Вячеслав Бондаренко
Святые старцы
© Бондаренко В. В., 2020
© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2020
От автора
Если из длинного ряда выдающихся людей нашей Родины попросить выделить тех, чей вклад в ее развитие был наиболее весом, ответы наверняка будут разными: люди назовут выдающихся политиков, полководцев, писателей, ученых Все эти ответы будут в разной степени верными, но героев данной книги по праву можно поставить во главе этого списка достойных. Ведь именно они сосредоточили в себе духовную мощь и красоту России, ее многовековой опыт. И совсем не случайно за советом, наставлением, благословением к ним приходили и полководцы, и политики, и писатели, и философы. Речь идет о старцах.
Возможно, кого-то из читателей серии «ЖЗЛ» подобный взгляд удивит: ведь «традиционная» история общества пишется людьми светскими. Однако не менее значима история другая духовная, потаённая от поверхностного взгляда, лишенная, может быть, резких внешних сломов и поворотов, но неимоверно глубокая, наполненная высшим смыслом. И в ней на первый план выходят как раз носители Духа, великие молитвенники, прославленные в лике святых. Об этом глубинном пласте русской истории и пойдет речь в книге. В ней перед читателем откроются совсем иные XVIII, XIX и XX века, нежели те, что знакомы нам по учебникам истории
Значение слова «старец» в истории Церкви со временем менялось. Еще в середине XVIII века так именовались просто старшие по возрасту монахи; так звали также строителей монастырей, заведующих послушанием в какой-либо области (конюший старец) и т. п. Однако затем старцами стали называть чрезвычайно опытных в духовной жизни монахов, заботившихся о духовном окормлении братии своего монастыря и мирян. Впоследствии слово «старец» употреблялось и в применении к лицам из белого духовенства (не монашествующего), достигшим необычайных духовных высот, и даже, в исключительных случаях, к светским лицам. К церковной иерархии это понятие отношения не имело: старцами могли быть и монахи, и иереи, и архиереи, выходцы из любого сословия дворяне, купцы, мещане, крестьяне, священники. Также не имел значения возраст: преподобный Паисий (Величковский) начал старчествовать, когда ему было под тридцать, отец Адриан Югский слегка за тридцать, преподобный Гавриил Седмиезерный тридцать семь, преподобномученик Игнатий (Лебедев) слегка за сорок, и эти примеры можно продолжать.
Внешними сторонами старчества, заметными даже непосвященным, были прежде всего присущие старцам духовные дары целительство, чудотворчество, прозорливость, Божественное рассуждение. Однако намного более важным был опыт духовной брани, борьбы с грехом и страстями, достигавшийся путем постоянной молитвы, изучения Священного Писания, окормления духовных чад, иных подвигов.
Появившись одновременно с самим институтом монашества, в Х столетии, русское старчество прошло за свою историю множество этапов. С ранним связаны имена таких гигантов духа, как преподобные Сергий Радонежский, Павел Обнорский, Пафнутий Боровский, Иосиф Волоцкий, Нил Сорский. После XV столетия традиции раннего старчества в России уходят на глубокую периферию духовной жизни. Но даже в самые тяжелые для русского монашества времена в провинциальных монастырях и на отдаленных приходах развивались свои, оригинальные старческие традиции. Такими самородками были преподобные Феодор Санаксарский, Зосима Верховский, Василиск Сибирский, Лазарь Псково-Печерский, святой праведный Алексий Гнеушев, многочисленные рославльские, трубчевские и брянские пустынножители и, разумеется, преподобный Серафим Саровский.
А в конце XVIII столетия благодаря ученикам преподобного Паисия (Величковского) русское старчество получает новый импульс. После духовного обморока, в котором находилось русское монашество петровских и послепетровских времен, именно старцы сделались той «живой водой», которая омыла сначала церковную, а затем и светскую Россию и привела ее к духовному возрождению. Имена этих людей никогда не были «на первом плане», в их честь и сейчас не называются улицы и не слагаются песни, но это и естественно человек, посвятивший себя монашескому деланию, не стремится к публичности и тем более популярности в светском смысле этого слова. Но своим тихим, каждодневным великим деланием, подвигом пламенной молитвы за Россию они незримо спасали многие тысячи душ. И хотя эта традиция далеко не всегда встречала понимание у церковных властей и рядовых монашествующих, Белобережская, Площанская, Оптина, Глинская пустыни, Псково-Печерский монастырь постепенно становились настоящими маяками, на которые стремились люди, жаждущие понять главное в себе и окружающем мире. Характерно, что не старцы «шли в народ», а сами верующие тянулись к ним. А «золотая цепь» русского старчества, несмотря на страшные испытания, выпавшие на долю Церкви в ХХ столетии, уже не прерывалась. Остается только изумляться и восхищаться тем, что Россия в таком множестве рождала подобных светил духа, каждый из которых мог сказать: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20).
Безусловно, мир русского старчества чрезвычайно обширен: ему посвящены сотни исследований, десятки отдельных книг. В эту вошли очерки лишь о десяти подвижниках духа, личность каждого из которых являла живую веху в развитии старчества и была овеяна легендами еще при жизни. Кроме старцев-монахов, в этой книге представлены очерки о великих «старцах в миру», священниках, снискавших славу прозорливцев, чудотворцев и утешителей, святых праведных Алексии Гнеушеве и Алексии Мечёве. Между исследователями до сих пор ведутся споры, можно ли причислять этих выдающихся пастырей (как и, например, святого праведного Иоанна Кронштадтского, священноисповедника Георгия Коссова и других) к старцам; на наш взгляд можно, ведь в их делании явственно проявлялись те же дары, которые были свойственны выдающимся монашествующим старцам, и главное присутствовало духовное водительство, главная цель которого спасение.
Задача, стоявшая перед автором, была очень сложной и ответственной. Ведь серия, в которой выходит книга, называется «Жизнь замечательных людей», а не «Житие». Между тем рассказ о святых предполагает именно житийные приемы и рамки. Но в русской литературе есть прекрасные образцы работ о святых, которые не относятся к классическому житийному формату, это труды Б. К. Зайцева (18811972) и о. Лазаря (Афанасьева, 19322015). Написанные спокойным, сдержанным языком, эти книги тем не менее выдержаны в жанре не жития в общепринятом смысле слова, а жизнеописания. Именно этим образцам автор стремился следовать, рассказывая о судьбах великих русских старцев. Насколько это удалось судить читателю. Вполне признавая свое недостоинство («Духовный человек судит обо всем, а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2, 15)), автор тем не менее надеется на то, что его рассказ о великих подвижниках Божиих поможет кому-то изменить взгляд на себя и окружающих, стать хоть немного лучше, обратиться за молитвенной помощью к Тому, кто всегда готов откликнуться на наш зов, совершить паломничество в обители, где подвизались великие старцы. А новые сведения, которые удалось обнаружить в ходе работы над книгой, уточнят наши представления о их духовном и жизненном пути.
Автор сердечно благодарит за помощь в работе над книгой Патриаршего Экзарха всея Белоруссии митрополита Минского и Заславского Павла (Пономарёва), благословившего начало этого труда, о. Владимира Вигилянского, Александрину Вигилянскую, о. Кирилла (Воробья), о. Александра Чурочкина, Светлану Ивлеву, Филиппа Москвитина, Павла и Ольгу Богатовых.
Молитвами преподобных и богоносных отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси и помилуй нас!
Аминь.
Преподобный Василий Площанский
(Кишкин, 17461831):
«Жаждущий спасения Вашего»
На современных картах России село Сотниково относится к Фатежскому району Курской области. Но в 1740-х годах, во времена Елизаветы Петровны, это был Курский уезд Белгородской губернии, да и называлось поселение совсем по-другому Архангельское на Гниловодах. Именно там жила семья Кишкиных Тимофей Григорьевич и Домникея Николаевна. Существует, впрочем, еще одна версия по поводу их местожительства деревня Клюшниково, расположенная в тех же местах. Но в ревизской сказке 1782 года указано именно Архангельское.
В российских родословных книгах значилось несколько дворянских родов Кишкиных, но Кишкины белгородские не имели к ним никакого отношения. Они были однодворцами потомками служилых людей, которые селились на южных и западных окраинах России и несли там сторожевую службу. За это однодворцам разрешалось владеть землей и крепостными. Но на деле они так и остались неким промежуточным сословием между дворянами и крестьянами, сохранив присущую первым сословную гордость, сочетавшуюся с простотой нравов и личным трудолюбием.
Тимофей Григорьевич и Домникея Николаевна Кишкины родились в Петровскую эпоху: он в 1707 году, она в 1712-м. К 1746-му у них было уже пятеро сыновей Сила, год рождения которого неизвестен, Карп (1736), Алексей (1737), Анцифор (1740) и Степан (1745). Из них двое служили в армии, двое имели свои семьи, и только Карп жил вместе с родителями. Последнего, шестого ребенка в семье назвали Владимиром. Он появился на свет в 1746 году (в ревизской сказке указано: «Володимер, в 762 году было 16 лет»). Уже немолодые родители, по-видимому, восприняли появление на свет младшего как Божию милость, так как сызмальства стали готовить его к служению Господу. Судьба Владимира была для них как бы данью, которую они приносили Богу в благодарность за его рождение. А может быть, и сами родители сразу почувствовали особенность Володи, его непохожесть на других детей.