Шутов пнул рядового носком сапога и проорал:
А ну встать!
Часть 2
Ты на крысу взгляни щеголяет кожей,
А в тебе нет ни вида, ни осанки пригожей!
Коль в тебе нет ни вида, ни осанки пригожей,
Почему не умрешь ты, на людей непохожий?
(Ши-цзин, или «Книга песен»)Глава 1
Маньчжурия. Лисьи Броды. Временный штаб советского гарнизона.
4 сентября 1945 г.
Майор Бойко сидел, закинув ноги на стол. На ногах добротные егерские ботинки. Трикони, трофейные, со стальными набойками, майор их сам стянул с убитого немца. В руке короткий десантный нож, на краю стола еще два таких же. Не меняя ленивой позы и как будто даже не целясь секундное напряжение выдавала разве что едва приоткрывшаяся, резко очерченная щель рта, повторявшая контур квадратной майорской челюсти, Бойко бросил нож в портрет императора Хирохито, висевший на стене рядом с дверью. Император остался тут от японцев. Ребята хотели снять, но Бойко не дал: «Мы его по назначению будем использовать».
Нож воткнулся монарху в лоб. Из каждого глаза уже торчало по рукоятке. Майор взял новый нож и уже расслабленно замахнулся, когда дверь пинком распахнули снаружи, и в комнату нагло, по-хозяйски шагнул человек в офицерской форме. За ним, неестественно скрючившись, семенил рядовой Овчаренко, его вывернутое запястье вошедший сжимал левой рукой. Правой он небрежно, с ленцой козырнул майору.
Бойко снял ноги со стола и, не выпуская ножа, поднялся:
Это что здесь такое?!
Это здесь контрразведка СМЕРШ. Я капитан Степан Шутов. Вы?
Майор Бойко.
Что у вас тут за балаган, майор? Шутов неприязненно покосился на изувеченный портрет Хирохито. Где все? Один рядовой и тот спит на посту! капитан наконец разжал хватку. Овчаренко потер запястье и виновато вытянулся по струнке. Я зашел как к себе домой. А если бы враг зашел?!
Если б враг зашел, Бойко положил на стол нож, нарочно стукнув о столешницу рукоятью, я б с ним иначе поговорил. А ребята на стрельбище тренируются. Словно в подтверждение его слов, из-за здания послышались выстрелы.
Вы ведь знаете, по какому делу я прибыл.
Как не знать, товарищ капитан, майор поморщился, как от кислого, и напряженно сжал губы.
Как не знать, по какому делу слетаются после боя стервятники.
Будете ребят допрашивать?
Естественно, буду. У вас чепэ, майор Бойко. Вы это осознаете?!
Кругами ходит. И смотрит странно так. Как будто ждет от Бойко подсказки.
Чепэ, осторожно кивнул майор. Осознаю, капитан.
Тогда жду подробностей.
Да все, что мог, я вам уже в рапорте написал, товарищ капитан Шутов. Мне добавить нечего. Извиняйте, Бойко холодно улыбнулся как будто оскалился и глянул капитану в глаза.
Плохие у особиста глаза. Холодные, хищные.
он душу из тебя вынет
Не подсказки, нет, слабины алчут эти волчьи глаза. Унизить, значит, хочешь майора Бойко, напугать, да, крыса? Ну-ну. Майор Бойко сам тебя в парашу макнет да так, что ты не заметишь. Ты стрелять-то из своего «вальтера» небось только в спину умеешь.
Капитан! на суровом лице майора появилось простодушное, ребяческое выражение, а оскал мгновенно сменился задорной улыбкой. А хотите перед допросами пострелять? Разомнетесь немножко с товарищами Где, кстати, ваши товарищи?
А товарищи мои уже постреляли, процедил Шутов. Погибли мои товарищи.
Как?
Вопросы я задаю, майор. И развлекаться мне некогда. Сейчас со штабом свяжусь, дальше буду снимать допросы. Человека себе возьму Шутов повернулся к рядовому, бестолково переминавшемуся у двери. Как зовут?
Пашка! То есть, это рядовой Овчаренко! красноармеец снова вытянулся по струнке и отдал честь.
Писать умеешь?
Так точно!
Будешь вести протокол. А сейчас на радиоточку меня веди. Не дожидаясь ответа, Шутов направился к выходу. Я надеюсь, майор, ты не против одолжить мне столь ценный кадр.
Пока мы идем к радиоточке, рядовой Пашка, неуклюжий большой щенок, как я и рассчитывал, выбалтывает, что у них тут случилось, в этой лисьей дыре. Пропал некто капитан Деев, а с ним четыре бойца, две недели назад. Этот Деев подчиненный майора Бойко и его лучший друг. На рассвете самовольно покинул штаб, взяв оружие и людей. С тех пор никто их не видел
Вы же наших ребят найдете, правда, товарищ Шутов?
У Пашки веснушки и доверчивые, незабудкового цвета, глаза. Такие глаза я видел у новобранцев. А одному я их потом закрывал. С такими глазами почему-то всегда быстро гибнут.
Мне вдруг мучительно, так, что челюсти сводит, хочется сказать ему, кто я. Вместо этого я прессую его тяжелым, как глыба льда, взглядом и отвечаю, тихо и зло:
Из-под земли их достану.
Он легко выдерживает мой взгляд; в незабудковых глазах вместо страха рождается грусть:
Вы думаете, они под землей?
А вот старшина Артемов, радист, отдавая честь, старается на меня не смотреть. Для него я как, впрочем, для всех, кроме при-дурковатого Овчаренко, вертухай с чекистской гнильцой. Зараженная бешенством, но наделенная властью крыса.
И я озираю радиоточку, быстро и воровато, как и положено крысе. И я смотрю на радиста нагло и требовательно, как и положено вертухаю. И я говорю ему:
Связь со штабом дивизии, срочно.
Он покорно напяливает наушники, с минуту перебирает частоты, «Подснежник, я Ласточка! Как слышно меня, Подснежник, прием?», потом протягивает мне трубку:
Есть связь.
Можешь быть свободен.
Но товарищ капитан, я обязан быть при радиостанции
Это дело особой секретности, старшина.
Я глазами указываю на дверь и подношу трубку к уху, как бы не сомневаясь, что он подчинится и выйдет. Когда он выходит, я кладу на стол трубку и достаю финский нож.
Связь понятие относительное. Вот, допустим, армейская радиостанция РБМ. Если снять боковую панель, то на корпусе, среди прочего, будут четыре контурные катушки с ферритовыми сердечниками, на сердечниках втулки с резьбой. Если вставить отвертку в паз и слегка подкрутить пару-тройку витков, не больше, частота поплывет. То же самое можно сделать и без отвертки достаточно финки капитана СМЕРШ Шутова. Вроде только что была связь и вот уже ее нет
Быстро ставлю панель на место и тут же луплю по ней кулаком. Бубню в трубку:
Прием! Как слышно меня? Прием!
Наконец, ору во всю глотку:
Радист! Будет чертова связь или нет?!
Глава 2
Как приехал, так и уедет. Майор Бойко сделал ложный выпад вправо, резко качнулся влево, перекатился и стрельнул из ТТ по мишени, угодив в самый центр концентрических кругов на изрешеченном пулевыми дырками лбу плоского фанерного человечка. Не ссать, парни. Не таких обламывали.
Человечек рухнул в груду битого кирпича, рядом с ним из завала с жужжанием поднялся следующий. Помотавшись из стороны в сторону, Бойко снова засадил пулю, на этот раз в обведенное траурным кружочком фанерное сердце. Стрельбище они организовали со скуки прямо за штабом, на руинах взорванного склада, среди битой кирпичной кладки. Поясные мишени в движение приводил сочиненный сапером Ерошкиным агрегат: трофейный мотоцикл со снятыми колесами и работающим движком, к ведущей оси присобачен редуктор, от него к мишеням тянутся веревки. Лицо сапера Ерошкина всегда хранило выражение задумчивости и грусти, как будто мысленно он присутствовал за длинным столом на бесконечных поминках. Однако руки его жили независимой от поминок увлекательной жизнью: любую попавшую в них железяку они переиначивали и награждали новой судьбой и смыслом.
Так а что на допросе-то говорить? Ерошкин пожевал травинку, переступил с ноги на ногу, хрустнув рыжим крошевом кирпича, и скорбно воззрился на очередного восставшего с земли человечка с решетом на месте груди.
Говорить как есть, просто лишнего не болтать. Бойко сделал в решете еще одну дырку и уступил место на огневом рубеже снайперу Тарасевичу. Нам бояться нечего. Совесть наша чиста. Да, снайпер?
А то ж. Тарасевич, флегматичный увалень с припухшим, сонным лицом, принялся дырявить человечков, стоя на месте и лишь лениво перебрасывая руку.
Вот нас особист-то, смелых и чистеньких, к стеночке рядочком поставит и бах! лейтенант Горелик, чернявый, курчавый и тощий, издалека весьма похожий на Пушкина, а вблизи на нервного пуделя, дернул буратинистым носом в сторону падающих и вскакивающих мишеней. Только мы обратно не встанем А вот и он, стервятничек наш. Горелик сплюнул под ноги.
Бойко быстро покосился на приближавшегося к стрельбищу Шутова и уставился в упор на лейтенанта. Как взбешенная, но перед нападением честно обозначающая угрозу собака, чуть приподнял верхнюю губу, обнажив удивительно белые и крепкие для заядлого курильщика резцы. Процедил: