Нет, не Машенька Только я на невесту посмотрел и свою милую вспомнил Невестушка-то тоже слёзы мои заметила и спрашивает, отчего ты, солдат, невесёлый, домой же возвращаешься! А я возьми да и расскажи всё Рассказал, как не вытерпел и Машеньке письмо всё-таки написал. Сознался я в этом письме, что возвращаюсь инвалидом. И если она всё ещё ждёт меня, то пусть повесит на том дубе нашем, что у дороги, платочек синий. Если же не ждёт меня, то увижу, что платочка нет, и мимо проеду, ни в чём её не обвиню.
Камера оператора выхватила лицо женщины, она всё так же улыбалась, не отводя ласкового взгляда от мужа.
И вот все мы затихли, едем почти молча, все ждём, когда за поворотом старый дуб появится. И невеста, и жених её, и гости все в окна смотрят, взгляд вместе со мной оторвать от дороги не могут, всё поворота ждём. И страшно и нетерпеливо, всё кусты и деревья в окне мелькают Чем ближе подъезжаем, тем сердце сильнее колотится, сжимается, вниз ухает. И вот поворот тот А я глаза от страха зажмурил снова пауза, Ирэна сжимает пальцами пуговичку на халате, нервно вертит её, Повернул автобус, и все, кто в нём был, с мест повскакивали, закричали радостно, удивлённо. И я осмелился в окно посмотреть весь дуб наш, каждая его веточка синими платочками обвязан! А много их как! Так и переливаются они синим облаком на солнце! пожилой мужчина замолчал, отвернулся, пытаясь спрятать лицо от камер, но Ирэна заметила, как блестят выступившие в его светло-голубых глазах слёзы.
И не сразу поняла, что её собственные слёзы так же катятся по лицу. Но она их не стирает, не пытается скрыть, нажимает на пульт. Экран гаснет, Ирэна сидит в полной тишине, а когда снова тянется за стаканом, рука дрожит, нечаянно расплёскивает содержимое на палас. Ирэна разжимает пальцы, и стакан с глухим стуком падает на палас. Тёмное пятно разливается на идеально белоснежном паласе, запах спиртного разносится по комнате. Вонючее элитное пойло впитывается в мягкие ворсинки паласа. А Ирэна и не видит этого, смотрит сосредоточенно в одну точку, обхватив себя руками за плечи.
«А ведь и у меня была такая любовь мысль яркой молнией проносится в её сознании, прожигая его и причиняя мучительную боль, А я сама взяла да и предала её» А теперь что?! Она безмолвная, на всё готовая красивая игрушка. Ещё в начале их отношений, лет пять назад, когда Ирэна училась в университете и на одной из вечеринок встретила Евсеева, он относился к ней внимательно и нежно. Но постепенно всё стало меняться, а когда через пару месяцев Ирэна узнала, что беременна, то интуитивно решила смолчать. А когда скрывать уже стало поздно, призналась. Она до сих пор помнила, как Илья изменился в лице, потребовал сделать аборт. Но узнав, что срок большой, всё-таки разрешил рожать. Но при этом продолжал приходить к ней, беременной, и требовать от неё выполнения своих «обязанностей». Он не жалел её, нет. Совокуплялся с ней так же неистово, как и раньше, даже её большой живот не мешал. Возможно, он надеялся, что она скинет ребёнка. Только вот порода у неё батькина, казацкая. Донских казаков порода, бабушка на лошади скакала, ничего не боялась. И ребёнок отчаянно уцепился в ней за жизнь. А когда Ирэна родила в срок, Евсеев сразу же потребовал увезти его к родителям Ирэны, а иначе, пригрозил, что заберёт и в детдом сдаст, что она и не найдёт своего сына никогда больше. Ирэна испугалась ослушаться. И месяца сынишке не было, как привезла его матери и отцу. Батько не ругал, нет. И Настя слова не сказала. Приняли с радостью. Только спросила, как назвала ребёночка. Ильёй назвала, хотела в честь отца его, только вот отцу он и не нужен вовсе отказался. Хоть своих детей с женой у него не было, а приблудыш не нужен.
А через пару дней Евсеев приехал к ней, заставил ноги перед ним раздвигать, даже месяца после родов не подождав, чтобы дать Ирэне восстановиться. А через год его жена, наконец, забеременела. Вот её Евсеев берёг, к беременной не прикасался и после родов долго ещё не подходил. К Ирэне ездил, чтобы в неё слить, вот тогда-то она себя и начала чувствовать не как женщина, а как сосуд для принятия спермы.
Несколько раз Ирэна пыталась увидеть его жену. Нет, она не хотела с ней поговорить, да и нечего ей было сказать жене Евсеева. Просто женское любопытство. И как-то всё же увидела её на одной из корпоративных вечеринок. Хотя мадам Евсеева делами компании не интересовалась, жизнь вела праздную и светскую. А вот на той рождественской вечеринке взяла вдруг и появилась. Наверно, тоже что-то почувствовала. Ирэна рассматривала её издалека и всё больше недоумевала. Полноватая крашеная блондинка лет тридцати пяти, узкое красное платье уродливо обтягивает полную грудь и массивные бёдра, макияж яркий и неумелый. Даже странно, с таким достатком-то и так плохо и дёшево выглядеть А позже Ирэна узнала всё от тех же сотрудников из финансового отдела, что тесть Евсеева человек богатый и имеющий вес в чиновничьих кругах, зятя щедро спонсирует и опекает от разных проверок, начиная с налоговой и заканчивая санпедстанцией.
И тогда всё на свои места встало. Не любит Евсеев жену, а она это чувствует, потому такой несчастной и неухоженной и выглядит. Ирэна даже посмеялась над собой, что поначалу ревновала Илью к его жене. Теперь понятно, почему Илья сына внебрачного испугался, поспешил спрятать его, чтобы тесть не прознал. Да, сына Илья хотел, наследника. А первенца не законная жена родила, а любовница. Ещё одна насмешка судьбы
Ирэна отвлеклась от своих горестных мыслей только когда ночной ветер, залетев в открытое окно, хлопнул рамой. Ирэна обернулась на звук, подошла к окну. Тёмное ночное небо пересекла яркая вспышка молнии. Широкие листья тополей тревожно застучали по стеклу. И вдруг к Ирэне пришло решение, такое же быстрое как эта ночная вспышка молнии. «Бежать!», уже уверенно повторили её губы. И сразу же стало легко-легко внутри, как камень с души свалился. И душа! Вот она, трепещет под рёбрами гулкими сердечными ударами, так неистово, что и продохнуть больно. Бьётся крыльями своими израненными, и расправить их старается, в груди не умещаясь, полёта хочет, взлететь пытается. Ирэна ещё долго стояла возле окна, глядела на огненные всполохи, слёзы бежали по лицу, а капли ночного дождя, крупные и чистые, стекали вниз с оконного стекла.
С первым оглушительным раскатом грома Ирэна отшатнулась от окна, оглядела тёмную безжизненную комнату с дорогой итальянской мебелью, белоснежным паласом с темнеющим на нём уродливым пятном от пролитого бренди, баром, забитым бутылками. А затем подошла к выключателю и резким движением включила свет. Он на миг ослепил её, заставил прикрыть глаза, но Ирэна решительно их открыла, резкими быстрыми движениями направилась к шкафу и начала доставать из него вещи. Вытащив на середину комнаты два огромных чемодана на колёсиках, молодая женщина старательно улаживала в них одежду. Но когда чемоданы оказались битком набиты вещами, в шкафу оказалось ещё много одежды. И тогда Ирэна решила сделать перерыв до завтра. А завтра она купит ещё парочку таких же огромных дорожных чемоданов и продолжит собирать вещи. Приняв решение, Ирэна больше не сомневалась в его правильности. Она прошла в спальню, упала на кровать, закрыла глаза и сразу же провалилась в сон, глубокий и спокойный. А за окном бушевала стихия, белесо-огненные молнии озаряли комнату и спящую на кровати девушку, раскаты грома сотрясали оконные стёкла, заставляя их дрожать. Но ничего этого не видела и не слышала девушка, она спала крепко, обняв руками подушку. Её нежные щёки высохли от слёз, а мокрые ресницы прикрывали веки спокойно, не вздрагивая.
Попроси у облаков
«Глядеть на облака больно, но полезно,
как полезно многое из того,
что вызывает боль»
Мэтью Квик «Серебристый луч надежды»
Облака плывут куда-то.
В небе синем далеко
Знать бы, что для счастья надо?
На душе станет легко
Svetlana-Supreme
На следующий день Ирэна собрала оставшиеся вещи, их оказалось шесть чемоданов. Она даже не предполагала, что у неё столько одежды. Одного только нижнего белья и чулок набралось на целый чемодан. Верхняя одежда несколько пар пальто, плащей, курточек и две норковые шубы (одна из чёрного меха, другая из белого), обувь заняли ещё два огромных чемодана, и ещё один был забит платьями. Драгоценности, которые ей дарил Илья, Ирэна брать не стала. Их он может передарить своей жене, а вот одежду ему придётся только выкинуть, потому что её размер и размер одежды жены Ильи разный. Его жена носит 56-й, а Ирэна 44-й. Поэтому многочисленные дорогие платья, обувь и верхнюю одежду Ирэна забрала без зазрения совести. Зайдя в кабинет Ильи, Ирэна положила банковскую карту вместе с драгоценностями на идеально полированную поверхность массивного стола из красного дерева и написала на листе бумаги: « Илья, прости, но я так больше не могу. Я не хочу быть в тени твоей жизни, я хочу жить на солнечной стороне улицы. Возвращайся к жене и сыну, а я уезжаю в Таёжный. Будь счастлив!» и оставила послание тут же на столе. Затем вызвала такси. Если Илье будет недостаточно её письма, она может объясниться с ним по телефону. Ирэна надеялась, что он не станет её преследовать.
Пришлось позвонить охраннику и попросить его вызвать такси, а ещё подняться к ней на третий этаж и помочь вынести багаж. Рослый молодой охранник с радостью согласился, даже денег за свою помощь не взял.