Эти нелюди , зная , что мы с Гошей приехали к ним свататься, в отместку за убитых десантниками односельчан , заколотили ставни дома, подперли двери и подожгли соломенную крышу по периметру , а так же избили колами поспешивших на помощь соседских мужчин не давая потушить пожар.
Меня и брата перевязали уже более профессионально, но я все равно несколько раз отрубался от боли. Санитары вручив брату шприц с морфином и пакет с бинтами с пузырьками перекиси водорода, сказали ему следить за моим состоянием на случай болевого шока. На улице через пару часов состоялся импровизированный митинг из понаехавших ото всюду прорумынских молдаван. Они требовали Лебедя выдать нас им на самосуд. Для усиления эффекта к расположению бригады были подогнаны два старых бортовых ЗИЛа в которых на соломе лежали искромсанные пулеметными очередями тела убитых ополченцев .
Генерала не было в расположении части, поэтому на переговоры вышел тот самый подполковник. Он в достаточно суровой форме объяснил толпе порядок их дел и приказав солдатам прицелиться замер в намерении дать команду « ОГОНЬ»
Толпа подалась назад и народ стал разбегаться в разные стороны, те кто был на машинах тоже поспешили поскорее убраться, ЗИЛы с убитыми тоже завелись и стали выруливать в сторону дороги на Слободзею.
Ночью нас разбудили, дали поесть тушенки с хлебом. Потом выдали два комплекта летней комуфляжки, и так как документы наши сгорели вместе с машиной, вручили документ, подписанный самим легендарным генералом, который приехал к тому моменту на место. В нем говорилось, что всем военизированным и иным подразделениям настоятельно рекомендуется оказывать посильную помощь гражданам Беларуси, с указанием наших имен и фамилии в доставке нас домой. Мы поблагодарили военных и они усадив нас УАЗик с двумя вооруженными солдатами приказали им доставить нас до Черновецкого вокзала, откуда мы должны были ехать дальше в Минск на поезде. Через час стало светать и я наконец разглядел, как же красиво в этих краях, стало так нестерпимо обидно и больно от того, что люди живя в такой красоте могут поступать так бесчеловечно по отношению друг к другу. Вспомнился Гидеван, Лия, и их дети Женя и мальчик, имени которого я не знал. А потом пришло ужасное понимание того, что их уже нет больше, и Женя никогда не станет моей женой, это чувство навсегда разрушило мою веру в людей и что- то перевернуло внутри. Мы ехали все утро и начало дня в полном молчании, потом на въезде в Черновцы дорога ухудшилась и солдаты по-очереди стали заглядывать через плечо на заднее сидение. Чтобы убедится, что с нами все нормально.
А что у вас за бочки были на крыше? спросил солдат с переднего пассажирского сидения.
Это для вина, одна для белого, а вторая для красного. У нас дома все по талонам, думали купить по 50 литров каждого. Не судьба видно.
Чего не судьба, сейчас организуем. Ну-ка тормозни у магазина, сказал солдат водителю. Они вышли из машины с автоматами на шее и пошли в магазин, через пару минут вышли, таща каждый в одной руке металлический ящик с вином, а в другой пакет.
Держите, пацаны, белое и красное, а тут тетки еды вам насобирали.
А деньги? Наивно спросил я
А не надо денег, когда у тебя ствол, понял, салабон?
Теперь понял, -сказал я. Получается так, что Гидеван с семьей заплатили своими жизнями за нас, получается что все должны за что-то платить так или иначе, но кроме тех у кого есть оружие.
Вояки помогли нам сесть на наш поезд и расположившись в свободном купе плацкарта мы с Гошей разлеглись по нижним полкам. Перевязанные бинтами и в комуфляжной одежде мы представляли собой довольно специфическое зрелище, пассажиры вагона старались не смотреть в нашу сторону, когда проходили мимо. А нам их внимание особо то и не нужно было. Проводником оказался бывший афганец парень с усами лет тридцати и прочитав нашу депешу подписанную самим Лебедем, подобострастно пытался во всем нам с братом услужить. К вечеру начали болеть мои ожоги и мы с Гошей решили выпить немного экспроприированного в магазине вина. Когда все уже улеглись мы пригласили проводника и хорошенько напились чередуя то белый, то красный виноградный субстрат. Усатый принес гитару и почти до самого рассвета пел нам афганские песни и что-то из творчества Юрия Антонова, мы же с братом тяготели к шансону или более тяжелой музыке, но за неимением оной, довольствовались и этим. В Гомеле Гоша вышел из поезда и сходил на почту, благо стояли пол часа. Оттуда он позвонил домой и договорился с нашим отцом, что тот нас встретит в Минске на вокзале, мало того, что у нас было полно вина, так еще и меня нужно было везти в ожоговый центр. Батя посокрушался по сгоревшей « Копейке» но услышав обо мне и моих ожогах, да и вообще о произошедшем в целом, ни разу о тех Жигулей в дальнейшем больше нге вспоминал. Проводник предупредил нас о прибытии в Минск и мы потихоньку стали продвигаться к выходу из вагона вслед за другими пассажирами.
Батя стоял на перроне и вглядывался в толпу спускающихся на перрон людей, увидев нас с Гошей, он вдруг весь как-то сжался, плечи его затряслись и я впервые в жизни увидел, как рыдает в голос вдруг ставший за эту ночь на 20 лет старше мой седой отец.
Как ты сынок? спросил он меня уже в машине: сильно болит?
Да, папа, сильно, ответил я
Держись, мой хороший, сейчас в скорую приедем, там посмотрят, может подлечат и все пройдет
В ожоговом центре я провел два месяца, мне каждый день делали перевязки, отмачивая вчерашние повязки раствором фурацилина и снимая по кусочку корку из пленки и гниющей старой горелой кожи. Лицо заживало хорошо, но вот кожа на ключице была прогоревшей до кости и на шее и плече были глубокие саднящие раны. Несколько раз я в таком виде съездил в военкомат и однажды показав на очередной комиссии пожилому военкому послание от легендарного генерала, услышал
Знаешь, парень, ты и так натерпелся по-ходу, нечего тебе в войсках делать. Держи военник и лечись, мы без тебя тут как- нибудь справимся.
Первое время мы с Гошей все еще промышляли по старой схеме с евреями и комиссионками, но потом интерес к разного рода дифицитам поутих, народ стал ездить в Турцию, Польшу и Москву за товаром и нам стало все труднее добывать себе средства для безбедной и счастливой жизни. Какое-то время мы еще тусили и занимались делами вместе, а потом он ушел с головой в семью и работу, тем более его повысили на заводе и дела у него и так стали идти хорошо. Мне же пришлось устроиться барменом в кафе , которое было расположено в центре Минска около главного рынка. Каждый день к нам на обед приходили торгаши и их крыша. Ели и пили те и те много и с удовольствием. Я в принципе был тоже не в обиде, но видя их машины и золото на бычьих шеях и руках тоже не прочь бы приобщиться к такому роду деятельности, не имея в виду торговлю. Видя мое лицо в шрамах и бритую из-за плохого роста волос голову, а так же прокачав меня в разных кругах по поводу моих прошлых заслуг и подвигов, приходившие в кафе надувные пацаны и их боссы, с уважение относились ко мне , всегда давали хорошие чаевые и помогали в мелких вопросах. Но никогда не звали к себе в бригады , да и я особенно не напрашивался, толком не совсем понимая на чем они поднимаются. Мне было проще закупиться коньяком у проводников, которые гоняли на Украину и Крым, а потом перелив в нашу отштампованную печатью кафе тару продать вдвадорого вечером не бедным посетителям с рынка. Много-мало, но вместе с чаем и мелкими делюгами косарь-полтора в месяц я вынимал, а это по тем временам были приличные деньги, если учесть , что однокомнатную хату в рабочем районе можно было купить штук за шесть-семь. Меня этот момент особо не прельщал, так как квартиру нужно убирать, стирать постель и сранки, по-этому я соглашался со своим батей, который всегда говорил, что государство мне и брату обязательно даст жилье бесплатно. Да и с маманей и ее вкусной едой мне жилось очень даже неплохо.
Однажды ко мне на бар подошел мой приятель из параллельного класса Валера Прыгун, здоровый такой детина, тоже когда-то боксом, а потом рукопашным боем занимался и попросил помочь ему в одном деле.
Никитос, я на кирпичке работаю, у нас Итальяшки оборудование поставили и стали плитку лить и горшки для сортиров делать, умывальники там всякие, тачка нужна, я в ночь работаю, охранники тоже наши со школы, но тачки нету, а у тебя Волга, туда много влезет, потом на всех лавэ поделим, как ты?
Можно, но я как бы не по тем делам, могут принять, тем более корыто заметное, быстро найдут если чего.
Не сцы, постоишь десять минут, потом ко мне на дом поедем, все скинем, а как я все вдую заскочу, бабос отдам.
Когда ты хочешь, чтоб я подъехал? спросил я все еще сомневаясь, что мне это нужно.
Я в следующую среду работаю, часам к двум ночи подгребай.
Ладно, у тебя телефон старый остался?
Ну, да вроде
Хорошо, я тебя наберу
Жил я в пригороде как и раньше с родителями, но появлялся там редко, то у телки какой нибудь на месяц зависну, то у бабки в городе ночую, чтоб бухому с работы не ехать, а то маманя моя не очень пьяных жаловала, потом весь день голову дурила:
Как ты мог , Никита так нажраться, это ж надо, это ж надо! и тапком мне по хлебалу как даст.
А выпивали мы на работе довольно часто. Вот как-то с бодуна я на выходном зашел в бар в нашем пригородном поселке. Помимо пива бильярда, там можно было встретить знакомых и душевно посидеть, пообщаться. Захожу и вижу Валика Тарковского, моего приятеля по фарцовским делам, он был немного старше меня, сначала он тоже техникой да тряпками промышлял, а потом спирт стал бодяжить, но вдруг пропал и о нем около года ничего не было слышно.