Перед Первой мировой вой ной, когда большинство автозаводов выпускало коробчатых бегемотов, поскольку их конструкторы считали, что чем больше двигатель и чем массивнее автомобиль, тем он лучше последний держит дорогу, Бугатти рассуждал ровно наоборот. Le poids, cest lennemi[32], говорил он.
По-настоящему Brescia, изначально известная как Bugatti Type 13, выстрелила в начале 1920-х годов. Построенная на шасси с колесной базой всего в два метра, эта «скоростная коробочка» или «истребительница великанов» весила меньше пятисот килограммов и способна была разгоняться до 110 км/ч[33]. Одни называли ее четырехцилиндровый двигатель «шелково-гладким», а саму машину «чудом развесовки и упругой характеристики подвески», так как она «прописывала траекторию, будто мелом по асфальту».[34]
Другие высказывали недовольство ее дерганым сцеплением, неуклюжим рулевым управлением, вялыми тросовыми тормозами и такой тряскостью, что на ней «и манекен из магазина одежды останется без зубов».[35] Лучше всех, пожалуй, суть Type 13 передал один из ее первых водителей: «Подозреваю, что это сродни пилотированию Sopwith Camel[36]. В руках по-настоящему искусного пилота это была воистину непобедимая машина, но для кого-нибудь менее опытного она могла стать смертельно опасной. <> Как и Camel, это машина для сумасшедших особой породы».[37]
Рене, во всяком случае, хотелось Brescia и все тут. На Hotchkiss дальше просто нельзя было гоняться, а сам он, подобно старой закалки пилотам Sopwith Camel, считал себя недосягаемым. И он стал планомерно подводить сначала брата, а затем и мать, к мысли, что на «шустрой Brescia» он сможет «быстрее оборачиваться и объезжать больше клиентов» за день. Клелия на россказни Рене не купилась, но и отказать ему не смогла.
Дрейфусы всей семьей прибыли в дилерское представительство Bugatti в центре Ниццы. Заведовал им один из первых пилотов-чемпионов команды Le Patronа по имени Эрнест Фридерих, которому было в радость продать еще одну Brescia очередному новичку автогонок с искрами жажды славы в глазах. Казалось, все молодые люди в городе только и мечтали уподобиться Жоржу Буайо, двухкратному победителю Гран-при Франции, чей стальной взгляд и моржовые усы не сходили с газетных страниц до самой его геройской смерти в 1916 году в воздушном бою против семи немецких «Фоккеров». Можно, конечно, сказать, что Рене оказался падок до всеобщей тяги к славе чемпиона страны, но, если честно, то для него участие в гонках означало прежде всего возможность заниматься тем, что он любит: быстро ездить и побеждать.
После триумфальной победы Рене в Ла-Тюрби в 1926 году его дед начал аккуратно вырезать из газет Ниццы и наклеивать в большой альбом все упоминания о внуке, не забывая снабжать их каллиграфически исполненными подписями с указанием названий и дат публикации материалов. За несколько лет альбом страница за страницей заполнился газетными вырезками с сообщениями о победах и призовых местах Рене в горных и дорожных гонках по всей Ривьере, а полки в спальне деда оказались битком забиты завоеванными внуком побрякушками, бляшками и чашками. Зарабатывать деньги этими своими стараниями Рене пока что так и не начал, зато успел сделаться записным фаворитом состязаний местного уровня, особенно после ухода из низших лиг Луи Широна, его сотоварища по Мотоклубу Ниццы.
Будучи старше Рене на шесть лет, Луи выглядел как кинозвезда и самомнение имел соответствующее. В начале 1920-х годов, прежде чем войти в сонм звездных гонщиков, он зарабатывал на жизнь, выступая в амплуа платного партнера по танцам в Hôtel de Paris в Монако. Ублажать жен магнатов или юных знатных особ искусство весьма специфическое, но Луи в нем своего добился, и, по словам одних, русская княжна, а по словам других, богатая американская вдова профинансировала покупку его первой гоночной машины, что и позволило ему самоутвердиться в автоспорте. Так что, кличку «Старый лис» Луи Широн получил вполне заслуженно.
Гонщиком он бы смелым, но хладнокровным, и был постоянно «начеку, обращаясь с машиной так, будто она сделана из хрупкого стекла, и даже скорости переключая деликатно, двумя пальцами».[38] Одна его беспроигрышная серия привлекла внимание Этторе Бугатти, и он подписал Широна в свою официальную заводскую команду.
Автопроизводители уровня Bugatti, Alfa Romeo, Maserati, Fiat, Talbot, Delage и Mercedes из года в год нанимали в свои заводские конюшни лучших гонщиков, а те в придачу к зарплате получали свою долю рекламных гонораров и призовых, не говоря уже о возможности пилотировать самые продвинутые авто, сконструированные острейшими инженерными умами своего времени и обслуживаемые опытнейшими механиками. Где и когда гонщикам соревноваться решали между собою менеджеры команд, и они же отвечали и за логистику, и за то, чтобы всем их отборным пилотам всегда находилось место на стартовой решетке.
Автопроизводители уровня Bugatti, Alfa Romeo, Maserati, Fiat, Talbot, Delage и Mercedes из года в год нанимали в свои заводские конюшни лучших гонщиков, а те в придачу к зарплате получали свою долю рекламных гонораров и призовых, не говоря уже о возможности пилотировать самые продвинутые авто, сконструированные острейшими инженерными умами своего времени и обслуживаемые опытнейшими механиками. Где и когда гонщикам соревноваться решали между собою менеджеры команд, и они же отвечали и за логистику, и за то, чтобы всем их отборным пилотам всегда находилось место на стартовой решетке.
Жизнь пилотов так и протекала от гонки к гонке. Перед началом каждого сезона lAssociation Internationale des Automobile-Clubs Reconnus (AIACR) Международная ассоциация автоклубов Европы определяла формулу и правила гонок в предстоящей серии Гран-при. Формула могла задавать допустимые дистанции гонок, объемы и конструкции двигателей, общий вес и/или габариты авто, виды топлива и прочие технические характеристики с целью поставить участников в более или менее равные условия. Особое место среди двадцати с лишним гонок сезона занимали Les Grandes Épreuves[39] уровня Гран-При Италии и Франции, которые шли в очковый зачет Чемпионата Европы по автогонкам.
Помимо формулы заводские команды и их пилоты участвовали также и в дорожных гонках спорткаров, оснащенных фарами, бамперами и прочим стандартным оборудованием. Победы в некоторых из этих гонок, включая Targa Florio, 24 часа Ле-Мана и Mille Miglia были не менее заветными и престижными, чем выигрыш Гран-при. Наконец, были еще и заезды в гору наподобие Ла-Тюрби, и раллийные гонки, включая знаменитое Ралли Монте-Карло.
В погоне за мечтой попасть в заводскую команду Рене бросил попытки разгадать шараду бумажного бизнеса, всецело оставив его на Мориса. Тем более, что Эрнест Фридерих, дилер Bugatti, взял Рене под свое крыло и вызвался планировать и организовывать его участие в гонках, неся часть расходов за долю в призовых. Первых было поначалу много больше, чем вторых. В 1929 году Фридериху удалось заявить Рене на впервые проводившееся в том году Гран-при Монако, однако, дебютировав там на устаревшей маломощной модели Bugatti, молодой гонщик особых шансов не имел. На протяжении следующего календарного года он выступал в соревнованиях практически еженедельно при поддержке семьи и Фридериха и упорно прокладывал себе путь к гонке, которая как из катапульты запустит его в большое будущее.
В Монте-Карло после полуночи самое оживленное время. В казино под сверкающими канделябрами игроки не сводят глаз кто с шарика рулетки, кто с игральных карт или костей на зеленом сукне. По всему застроенному амфитеатру прибрежного склона в бесчисленных boîtes de nuit[40] пьют и танцуют ночные гуляки, а те, что побогаче, вкушают прелести роскоши под мерцающими огоньками собственных яхт, покачивающихся на легкой зыби в подковообразной бухте.
В ночь на 2 апреля 1930 года Рене Дрейфусу не мешало бы бы выспаться. Но ему не спалось в гостиничном номере: он все просчитывал свои шансы в предстоящей «Гонке Тысячи Виражей». Ко всего-то второму году его проведения Гран-при Монако успел сделаться главным событием сезона благодаря уникальной извилистой трехкилометровой трассе, пролегающей прямо через исторический центр Монте-Карло. Эти «сто кругов почета среди гламура» стали настоящим испытанием и для гонщиков, и для машин.
За месяц до этого Рене с Фридерихом совершили качественный скачок и приобрели трехлетней давности Bugatti Type 35B с наддувным двигателем 2,3 л. Механический нагнетатель всасывал воздух с топливом из карбюратора, сжимал смесь и закачивал ее во все восемь цилиндров двигателя, позволяя бо́льшему количеству горючего попадать в каждую из камер сгорания. За счет этого при горении рабочей смеси, воспламенявшейся от свечей зажигания, давление в цилиндрах возрастало сильнее и каждый ход поршня давал больше крутящего момента. Рене обкатал приобретение в двух небольших гонках и в обеих победил. Чувствовал он себя теперь «как ребенок с новой игрушкой лучше всех прежних».[41]
Между тем Le Patron выставил свою заводскую команду на машинах другой модификации Bugatti Type 35C, имевших двухлитровые двигатели также с наддувом, но более высокооборотные и приемистые за счет укороченного хода поршня и трансмиссию с передаточным числом, обеспечивающим повышенный крутящий момент на ведущих колесах на низких скоростях, сочтя это весьма полезным для ста кругов гонки через шпильки, затяжные подъемы по прямой и спуски по серпантинам.