Это действительно был чудом уцелевший в исламской революции настоящий французский салон красоты с соответствующим названием и постерами на стенах. Находился он на улице Моссадык, которую многие еще называли по старинке Пехлеви (см. сноску-11 внизу).
Внутри было роскошно: на низких столиках лежали французские журналы мод, а кофе и «ширини» (сладости перс) приносили красивые тети, словно сошедшие с картинок в этих журналах. Нас усадили в мягкие глубокие кресла, принесли угощения и только потом принялись расспрашивать, зачем мы пришли. Папа что-то объяснял любезным тетям на фарси, а они поглядывали на меня, улыбались и приговаривали: «Дохтар-э-хошгель!» («Красивая девочка» перс.) и «Хейли гашанг!» («Очень даже красивая! перс). Благодаря щедрому на комплименты иранскому персоналу нашего госпиталя, я уже знала, что значат эти слова, и мне было приятно. Когда папа достал из кармана мою журнальную вырезку и показал тетям вожделенный «сессон» они радостно и понимающе закивали. Я поняла, что они умеют его делать, и обрадовалась. Но тут встряла моя мама, до этого она молча листала модный журнал вприкуску с ширини:
Скажи им, чтобы челку ей коротенькую сделали, а то она себе глаза испортит!
Как будто меня нет рядом: скажи им, чтобы ей, а то она
Я очень разозлилась. Вообще-то у нас был уговор: я отрезаю косу при условии прически, которую я выбрала. А менять правила во время игры, да еще и не спросив «водящего», некрасиво. С таким человеком никто больше играть не будет! Я вскочила и заявила:
Я передумала резать косу, поехали домой!
Мама уставилась на папу. Папа пожал плечами. Мне показалось, что он все понял. Оставалось рассчитывать на его порядочность, ведь я не понимала, что именно он говорит на фарси тетям.
На всякий случай я выхватила у него свою вырезку, ткнула в девушку на ней, потом в свою переносицу ниже бровей и с отчаяния в полной мере применила свой армянский английский:
Id like hair-style like the girl on this picture, but a bit longer! («Я хочу прическу как у девочки на этой картинке, только немного длиннее!» англ).
Dont worry, darling, well style you absolutely one in one! («Не волнуйся, дорогая, мы сделаем тебе один в один!» англ), ответила одна из тетей, продемонстрировав, что во французской парикмахерской прекрасно понимают по-английски.
У меня отлегло от души: теперь родители не смогут подговорить парикмахерш за моей спиной. Мама тоже это поняла и утратила к процессу интерес:
А мы с тобой пока в ювелирный съездим на Каримхан, распорядилась она папой. Я Талеби-ага кольцо отдавала на чистку.
Все-таки моя мама умела быть противной! Мне, конечно, не хотелось, чтобы она указывала, как меня стричь. Но и одной оставаться в роскошном салоне мне не хотелось. Все были ко мне очень приветливы, но все же одной как-то неуютно.
У мамы на Каримхане был свой ювелир, она даже помнила, как его зовут.
Улица Каримхан-занд, соседняя с нашей Вилла-авеню, со старинных времен считалась ювелирной, столько там золотых магазинов. Но все посольские жены почему-то доверяли только Талеби-ага. Говорили, что у него лучшие сеты (гарнитуры) с бирюзой и топазами.
Под стеклом на его прилавке красовались дивные штучки: кулончики в виде вырезанной из золота арабской вязи, знаков Зодиака, крохотных слоников, носорогов, дельфинчиков и прочих живностей. Золотые цепочки переливались сотнями причудливых плетений, сережки при всей вычурности оставляли ощущение воздушности дизайн у персидских ювелиров всегда был на высоте. Так говорила моя мама.
Когда меня впервые привели в магазин к Талеби-ага, он первым делом выяснил, кто я по гороскопу, и тут же вручил прелестную золотую подвеску для знака Весы. Отказаться было никак невозможно. Пока папа пихал ювелиру подарок назад, уговаривая его на фарси, мама по-русски шипела мне в ухо, чтобы я не смела брать, это может быть провокация. Но все было бесполезно. Талеби-ага убрал руки за спину и только улыбался. А когда мои родители со своими отказами окончательно ему надоели, сказал:
Если вам не нравится, можете выбросить туда, ювелир указал на городскую урну, виднеющуюся за витриной. Я свои подарки назад не беру.
Он сказал это как-то так, что мы все сразу поняли, что дальше спорить будет просто неприлично. Надо просто поблагодарить и обрадоваться. Собственно, я уже обрадовалась: вещица смотрелась очень красиво, и до сих напоминает мне о ювелирных лавках на Каримхане.
Ювелирный шопинг в Тегеране был особенным ритуалом, и все наши не сразу, но привыкли к его порядку. Торопливость в тонком деле выбора и покупки украшений была неуместна. Войдя в лавку ювелира, надо было неспешно побеседовать с хозяином, расспросить, как он поживает, выпить с ним чаю с финиками и фисташками, и только потом перейти к делу.
Своему ювелиру постоянный покупатель должен доверять как пациент врачу, а общение с ним должно быть обставлено дружественно и даже по-семейному. Вот тогда у вас будут настоящие драгоценности! так моей маме как-то сказала шикарная Паризад-ханум.
С тех пор мама это повторяла. И пользовалась всеми дополнительными опциями наличия «своего» ювелира носила ему свои украшения на чистку, ремонт или если вдруг решала уменьшить размер колец. В Тегеране пальцы у всех нас стали тоньше из-за очень сухого климата, который заодно излечивал болезни почек это утверждал мой Грядкин.
В общем, я знала: если мама идет к ювелиру, это надолго.
Меня усадили в удобное парикмахерское кресло перед большим зеркалом и включили Хулио Иглесиаса. В то время тегеранские дамы относились к нему с большой нежностью: он пел из каждого авто, где за рулем была ханум. Правда, всего несколько лет спустя ханумки изменили Хулио, горячо полюбив другого испанского парня Луиса Мигеля.
Персиянки из французского салона возились со мной, нежно воркуя между собой. Я слушала сладкоголосого Хулио, листала журнал, попивала кофе из маленькой чашечки и чувствовала себя восхитительно взрослой. И даже не расстроилась, когда одна из парикмахерш показала мне аккуратно перевязанную с обоих концов мою отрезанную косу. Ее красиво упаковали, чтобы вручить моим родителям на память.
Время пролетело незаметно. Когда мама с папой появились на пороге, из зеркала на меня глядела натурально Мирей Матье! Темная шатенка с круглой прической, только мне сделали длиннее, как и обещали. Я была в полном восторге! И даже маме понравилось, несмотря на длинную челку. Папа расплатился с милыми тетями, а они на прощание меня расцеловали и сказали, чтобы я приходила к ним подравнивать концы и челку.
А платье уж купите сами, мне нужно в посольство, сказал папа, когда мы вышли из салона. Сходите в «Курош», здесь недалеко.
А что такое курош? спросила я. Так зовут старшего сына шахини!
В данном случае название модного магазина здесь, на Моссадык, пояснил папа. А назвали его так как, вероятно, и старшего сына Пехлеви в честь древнего персидского царя-завоевателя. Он правил великой Персией в доисламское время, когда персы были не мусульманами, а зороастрийцами.
А кто такие зороастрийцы? полюбопытствовала я.
Это огнепоклонники, те, кто поклоняется огню. Но вообще у них было много божеств, как у язычников, ответил папа. Я тебе возьму в посольской библиотеке учебник истории, раз тебе интересно. Только в наших учебниках этот царь упоминается как Кир Великий, а персы называют его шах Курош или Куруш. Курош провозгласил курс на создание «великой цивилизации» и сам стал для древних персов божеством.
Так идти-то куда? неожиданно прервала лекцию мама, хотя очень любила все познавательное. Но, должно быть, в магазин ей хотелось больше.
Идите прямо, «Курош» будет справа через два квартала, папа махнул рукой вдоль центральной улицы, на которой мы стояли, сел в «жопо» и уехал.
Мы с мамой пошли по Моссадык.
Над улицей растянулись полотнища, извещающие в том числе и на английском, что 29-го эсфанда или 19-го марта Иран отметит День Национализации иранских нефтяных промыслов.
Это был тот самый недолгий отрезок времени, когда центральная улица Тегерана уже не была Пехлеви, но еще не стала Валиаср. Тогда исламские лидеры еще не сообразили, что присвоить ей имя Моссадыка идеологически глупо. Об этом я узнала намного позже из воспоминаний шахбану Фарах. Она описывала, как познакомилась с шахом Мохаммедом в Париже на приеме в посольстве Ирана, куда пригласили всех иранских студентов, учащихся на тот момент в Париже. Как позже, уже в Тегеране, она вдруг получила по почте приглашение на обед в шахскую резиденцию от принцессы Шахназ, старшей дочери шаха от египетской принцессы Фаузии. Каким шах оказался милым и простым в общении при их встречен за обедом, как катал ее на личном спортивном самолете, сам сидя за штурвалом, и как она влюбилась. Не потому что он шах, а потому что он был интересным мужчиной и галантным кавалером. В книге были семейные фото шахской четы, позволяющие в это поверить. Я бы тоже решила, что шах Мохаммед интересный мужчина. Фоном к воспоминаниям шахини служили события в стране, по поводу которых она переживала или принимала в них непосредственное участие. Моссадыку, которого звали тоже Мохаммед, она уделила в своей книге довольно много места.