Хорошо. Спасибо.
Тут в редакцию залетает Эдичка.
Оксана, губер согласился коменты по Тагилу дать. Мы должны раньше «четверки» там оказаться. Все бросай, взлетаем через двадцать минут.
А может, ты один справишься? У меня в Кауровка.
Какая на хрен Кауровка? Ты же знаешь, «дедуля» меня не любит. Только утрясли разногласия. Но он на меня так смотрит. Поехали, а то он меня этим заводит. Боюсь, сорваться могу. А ты девушка политкорректная. Да, и любит он тебя.
Заходит секретарь.
Оксаночка, Кауровка на проводе. У тебя занято или можно уже перевести.
Это с телефоном что-то. Лучше я подойду к вам.
Оксана возвращается.
Юля, беги за Антоном, если не найдешь, поедешь одна. Там ничего сложного, я договорилась. Герой в теме. Нужно будет только один вопрос задать. Пусть он расскажет об этом затмении. Справишься?
Постараюсь.
Давай. И еще по пути выпроси оператора у развлекательных программ. Наши-то уехали.
О круто! Мой звездный час настал. Правда, Антошка все портит. Может и не искать его вовсе? Я, конечно, понимаю, что это подло и гадко, но не могу я полгода, как он ждать. С другой стороны он хороший парень Ладно загляну в монтажную, если он там его счастье, а нет, то «звиняй», хлопчик. Мне просто не терпится самой все попробовать.
Здравствуйте, Иван Платоныч, а Антон не у вас?
Нет.
А не знаете где он?
Нет, Юль, не в курсе.
Ну, слава Богу.
Что?
Да, нет ничего.
Было уже совсем тепло. В сладком воздухе звон воробьев, летят себе с ветки на ветку. Вот-вот взорвутся на деревьях цветы. Сев в машину, я зажмурилась, наслаждаясь этим первым с легкой грустинкой теплом. Зима для меня досадная пустота, что мешает жить-жить. А Антошка сейчас вернется в студию и узнает, что его поезд уже уехал. Но я же не нарочно, не со зла. Просто я хочу жить-жить. Беспечно порхая, как эти воробьи с ветки на ветку, с ветки на ветку и распевая: жить-жить.
Заходим в обсерваторию. Берем интервью. Снимаем все, что нравится. Собираемся прощаться, и тут к нашему профессору подваливают два примодненных студента.
Простите м-м-м а, правда, что на Земле лунный камень будет парить в воздухе? Спрашивает парнишка в клетчатой рубахе с лихим ирокезом и сережкой-тонелем в ухе.
Нет, с чего бы это? удивляется ученый.
Дурак. Одергивает его друг с перегидрольным коком. На него же земное притяжение будет действовать. Мигом упадет!
Так значит в «Лунтике» не правду показывали?.. Студент номер один отходит с серьезным и очень опечаленным лицом. А мы, завалившись со смеху в машину, даем по газам.
По возвращении со съемок я испытывала двойственные чувства. С одной стороны меня переполняет чувство радости и выполненного долга, а с другой стыдно Антону в глаза смотреть.
«Я считаю, что я подонок, отброс общества, нет во мне стыда и совести, потому она меня и не мучит, И зовут меня Эдичка». Жирным мохнатым шмелем, совесть нарезала круги в моей прелестной головке, но я прогнала навязчивые думы прочь-прочь. Чтобы жить-жить.
Ведь день-то сегодня хороший.
И такая долгая и интересная жизнь ждет меня впереди.
Я хиппую!
Вспомнила свой первый день на журфаке. Последнее лето детства не спешило покидать вчерашнюю абитуру. Ласкало прощальными лучами с легкой ноткой грусти. Пьянило безграничными возможностями и сулило неокрепшим умам новые перспективы.
Это ожидание чего-то грандиозного и выдернуло меня из кровати раньше, чем надо. С сегодняшнего дня я студентка факультета журналистики! Прежде чем явить себя новому профессиональному сообществу, я долго и придирчиво наряжалась. Тщательно красилась и укладывала волосы в идеальные локоны. Перемерила пять пар обуви. Саму дорогу до университета я уже забыла. Зато отчетливо помню, как вошла в аудиторию одной из первых. Облюбовала вторую парту в ряду у окна. Села. Смотрю, что за черти со мной учиться будут.
Зашел длинный невзрачный хлыщ в джинсах и вытянутом сером свитере крупной вязки, на башке хвостик из белых засаленных волос. Гик оглядел публику и направился в мою сторону. «Нет-нет-нет, уж лучше все пять лет просидеть одной, чем с тобой», подумала я. И когда он поравнялся с моей партой, демонстративно брякнула свою сумку на свободный стул. Ботан вскинулся и, передернув плечами, прошел мимо.
Но тут в аудиторию влетело нечто веселый петрушка в черной косухе, рваных джинсах с перегидрольним коком и витой сережкой в ухе. Он заценил обстановку и тоже направился в мою сторону. «А вот этот поинтереснее будет» пронеслась в голове шальная мысль. Пока я прикидывала, можно ли доверить этому типчику девичью честь и дружбу и стоит ли сокращать дистанцию, он бесцеремонно убрал мою сумку, водрузил свою жопку на ее место, обнял меня, чмокнул, протянул руку и сказал:
Но тут в аудиторию влетело нечто веселый петрушка в черной косухе, рваных джинсах с перегидрольним коком и витой сережкой в ухе. Он заценил обстановку и тоже направился в мою сторону. «А вот этот поинтереснее будет» пронеслась в голове шальная мысль. Пока я прикидывала, можно ли доверить этому типчику девичью честь и дружбу и стоит ли сокращать дистанцию, он бесцеремонно убрал мою сумку, водрузил свою жопку на ее место, обнял меня, чмокнул, протянул руку и сказал:
СтанИслав! Я тащусь с тебя, бэйба.
Я тоже.
Давай, что ли тащиться вместе.
А что? Давай!
Так и началась наша дружба. Потом в компашку влилась умничка Таня, наша честь и совесть. И мальчик с глазами эльфа, Дюшка Померанцев, моя любовь на третьем курсе. Но главной звездой нашей банды всегда был Стас. За пять лет учебы никто так и не смог ни затмить, ни перещеголять его.
Ничто так не красит мужчину, как перекись водорода! любил говаривать Стас.
Он, вообще, любил эпатировать.
Профессиональную этику журналиста нам преподавали в лекционном зале напротив деканата. Когда наш бессменный декан факультета Боб, совсем не консервативный человек, увидел его в первый раз, Стасик был в рваной алкоголичке, с болтающейся на шее веревочкой, на которой висела заткнутая пробкой пробирка с неизвестной науке травой на дне и парящей над ней живой мошкой. Видевший многое профессор, не смог скрыть восхищения:
И это студент университета?
Я хиппую, небрежно ответил Стасян. Показывая маечные дыры на животе и груди. Это Солнце, а это Луна, он повернулся татуированной спиной, чтобы добить преподавателя а это крылышки бабочки.
В своем стремлении шокировать он был не одинок. Мы все любили выпендриться. Однажды я пришла в кожаных штанах, эффектных, но жутко неудобных. Парниковый эффект благотворно влиял на фигуру, но жир выпаренный сей красивой вещицей, ударял мне в голову. От чего хотелось хамить и куролесить.
Юлька, где ты такие штаны взяла?
Зачем тебе эта информация, Саша? любезно опередил меня Стас.
Действительно зачем? я уже взопрела и решила не упускать свой шанс съязвить. Все равно кожаные джинсы никому не идут так, как мне! и Рики «shack your bon-bon» Мартину.
При упоминании этого загорелого красавца-блюмарина, задорно трясущего своими «конфетками» под зажигательные ритмы латины, аудитория взорвалась. Пара была сорвана. А к Алексу намертво прилипла кличка Ляксандр, шейк ё бон-бон.
Но все это было детским лепетом по сравнению со стаськиным авто желтой «Окой»!
Эта малолитражка канареечного цвета делала всех и вся. Пока вальяжные «линкольны», комфортабельные «мериндосы» и реактивные «бэхи» томились в пробках, мы лихо выруливали на перекресток, протиснувшись между рядов. И не дождавшись криков браво и бис, застрявших в сдавленных пароксизмом восторга напополам с завистью глотках нуворишей, давали по газам.
Стас катал всех охотно. За это в преддверие мальчукового праздника любвеобильные одногруппницы скинулись со степух на наклейку: «А я-то еду!!!». Когда ему ее вручали, Стас растрогался до слез, пришпандорил ее на заднее стекло и очень этим гордился.
Однажды наш юный автомобилист припозднился.
Чего так поздно?
Ехал медленно.
Перегрелся что ли?
Да нет, тормоза отказали и резина летняя. В такой гололед не забалуешь.
Стас! Все нормальные люди неделю назад «переобулись». Про тормоза я, вааще молчу! Ах, простите. Наверное, правильнее говорить воапсче! Как ты, вообще, на такой машине ездить решился, идиёт?!!
Расслабься, бэйба. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
А мама-то знает?
Отстань, противная. Стас беспечно улыбнулся, чмокнул меня в ухо и углубился в конспект.
После пар наша дружная четверка высыпала на крыльцо. Стасян включил двигатель. Достал щетки. Смахнул крупные хлопья первого снега с лобового стекла. Обмел кузов. Дюшес с Таничем забились в ряд для поцелуев. А я в задумчивости переминалась с ноги на ногу. С одной стороны, тут ехать-то всего пару кварталов. Один поворот налево, дальше прямо. С другой, мама всегда говорит: если со мной, что-нибудь случиться, она этого не переживет.
Ну, что, сыкло, поехали куражиться?
Дурак, ты Стас. Мне еще замуж выходить.
Да, забей! Хапни свою дозу адреналина. Уйди в отрыв, крошка.
Ладно, если сразу вусмерть, а если потом будем лежать бревном и гадить под себя. Ты об этом подумал?