Штык стоял тут же с каменным лицом и молчал. Он сразу понравился Ивану Ивановичу своим ледяным спокойствием, хотя и несколько напрягал секретаря каким-то холодным уверенным взглядом серых пустых глаз. Штыку было двадцать пять лет, после службы в армии он пытался устроиться в полицию, но из-за наличия судимого родственника его туда не взяли. Поэтому он теперь работал в шиномонтажке, рядом с площадью торжеств, а на митинге оказался случайно, идя домой с работы. Но, увидев толпу омоновцев, с улюканьем гоняющих по площади несчастного доцента, словно зайца, Штык вдруг решил помочь ему и спасти от расправы, тем более что полицейских он недолюбливал, после того как сам не смог влиться в их ряды. Он не был привит хозяин шиномонтажа сертификатов не требовал, а сам Штык инициативу не проявлял, считая, что с его богатырским здоровьем не справится ни одна зараза. Зарю коммунизма он никогда не читал, да и вообще не знал о существовании такой газеты. Он сказал свое настоящее имя Ивану Ивановичу, а для остальных остался просто Штыком.
Через пару недель весьма удачно подвернулась операция, в которой можно было Штыка проверить. Глупые игры с незаряженными пистолетами секретарь придумывал лишь для того, чтобы позабавиться, да отсеять никчемных кандидатов, рвущихся достичь высокого положения в партии, но ничего из себя не представляющих. А серьезных претендентов надо проверять серьезной работой. За свою долгую жизнь Иван Иванович хорошо понял одну вещь к власти следует допускать только тех людей, которые совсем не стремятся занять какие-либо высокие посты. Зато попав на эти посты, такие люди начинают работать без громких и пышных заявлений, однако очень качественно и эффективно. А людишки шумные, всегда уверенные в себе, считающие, что им любая должность по плечу, на деле оказываются бестолковым и беспомощным брехлом, кроме произнесения речей ничего больше не умеющим. Таким, например, был номинальный глава партии антиваксеров Троцкий, хотя надо отметить, что на занимаемой должности он абсолютно устраивал Ивана Ивановича, ведь надо же кому-то организовывать митинги и толкать пламенные речи. А это Троцкий делал великолепно.
Итак, для проверки весьма удачно подвернулся один из городских бизнесменов, владелец сети местных магазинчиков, и по совместительству ярый антиваксер. Когда общественное мнение еще не определилось с отношением к вакцинации, он громче всех кричал на митингах и ежемесячно переводил в партийный фонд небольшую для него, но заметную для антиваксеров сумму. Когда-же общественное мнение в Шахтинске переметнулось на сторону вакцинаторов, он стих, перестал ходить на митинги, стал задерживать взносы, а в один прекрасный день подошел к Ивану Ивановичу и начал рассказывать, пряча глаза и запинаясь, жалостливую историю о том, как тяжело вести бизнес, как федеральные сети душат мелких местных предпринимателей, и что он, к огромному своему сожалению, больше не может перечислять взносы в партийный фонд, да и вообще бизнес отнимает уйму времени и сил, поэтому наверное ему придется выйти из партии, хоть в душе он и остается ее самым горячим сторонником, и т.д., и т.п
Секретарь антиваксеров ничего не ответил на эту полную боли и страдания речь, но в тот же вечер бизнесмена навестил Штык. Видимо он имел какой-то дар убеждения людей, поскольку после его визита предприниматель возобновил платежи, а насчет выхода из партии больше не заикался, хоть и обходил теперь десятой дорогой и митинги в целом, и Ивана Ивановича в частности. Но деньги исправно продолжал переводить, а другого от него и не требовалось.
После еще нескольких блестяще выполненных поручений Штык занял доверенное место в партии. И поэтому именно его Иван Иванович отправил сегодня с Олегом для того, чтобы отомстить Бабушкину. Секретарь целых три месяца жаждал мести, но все никак не подворачивался подходящий кандидат для участия в операции устрашения. Понятно, что Иван Иванович не собирался убивать своего оппонента. Он хотел лишь припугнуть его, отомстить за все страдания, причиненные глупой статьей, и дать понять Андрею Николаевичу, о чем можно писать в своей желтой гнусной газетенке, а каких тем касаться не стоит.
Но кто мог предсказать поведение Бабушкина после чтения приговора и щелчка пистолета? А вдруг он побежит жаловаться в администрацию, полицию, ФСБ, а те развернут бурную деятельность и начнут искать незадачливого убийцу? Поэтому на роль киллера нужен такой человек, которого потом в случае чего можно безболезненно слить властям, а никчемный Олег прекрасно для этого подходил. Задачей же Штыка было проследить, чтобы операция прошла без сучка и без задоринки, а самому остаться в тени, ведь никакой информацией о нем полиция не обладала, а Кузнецов, кроме клички, ничего о напарнике не знал.
Но кто мог предсказать поведение Бабушкина после чтения приговора и щелчка пистолета? А вдруг он побежит жаловаться в администрацию, полицию, ФСБ, а те развернут бурную деятельность и начнут искать незадачливого убийцу? Поэтому на роль киллера нужен такой человек, которого потом в случае чего можно безболезненно слить властям, а никчемный Олег прекрасно для этого подходил. Задачей же Штыка было проследить, чтобы операция прошла без сучка и без задоринки, а самому остаться в тени, ведь никакой информацией о нем полиция не обладала, а Кузнецов, кроме клички, ничего о напарнике не знал.
Тем временем Штык заговорил, отвечая на заданный ему вопрос о смерти главного редактора Зари.
Моя вина. Я заранее вытащил обойму. Но забыл о патроне в стволе, не проверил. Кузнецов прочитал приговор, я дал ему пистолет, Олег выстрелил и убил Бабушкина.
Да что ты мне рассказываешь, закричал обычно невозмутимый секретарь, из этого пистолета разве можно выстрелить?
У Смирнитского сегодня какая-то проверка в музее, он не смог мне вынести ТТ, объяснил Штык, и я пошел на операцию со своим оружием.
Одним из членов партии был сотрудник местного краеведческого музея Вилен Егорович Смирнитский, работающий там еще дольше, чем Беккер у себя в прокуратуре. Именно он, имея неограниченный доступ к запасникам, притаскивал с работы для подобных операций старый деактивированный пистолет ТТ, который умел устрашающе щелкать, но стрелять совершенно не мог.
Откуда же у тебя боевое оружие? изумился Иван Иванович.
Раздобыл по случаю, ответил Штык уклончиво.
Раздобыл, а пользоваться не научился?!
И тут в глазах боевика впервые проявились какие-то эмоции.
Я же говорю, с некоторой растерянностью сказал он, моя вина, не проверил, забыл про патрон в стволе, редко пользуюсь.
Шокированный и раздавленный услышанным, секретарь партии растерянно молчал. Ведь все, что он хотел услышать от Штыка, так это рассказ о том, как связанный Бабушкин пучил глаза от страха, когда убийцы читали приговор, как он извивался на стуле под прицелом ТТ, а еще идеально бы услышать, как редактор обмочился, когда щелкнул направленный ему в лоб пистолет. Но вместо этого Штык рассказал совершенно другое. Андрей Николаевич убит. И, после секундного шока, Иван Иванович лихорадочно стал соображать, что же теперь ему делать дальше.
Глава 12. Мысли Ивана Ивановича
(вторник, 23:30, четверо суток до Дня вакцинации)
В полумраке комнаты, где сидел в кресле съежившийся и растерянный секретарь партии, а перед ним невозмутимо стоял Штык, было совершенно тихо. Иван Иванович напряженно думал.
Он превосходно понимал, что убийство главного редактора городской газеты произведет эффект разорвавшейся бомбы. Полиция и ФСБ умеют работать, когда захотят, поэтому найти исполнителей и заказчиков преступления им не составит труда. Похоже, что надо срочно уходить на нелегальное положение, и ему и Штыку. Вот только, что делать с Олегом, с этим ненужным и очень опасным свидетелем? Убрать от греха подальше, пока есть время? Но, если Иван Иванович уйдет в подполье, для всех это и будет прямым доказательством его вины. Нет, нужно вести себя как обычно, не вызывая подозрений. А Кузнецову устроить несчастный случай, пусть, например, упадет с памятника вакцинаторам, когда будет срезать скобы. Вполне себе достойная смерть, да и лишний мертвый герой партии никогда не помешает.
Вы наследили в квартире? спросил секретарь.
Думаю нет, ответил Штык, мы заранее надели маски и перчатки, камеры видеонаблюдения в том районе отсутствуют, сотовые мы с собой не брали. Вряд ли нас быстро смогут найти.
А если идентифицируют пистолет?
Я избавлюсь от него на всякий случай. Гильзу я после выстрела подобрал.
Но пуля то в убитом, наверное, осталась?
Пуля им ничего не даст, на этот счет не переживайте.
Ну хорошо да, кстати, а как вообще вел себя Олег после выстрела? невольно заинтересовался Иван Иванович.
Ну он же думал, что действительно должен убить Бабушкина. Побледнел, конечно, весь затрясся, но держался молодцом. Не упал, сознание не потерял, даже пистолет не выронил. Да я и сам, честно говоря, маленько растерялся, не ожидал выстрела. Потом опомнился, забрал гильзу, вытащил из квартиры Кузнецова, и мы ушли.
А соседи слышали выстрел?
Могли, конечно, слышать. Но там этажом ниже живут какие-то алкаши. От них шум стоял на весь подъезд, когда мы мимо проходили. Если даже кто-то и услышал хлопок, то вполне мог списать на этих алкашей.