Ничто? промурлыкала она.
Даже женщина.
Царица Галикарнаса улыбнулась, и эта улыбка в одинаковой степени предназначалась им обоим.
Именно она приведет в ярость наших союзников афинян, не знакомых с подобными женщинами. Опозоренные противостоянием женщине, они зашли так далеко, что назначили за ее голову награду в десять тысяч драхм. Но она была искусным адмиралом да и во многих прочих искусствах она тоже преуспела.
Этой ночью, возлежа на ней, Ксеркс кричал в неистовстве. Ее извивающееся под ним тело превратилось для него в тело Греции, и она была завоевана, как будет завоевана Греция и он, Ксеркс, Великий царь, был этим завоевателем.
И все-таки, когда они в конце концов оторвались друг от друга, он ощутил внутри себя пустоту. Она выпила из него все силы. Она была удовлетворена, он же, завоеватель, испытывал непонятно откуда взявшееся чувство уныния.
III
Никогда прежде ни одна страна не оказывалась перед лицом опасности, сопоставимой с той, что угрожает нам сейчас.
Эти слова произнес Фемистокл из Афин перед пререкающимися представителями эллинских государств в большом зале собраний Коринфа. В то время это был человек с манерами истинного аристократа, в речах которого сквозила честность и прямота. В юности он вел скандальную и беспутную жизнь, за что отец лишил его наследства. Сегодня оставленные годами разгильдяйства морщины слились с теми, что появились как результат страданий и приобретенных знаний.
Как можем мы сомневаться в нашем долге? вскричал он. Царь Персии Ксеркс уже топчет нашу землю, и он останется на ней навсегда, если мы не объединимся. Мы потеряли Фессалию, но это не значит, что мы потеряли Грецию. Десять тысяч наших гоплитов были не в состоянии перекрыть все три прохода в Фессалию и были вынуждены отступить. Вот почему мы собрались здесь. Но мы не можем больше отступать. Мы должны встать плечом к плечу и принять бой. Если мы не разрешим сейчас наши разногласия, то с нами всеми будет покончено. В эту самую минуту греков уже клеймят как рабов. Пока я взываю к вам, орды варваров продвигаются дальше, готовые стереть в пыль то, что мы ставим выше жизни, нашу гордость и нашу свободу. Мы же здесь в Коринфе проводим целые часы в бесплодных спорах. О чем тут спорить? Сражаться ли нам бок о бок свободными или сгинуть разобщенными рабами?
В группе делегатов, сидящих на скамье рядом с Фемистоклом, послышалось недовольное роптание. Он резко развернулся в их сторону.
Или мы должны, как предлагают здесь некоторые, приползти на коленях к персидскому царю и умолять о крохах варварской милости?
Один из группы встал.
Почему бы хотя бы не узнать, какие условия может предложить нам Ксеркс?
Сарказм в голосе Фемистокла ударил подобно бичу.
И в самом деле почему? Какие цепи выберете, господин, железные или бронзовые? Каким клеймом желаете пометить вашу жену и детей? Или вы предпочтете по славному персидскому обычаю закопать их живьем в землю? Говорите же, господин. Вне всякого сомнения это последняя ваша возможность свободно высказать свое мнение.
Еще один делегат со злостью вскочил на ноги.
Довольно, хватит болтовни. Давайте трезво оценим ситуацию. Обещает ли Фемистокл, что афиняне будут сражаться, защищая другие государства?
Ропот перешел в крик. Ожесточившиеся присутствующие вспомнили старые обиды.
Сидевший на некотором расстоянии от Фемистокла Леонид из Спарты молчал. Мы, спартанцы, не претендуем на умение красиво говорить: нам не по душе свойственная афинянам величавость и словоохотливость. Если нужно что-нибудь сделать, мы принимаем решения и выполняем их. Но здесь какое решение, думал утомленный бранью присутствующих Леонид, может родиться в этом противостоянии верности и вероломства? Перед его глазами постоянно возникала зловещая картина разрастающаяся темная масса персов на марше. Скоро она заполнит этот зал, погасит свет свободы и покатится дальше, поглощая все на этой земле и на землях, что лежат за нею.
А эти люди все еще предавались болтовне.
Фемистокл вскричал:
Афиняне? Будут ли афиняне драться? Все истинные греки будут драться в этой войне, пока будет хотя бы пядь земли, за которую можно драться. Они будут сражаться на суше и на море, в полях и у своих домов. Они никогда не покорятся. Любой грек, замысливший сдаться на милость врага, изменник, который будет заклеймен позором до конца времен.
Возможно, кто-то скажет, что Фемистокл произнес это, поддавшись порыву чувств. Мы все прекрасно знали о проблемах, вставших перед некоторыми малыми государствами. Беззащитные Локрида, Фокида и Дорида лежали на пути захватчиков. Они не могут сражаться по одиночке, и было бы несправедливо обвинять их в предательстве.
Именно локрийцы отреагировали первыми:
Спарта а что Спарта?
Со всех сторон охотно подхватили:
Спарта! Дайте слово спартанцам!
Леонид поднял голову, и в него сразу же вонзились обиженные и обвиняющие взгляды. Впрочем, стоило им скреститься с напряженным взором Леонида, как глаза сразу же отводились в сторону.
Фемистокл произнес:
Всем известно, что Спарта всегда стояла на защите общегреческих интересов, главенствуя на суше, в то время, как Афины были лидерами на море. Поэтому, в эту трудную минуту мы должны обратиться к братьям-спартанцам с просьбой возглавить наши силы. В связи с этим я взываю к царю Спарты Леониду.
Он повернулся к Леониду с величественным жестом и уважительным поклоном.
Господин, согласятся ли твои спартанцы руководить нами в этой битве с персидским царем?
Леонид медленно поднялся и повернулся лицом к собравшимся. Бормотание сменилось полной тишиной.
Клянусь в этом, произнес он, честью Спарты.
Как можем мы верить кому-то на слово, вопрос был брошен в него из глубины мраморного зала подобно камню, когда речь идет о жизни и смерти наших людей?
На какое-то время всем присутствующим показалось, что все вновь вернется к исполненным страха и неразберихи пререканиям. В этот момент в зале опять прозвучал голос Леонида.
Мы в Лаконии привыкли к немногословию, но если мы что-нибудь скажем, то остаемся верными нашим обещаниям. Спартанцы первыми нанесут удар в этой войне, независимо от того, пойдут за нами остальные или нет.
Фемистокл быстро подхватил:
Царь Леонид, благодарю тебя от имени Греции. И еще хочу дать встречное обещание. Если спартанцы возглавят борьбу греков, Афины уступят им право руководства полностью не только на земле, но и на море.
В зале воцарилась гробовая тишина. Фемистокл насладился ею в полной мере, а потом закончил:
Во имя единства греков с этого дня все афинские корабли перейдут под командование спартанцев.
И зал вновь загудел но это уже был гул уважения, возрождающейся надежды и уверенности.
Голосуем, давайте голосовать!
Сидящий выше остальных делегатов президент поднял руку для наведения порядка.
Мы выслушали предложения Афин и Спарты, двух наших самых крупных государств. Теперь мы должны выслушать и остальных. Отвечайте, когда будете названы.
Один за другим он начал поднимать кандидатов. Некоторые из них горели энтузиазмом, хотя еще несколько минут назад были бледны в своей нерешимости. Если Спарта выступит Аркадия тоже выступит. Если Спарта выступит, а Афины пошлют свой флот, эвбейцы будут сражаться. Коринф последует за Спартой. Беотия намерена воздержаться. Аргос
Обещания и аргументы восходили к потолку, который нашептывал их эхом обратно. Казалось, что это эхо останется здесь несмолкаемым навечно, превратившись в бессмертное свидетельство выступлений греков перед лицом величайшей опасности.
Фемистокл подошел к Леониду и положил руку ему на плечо. Когда Леонид повернулся и улыбнулся, афинянин знаком показал, что им нужно на несколько минут выйти из зала собраний.
Леонид только обрадовался предоставившейся возможности сбежать. Звуки голосов, особенно тех, которые запинались в своих извинениях или просили об отсрочке для принятия решения, начали его утомлять.
Ему не терпелось действовать. Теперь важным был каждый час.
Внутренний двор зала был прохладен, слышался плеск окруженного колоннадой фонтана. Здесь ощущалось спокойствие и достоинство, здесь мужи могли прохаживаться, медитировать и обсуждать вопросы как равные с равными. Если к советам Спарты и Афин не прислушаются, этому спокойствию скоро придет конец.
Голосовать, резко произнес Леонид, когда дом в огне!
Фемистокл опять положил руку на плечо союзника.
В этом источник нашей силы, сказал он успокаивающе. Мы можем свободно высказывать свое мнение. Мы можем не соглашаться и спорить. И для защиты именно этой свободы мы должны объединиться.
Леонид не нуждался в этой лекции. Он нетерпеливо кивнул головой в сторону двери, из которой они только-что вышли.