На обратном пути почти все спали, и про «дрова» как-то никто и не вспомнил.
Заправка
В конце семидесятых годов я летал борттехником на самолёте Ан-26. Мы прилетели вечером, пилоты и штурман помогли поставить заглушки и удалились, а мы с радистом курим в курилке возле контейнеров с самолётным имуществом. Наземный техник молодой, но очень высокого о себе мнения лейтенант стоит на крыле, заправляет самолёт. Вставил заправочный «пистолет» в заправочную горловину самолёта, придавил его ногой и кричит солдату водителю топливозаправщика: «Давай сильнее». Солдат увеличивает давление подачи топлива. «Давай ещё сильнее». Боец ещё увеличивает подачу.
Не знаю, как это случилось, то ли давление подачи было таким большим, что лейтенант не удержал шланг, то ли у него просто соскользнула нога, только заправочный пистолет выскочил из горловины и под действием реактивной струи шланг с пистолетом пошёл летать, описывая неровные круги и поливая всё вокруг керосином. Нас с радистом окатило с ног до головы, и даже сигареты мгновенно потухли и размокли.
Лейтенант упал плашмя на крыло и начал потихоньку сползать в сторону закрылков по мокрому и скользкому крылу, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Ногти потом у него были содраны до крови. Боец-заправщик, тоже насквозь мокрый, онемел и не сообразил, что нужно перекрывать подачу, и только когда очнулся я и заорал: «Закрывай», он перекрыл подачу топлива. Лейтенант продолжал потихоньку сползать и вот-вот должен был грохнуться с высоты самолёта на землю. Не сговариваясь, мы с радистом схватили стоявшую под двигателем стремянку и подкатили её под закрылок возле гондолы шасси, лейтенант благополучно сполз на стремянку. С тех пор гонору у него поубавилось.
Рапаны
В паре километров от аэродрома расположено большое красивое озеро Кеннон. Рядом с озером жилой военный городок, школа, двор которой вообще выходит прямо на песчаный пляж. Вполне естественно, что летом большинство живущих в городке военнослужащих всё свободное время проводят на этом пляже.
Я только что прилетел из отпуска, побывал в Аджарии, где насобирал на дне Чёрного моря десятка два рапанов. Раковины очень красивые, разного размера, я принёс их в выходной день с собой на пляж, чтобы раздать друзьям.
В нашей компании был один очень умный лейтенант двухгодичник Саша выпускник МАИ, который до армии успел пару лет поработать в каком-то закрытом НИИ. Его рассказы о технике и науке мы слушали с большим уважением, но вот в вопросах жизненных он был полным профаном, и над ним постоянно подшучивали. В тот момент, когда я пришёл, он изучал дно Кеннона, плавая под водой с маской и ластами. Этим мы и воспользовались. По курсу движения Александра мы бросили несколько ракушек и стали терпеливо ждать результата. Через несколько минут он их нашёл. Послышалось бульканье и восторженные возгласы. Саша выскочил на берег и начал показывать нам раковины, одновременно возводя гипотезу их происхождения на Кенноне. По его мнению, рапаны выжили здесь с доисторических времён, когда на этом месте было море. Смущало его только то, что до него никто рапанов в озере не находил, но в то же время и распирала гордость, которую мы всячески подогревали. Слышались советы срочно позвонить в академию наук, написать Туру Хеердалу и вообще подать заявку на научное открытие и срочно продолжить изучение дна, озера вдруг там окажутся ещё какие-нибудь доисторические животные. Саша сиял как медный таз, такой популярности у него ещё не было.
Постепенно вокруг нас собралась большая толпа отдыхающих, среди которых были не только военные, и мы, виновники «открытия», под шумок смотались. Самое интересное, на мой взгляд, что позже мне неоднократно приходилось слышать, со ссылкой на очевидцев, что в озере Кеннон водятся рапаны. Саша же после этого «прикола» долго на нас обижался и своих познаний в областях, не касающихся авиации и космонавтики, старался не высказывать.
Приспичило
Зима. Температура около 40 градусов мороза. Самолёт АН-10 летающий командный пункт. Экипаж а вместе с операторами это 22 человека, удобно расположившись в салоне, «выполняет предварительную подготовку к полётам». Почти все играют в карты. В салоне тепло, работают два моторных подогревателя МП-44.
Одному из игроков прапорщику мягко говоря, приспичило. Одет он в меховые ползунки, унты и меховую куртку. Выскакивает на улицу и бежит за контейнеры с самолётным имуществом, расстёгивая на ходу молнии в задней части ползунков. Добежав, присаживается и облегчается.
Одному из игроков прапорщику мягко говоря, приспичило. Одет он в меховые ползунки, унты и меховую куртку. Выскакивает на улицу и бежит за контейнеры с самолётным имуществом, расстёгивая на ходу молнии в задней части ползунков. Добежав, присаживается и облегчается.
На беду прапорщика, его замечает борттехник Валера, с которым мы в это время осматриваем двигатели. Валера хохмарь, каких поискать. Он хватает лопату, которой мы отгребали от контейнеров снег, и подставляет её под прапорщика, тот не замечает, на лице его блаженная улыбка.
Когда прапорщик заканчивает свои дела, Валера быстро убирает лопату с содержимым, а сам отправляется в самолёт и рассказывает о том, что сделал, экипажу. Прапорщик надевает штаны, застёгивает молнии, оборачивается и приходит в изумление результатов его трудов нет. Он опять снимает штаны и тщательно прощупывает их изнутри, подозревая, что опростоволосился и нагадил в штаны, но ничего не находит и, так как уже давно начал замерзать, быстро одевается и бежит в самолёт. С появлением прапорщика народ оживляется, начинаются реплики, типа: «Фу, кто это так набздел», «Мужики, что-то говном воняет», «От кого это так воняет», и прочее. Прапорщик не выдерживает, снова выскакивает из самолёта и ещё более тщательно обследует свои ползунки. В самолёте стоит хохот, за всеми действиями прапорщика экипаж наблюдает в иллюминаторы. Ничего не обнаружив, прапорщик возвращается, и картина повторяется. Так он обследовал свои штаны раза три-четыре, пока ошалевший от хохота борттехник не сознался в содеянном.
Пчёлы
В конце 70-х годов в Улан-Уде была создана ставка объединённого командования войск Дальнего востока. В июле 1979 года на самолёте АН-24 мы привезли в Улан-Уде командующего Забайкальским военным округом. С многочисленной свитой он удалился в ставку, а мы устроились под самолётом в тенёчке на чехлах, лениво играем в карты и ждём обратного вылета.
Стоянка самолёта находилась в самом конце аэродрома. Недавно построенная рулёжная дорожка, в конце которой находилась наша стоянка, совсем новенькая. Поле аэродрома рядом с ней ещё даже не успело зарасти травой, и на нём видны полосы от равнявшего его бульдозера. Метрах в 50-ти новенький забор из бетонных плит, за ним кустарник, а дальше по склону пологой сопки сосновый лес. В углу ограждения свалена куча мусора, которую, видимо, нагребли бульдозером и ещё не успели убрать. Над этой кучей постоянно кружатся пчёлы, видимо, в одном из выкорчеванных деревьев было их гнездо.
Чтобы салон самолёта не сильно нагревался, открываем обе двери переднюю в багажном отсеке и заднюю для посадки в самолёт пассажиров. Обе форточки в кабине экипажа тоже открыты. Небольшой сквознячок проветривает салон и кабину экипажа.
Ждать пришлось долго, несколько раз меняли дислокацию под самолётом, так как солнышко неумолимо подкрадывалось к нам, а спасительная тень ускользала. Успели выспаться и пообедать в местной лётной столовой. Наконец, посланный в разведку к диспетчеру правый лётчик доложил, что командующий уже выехал. Занимаем рабочие места командующий ждать не любит. Для доклада остаётся только командир экипажа. Через несколько минут появляется кортеж командующего, и, получив сигнал от бортмеханика о том, что двери закрыты, запускаем двигатели. Взлётная полоса рядом, выруливаем на исполнительный, проверяем оборудование перед взлётом, и вот уже колёса в воздухе. По команде убираю шасси и закрылки. Командир откидывается в кресле, отдавая управление самолётом второму пилоту, экипаж работает по плану.
И тут начинается кошмар. Из-за центральной приборной доски начинают вылетать пчёлы. Одна из них сходу впивается в лоб правому лётчику, тот бросает штурвал и начинает махать руками, что ещё больше раззадоривает насекомых. Пчёлы безжалостно атакуют нас и беспощадно наносят свои жалящие удары. Все забыли про то, где мы находимся, и пытаются отражать укусы насекомых. В кабине творится невообразимое.
Первым приходит в себя штурман. Самолёт прекратил набор высоты, а прямо по курсу у нас небольшая сопка. «Командир, высота, держи курс», заорал он, и пилоты пришли в себя. Перед лицом большей опасности про пчёл мгновенно забыли. Оба пилота ухватились за штурвал. Я получил команду установить двигателям номинальный режим, и мы благополучно огибаем сопочку. Пчёлы как будто тоже приутихли, когда мы перестали от них отбиваться, да и стало их меньше, так как пчела после укуса погибает. Радист сворачивает трубочкой газету, которую он приготовил, чтобы почитать в полёте, и начинает добивать оставшихся насекомых. Через некоторое время в кабину вваливается прапорщик-бортмеханик, тоже получает свою порцию пчелиного яда и быстренько ретируется в салон, не забыв прикрыть за собой дверь. Постепенно мы перебили всех насекомых. Каждый из нас укушен не менее 10 раз, исключая штурмана, рабочее место которого находится за перегородкой, поэтому не все пчёлы его заметили. Больше всего укусов у командира и правого лётчика, да и мне тоже досталось неслабо. Лицо правака опухло и похоже было на надутую резиновую перчатку. У меня и командира опухоль только в районе укусов. Места укусов болезненны, да к тому же ещё и чешутся.