Подчиненные полковника хорошо знали, что в общении с ним невозможно понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно. И Антонов пока предпочел промолчать.
Почему Вы рассказали все это именно мне? спросил после паузы полковник, а не начальнику следственного отдела?
Я подумал, ведь очень странно, что о смерти главного редактора нет никакой информации, пояснил майор, возможно ее скрыли, и лишних людей посвящать в это дело не хотят. А может, конечно, агент просто ошибся, и Бабушкин жив. Но тут лучше перебдеть, чем недобдеть.
Кузнецов твой не ошибся, сказал Котов, Бабушкин действительно убит, да только об этом никто не знает. Мы даже соседей его ликвидировали, чтобы исключить утечку информации, а теперь и тебя придется убрать. Жалко, работник то вроде был неплохой.
Следователь снова предпочел промолчать. После разговора с Олегом, майор с полчаса сидел у себя в кабинете, напряженно размышляя. Почему он решил отпустить Кузнецова? Да потому, что догадывался на встрече с секретарем партии должно произойти какое-то важное событие, а советоваться с кем-то и согласовывать свое решение времени совершенно не было. И Антонов отпустил незадачливого убийцу, а теперь абсолютно не понимал, что ему делать дальше.
Однако судьба сама решила все за майора. Пока он в полнейшей растерянности сидел у себя кабинете, к нему вдруг заглянул полковник Котов тому срочно понадобились дела по завербованным членам партии антиваксеров. Увидев выражение лица подчиненного, начальник полиции поинтересовался причиной его растерянности, и тогда следователь все рассказал полковнику. Дальнейший разговор проходил уже у Котова в кабинете.
А сам Котов, десять минут назад вернувшись с совещания у Главы, был, честно говоря, поражен, с какой скоростью нашелся убийца Бабушкина. Вот только стройную картину преступления портила одна маленькая неувязочка.
Знаешь, в чем незадача, товарищ майор? спросил полковник, продолжая стоять у окна, в том, что врет твой гражданин Кузнецов!
Как врет?
Как Троцкий! Только не наш, а другой, которого ледорубом по башке стукнули. Бабушкин умер совсем не от страха, а от огнестрельного ранения в голову!
Следователь побледнел.
Дело передали в ФСБ, продолжал Котов, все детали засекречены. Но про Кузнецова наши коллеги похоже ничего не знают, иначе бы его уже задержали.
Он замолчал и на какое-то время задумался.
Значит так, наконец сказал полковник, я пока ничего не понимаю, но склоняюсь к тому, что твой Кузнецов нас водит за нос. Возможно, он хитрее, чем пытается казаться. Вряд ли кто-то еще после него пришел в квартиру Бабушкина и повторно убил газетчика. У него там что, очередь из киллеров за дверью стояла?
А какова настоящая причина смерти редактора? Вскрытие провели?
Исследование трупа не делали, и пока не собираются. А Бабушкин до особого распоряжения не умер, а числится живым и здоровым.
Как так?
А вот так! Что ему сделается в морозильной камере? Он там всех нас еще переживет. Слушай, а может Бабушкин действительно потерял сознание, а Штык потом вернулся и пристрелил его уже по-настоящему? Но зачем ему это надо? Чтобы подставить Олега? Но тогда проще сразу было дать Кузнецову заряженный пистолет. А вообще-то, судя по следам крови в квартире, выстрел сделан по сидящему, а не по лежащему человеку. Кстати, кто он такой, этот твой Штык? Дело на него есть?
Я не знаю, сказал Антонов, оперативной информации по нему у полиции нет. Судя по всему, он появился у антиваксеров недавно. Какой-то боевик, наверное.
Значит так, повторил Котов, раз уж ты, товарищ майор вляпался в это дело, так теперь и занимайся им. Но никто ничего не должен знать. ФСБ пусть копают сами по себе, а мы зайдем с другой стороны. Тебе надо выяснить следующее. Для чего рядовому и не самому умному члену партии устроили такую проверку? Почему жертвой выбрали Бабушкина? Случайно или сознательно его убили? И вообще, в ходе проверки ли он убит? Какое новое задание секретарь антиваксеров поручит твоему подопечному? И кто такой Штык? Хотя насчет Штыка отбой, им займутся другие сотрудники. Тут секрета нет, его можно разрабатывать официально. Когда вы планируете связь с Кузнецовым?
Он сейчас ежедневно находится на принудительных работах, я сказал, что свяжусь с ним через пару дней у памятника через своего сотрудника.
Нет, нет, мы не можем ждать два дня. И никаких сотрудников. По большому счету и тебя то нельзя посвящать в это дело, но раз уж так вышло, значит сам будешь связником. Тем более агент тебе доверяет, ну или делает вид, что доверяет, и идет с тобой на контакт. Встреться с ним завтра утром, потом сразу звони мне.
Нет, нет, мы не можем ждать два дня. И никаких сотрудников. По большому счету и тебя то нельзя посвящать в это дело, но раз уж так вышло, значит сам будешь связником. Тем более агент тебе доверяет, ну или делает вид, что доверяет, и идет с тобой на контакт. Встреться с ним завтра утром, потом сразу звони мне.
Котов наконец отошел от окна, сел в свое большое кожаное кресло и пристально посмотрел на следователя.
Ты сделал все хоть и незаконно, но правильно. И то, что рассказал историю Кузнецова сразу мне, а не пошел к непосредственному начальнику, тоже правильно. Я думаю, вопрос о твоей ликвидации мы пока отложим. Кузнецов это ключ. Осталось только понять, какую дверь он нам должен открыть.
Глава 9. Неудачливый поэт
(вторник, 22:00, четверо суток до Дня вакцинации)
В полумраке огромного, обшитого деревом кабинета главного редактора Зари коммунизма было тихо. Тишину нарушал лишь очередной кандидат в члены литературного кружка, который, волнуясь и постоянно сверяясь с бумажкой, декламировал свои выстраданные вирши перед строгим судом жюри. И даже не всего жюри, довольно благосклонно относящегося к творчеству доморощенных поэтов, а его председателя редактора газеты Льва Абрамовича Рубинштейна.
Сам Лев Абрамович был профессиональным столичным литератором, которого непредсказуемая судьба закрутила после одного темного и никому не интересного происшествия, а потом пережевала и выплюнула на должности простого редактора провинциальной газеты. Вопреки опасениям местных журналистов, Лев Абрамович воспринял неожиданный удар (а может и подарок) судьбы с пониманием, своим столичным происхождением никогда не кичился, а спокойно занялся новым делом. Специалистом он был классным, очень быстро и легко влился в новый коллектив, поэтому через пару месяцев никто в редакции уже и не вспоминал о былых предубеждениях.
Именно Льву Абрамовичу пришла в голову идея создать при газете литературный кружок, в который можно было набрать начинающих, непрофессиональных поэтов, огранить их талант и явить миру, ну или хотя-бы читателям Зари. Он пошел со своим предложением к главному редактору, ожидаемо получил полную поддержку и начал действовать.
Через несколько дней на четвертой полосе Зари коммунизма появилось объявление о наборе самодеятельных авторов в литературный кружок, а также была назначена дата прослушивания кандидатов, из которых Лев Абрамович и намеревался выбрать костяк своего нового творческого объединения.
Реальное количество доморощенных поэтов, решивших вступить в кружок, превзошло все самые смелые ожидания. Никому не известные бухгалтеры Пушкины и токари Лермонтовы из провинциального Шахтинска вдруг наперебой захотели явить свой гений миру и атаковали как Зарю коммунизма в целом, так и Льва Абрамовича Рубинштейна в частности. Желающих было так много, что прослушивание кандидатов пришлось проводить в течение нескольких дней.
Но увы, к большому сожалению жюри, подавляющее большинство слесарей и инженеров, мнящих себя поэтами, таковыми и близко не являлись. Лев Абрамович, будучи, как уже было сказано, профессиональным литератором, с первых же слов претендента моментально понимал, что брать тому в руки перо и бумагу категорически противопоказано. И на третий день прослушивания он уже еле сдерживался. За предыдущие два дня, среди утопившего Льва Абрамовича моря поэтов, он с трудом выбрал лишь трех-четырех кандидатов, которым в столице сразу бы дал отворот, но здесь, в глухой провинции, от безысходности решил с ними позаниматься.
И вот, в полумрак огромного, обшитого деревом кабинета вышел очередной претендент в члены литературного кружка. Здесь, наверное, надо пояснить, почему главный редактор именно свое рабочее место отдал на откуп Льву Абрамовичу и компании, а не отправил всех присутствующих в зал заседаний. Однако причина этому была в то время всем хорошо понятна под предлогом занятости кабинета и невозможности выполнять свои прямые обязанности, Главный мог спокойно выпить пива в городском парке, то ли имени Чехова, то ли имени Горького, расположенным рядом со зданием редакции.
Итак, очередной кандидат вышел в свет, и в наступившей гулкой тишине полились волшебные строки:
В моей душе бумаги пустота!
В моей руке чернила расплескались!
Но как мне выразить дыханье молотка?
И как мне показать станка усталость?!!!