицию и прикажу всех нас обыскать.
Нет, нет! запротестовал Гири, зная, что комиссионные, которые он надеялся получить от продажи пушек, были гораздо значительнее, чем стоимость часов. Я предпочитаю их потерять. Пожалуйста, никакой полиции в вашем доме!
Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, ответил Трикупис. Я уверен, что кто-то машинально положил часы в свой карман, и теперь человеку, который случайно взял их, неудобно признаться в этом публично. Будет разумно, если мы погасим свет и выйдем. А тот, кто совершил такую неловкость, при выходе незаметно положит часы на маленький столик у двери. Так никто ничего не узнает.
Замечательно! поддержал Гири. Вы нашли гениальное решение, поклонился он премьер-министру.
Свет был выключен, и министры в полной тишине вышли в холл.
Теперь, сказал Трикупис спустя минут пять, прошу взять ваши часы!
На столике ничего не было. Более того, до начала скандала там стояли часы в стиле Буль[77] собственность премьер-министра. Теперь их там тоже не оказалось.
Неделю спустя часы всё же были найдены, я полагаю, усилиями Трикуписа. Их вернули майору, но сделка греков с компанией «Армстронг» сорвалась.
Я рассказал эту историю, потому что она в высшей степени характерна для Греции. И все же я люблю Грецию даже такой. Жизнь там бедная, очень бедная, отсюда и несколько низкий уровень морали чрезвычайно умного народа.
***Когда я досконально узнал Афины и мог свободно говорить на современном греческом языке, я отправился с друзьями, немецким студентом и итальянцем, пешком через всю Грецию. Мы побывали в Фивах и Дельфах, поднялись на Парнас, и, наконец, я отправился один в эпирскую Янину, а затем, вернувшись, посетил Коринф, Спарту и Микены.
В Микенах мне посчастливилось одним из первых увидеть поразительную голову Гермеса Праксителя, несомненно, самое прекрасное лицо в пластическом искусстве. Ни одна Венера, будь то Милос или Книд, не обладает такой незабвенной интеллектуальной привлекательностью. Любопытно, что, хотя любовь удел женщины, а любовь самое глубокое чувство в жизни, все же самые глубокие выражения чувств, даже любви, не принадлежат женщине.
И все же я не могу поверить, что женщина ниже мужчины, и, конечно, она достаточно красноречива! Это тайна, которую предстоит разгадать в будущем какому-нибудь более мудрому человеку, чем я.
Глава VI. Любовь в Афинах. «Священный оркестр»
Я пробыл в отеле «дʼАтен» около недели, когда заметил в холле хорошенькую даму. Она очаровала меня с первого взгляда. Горничная сказала, что это мадам М., номер ее был рядом с моим. Позже я узнал, что матушка ее, мадам Д., занимала апартаменты на втором этаже. Не помню, как я познакомился с нею, но мадам Д. оказалась женщиной доброй и легкой в общении. У нее имелся еще сын Жак Д., который служил в Пажеском корпусе в Париже. С ним я познакомился несколько лет спустя, но расскажу об этом в свое время.