Немногие кумыки успели выскочить из укрепления, но и тех, видя тревогу, переколола команда, возвращавшаяся из лесу ожесточенные солдаты хотели даже идти разорять Аксай, и полковнику Сорочану, принявшему начальство после смерти Грекова, стоило большего труда удержать их ярость. Лисаневич, зажимая левою рукою рану, между тем машинально шел к воротам за кумыками, которых кололи. Поручик Трони и Соколов, опасаясь чрезмерной потери крови, его удерживали. «Что вы? Мне ничего! Сказал им генерал: он меня только ткнул немного». «Однако надо перевязать рану», возразил Трони и повел его в комнату. На пороге Лисаневич лишился чувств; его отнесли в постель и раздели. Осмотр раны показал, что, пробив два ребра, кинжал прошел насквозь легкое, ниже правого соска. Греков лежал бездыханный. Через несколько дней в Грозной умер и Лисаневич. Так погиб в цветущих летах, когда ему не было и 35 лет, храбрый и даровитый генерал Греков, «гроза чеченцев», которому все предвещало блестящую военную карьеру. К счастью, он не оставил по себе горького плача он был одинок, и отошел в вечность, сопровождаемый только сожалением товарищей-подчиненных. В лице генерала Дмитрия Тихоновича Лисаневича Кавказская линия и весь Кавказский край понесли также большую и незаменимую утрату. Лисаневич происходил из небогатой дворянской семьи, Воронежской губернии, и его военная карьера была сделана без связей и протекций- взята в боях исключительно личным мужеством и военными дарованиями. Он начал службу в 1793 году на Кавказе, в Кубанском корпусе, рядовым, и первый поход свой сделал с армиею графа Зубова к персидским пределам. Там, под стенами Дербента, Лисаневич, тогда еще 18-ти летний юноша, на глазах главнокомандующего штурмовал крепостные башни, а в кровавом бою под Алпанами заслужил офицерские эполеты. Когда Кубанский корпус был расформирован, Лисаневич поступил в славный 17-й егерский полк и перешел с ним в Грузию. Уже через два года по прибытии в Грузию, он, командуя ротой, обратил на себя особенное внимание в Осетинском походе, и на 24-м году от роду был штаб-офицером. Еще год, и Ганжинский штурм сделал имя Лисаневича известным всему Грузинскому корпусу. Здесь командуя батальоном, он первый вошел на крепостную стену и во главе своих егерей ворвался в укрепленную башню, где защищался и погиб сам Джават-Хан Гаджинскийэ. За этот блестящий подвиг Лисаневич получил Георгия. Во время персидской войны, на долю Лисаневича выпал ряд новых подвигов, между которыми особенно замечателен бой 28-го сентября 1808 при Кара-Бабе, где он выдержал с батальоном пехоты нападение целой персидской армии. И не далее как через месяц, 3-го декабря, ему же обязаны были снова поражением персидской армии, пытавшейся заградить отряду обратный путь у той же Кара-Бабы. В 1810 году он был одним из главных виновников знаменитой победы под Ахалкалаки, и подвиг, совершенный здесь, распространил известность Лисаневича далеко за пределы Кавказа, по всей русской армии, так как Император Александр повелел сообщить о нем в приказе по войскам, «в назидание современникам и потомству, что истинная храбрость заменяет числительность, побеждает природу и торжествует над многочисленностью неприятеля». В этом бою два русские батальона, предводимые Паулуччи и Лисаневичем, буквально истребили десятитысячные персидско-турецкий союзный корпус. В октябре того же года герой Ахалкалак усмиряет Кубинское ханство находившиеся в восстании, благодаря нерешительным действиям генерала Гурьева. С двумя егерскими ротами Лисаневич напал тогда на грозные силы мятежников, державшие в блокаде целый пехотный полк, разбил их наголову, выручил Кубу вместе с запершимися в ней батальонами и, перейдя в Дагестан, преследовал Ших-Али-Хана вплоть до снеговых гор, укрывших, наконец, неприятеля от его ударов. Бдительная охрана русских границ со стороны Бомбака и Шурагеля, дело под Паргитом в Карском пашалыке, набеги в Эриванское ханство и особенно замечательный ночной переход от Мигри до Керчевани по горам, в которых не существовало никаких тропинок, в 1812 году достойно завершили собою славное боевое кавказское поприще Лисаневича. 13-го августа 1815 года Лисаневич простился с Кавказом до сентября 1824 г., когда он назначен был командующим войсками на Кавказской линии. Кавказскую линию Лисаневич застал в смятении. Черкесы, врывавшиеся из-за Кубани, громили русские села; Кабарда была объята восстанием; в Чечне зрел бунт слухи о появлении пророка собирали чеченцев в буйные шайки. Не успел Лисаневич осмотреться среди этих событий, как взятие чеченцами Амир-Аджи-Юрта и происшествия на Сунже заставали его скакать в Нуар, чтобы на месте измерить степень опасности. От Грекова он узнал здесь, что войск свободных нет, и для действия в поле необходимо ждать прибытия подкреплений. События между тем не ждали. Отчаянное положение осажденного Герзель-Аула заставило генералов принять геройское решение, увенчавшееся блестящим успехом; но, как мы видели, оба они пали жертвой простой неосторожности и несчастного случая. Кончина Лисаневича была трогательна. Когда ему нанесена была смертельная рана, он обратился к полковнику Сорочану и сказал ему: «передайте генералу Ермолову я человек бедный, служил Государю 30 лет и в продолжение своей службы не нажил ничего; пусть он не оставит сирот детей моих и жену; тогда умру спокойно». Его перевезли в Грозную. Медики старались поддержать угасавшую жизнь, но нить ее была перервана. Некогда грозный персиянам герой до последних минут своих сохранял присутствие духа; он не хотел лежать и надеялся выздороветь. На шестой день, перед самой кончиной, когда он, сидя в кресле, хотел подняться, и доктор, с трудом поддерживая его, согнулся под тяжестью, Лисаневич шутя сказал ему: «видишь, братец хотя мне остается жить пять, но я все-таки сильнее тебя». О своей семье, о жене и детях вспоминал он часто; но они были далеко, в Ставрополе и не могли поспеть ко времени его кончины. Рассказывают, что малютка, любимый сын его, узнав о смерти отца, плача говорил: «Ну, зачем он поехал?.. Ведь я говорил ему: эй, папа, не езди!» Лисаневич умер на 48 году от роду. Подпись: В. Потто.
Чеченские манускрипты 1828 год
Российский Государственный Военно-Исторический Архив ф. 35, оп. 5, д. 2669. (рукопись).
Стр. 2 Его Превосходительству П. Г. Дивову. Въ О. П. Б. 14 августа 1828. 1455.
Чеченские князья и старшины представили от имени одноземцов своих два манускрипта на Арабском языке, в коих по показанию их выражены общие чувства их к благосостоянию своему верноподданническое благоговение к Монарху.
Препровождая при сем к Вашему Превосходительству манускрипты сии, покорнейше прошу Вас, М. Г. приказать перевесть оные на Российский язык и по переводе доставить ко мне как подлинники так и засвидетельствованный перевод оных. С совершенным почтением и пред. и ч. б. и пр. Подписал Граф А. Чернышев.
Стр. 5 Его Сиятельству Графу А. Чернышеву. 4 апреля 1829. 2255.
Милостивый Государь, Граф Александр Иванович. В отсутствие мое из столицы, Ваше Сиятельство изволили доставить 9-му тайному советнику Дивову, при отношении за 7108, две бумаги на арабском языке, представленные чеченскими князьями и старшинами их, от имени своих однородцев. Возвращая сии бумаги и препровождая с одной из оных Российский перевод, честь имею уведомить, что другая есть поэма сочинения Абдул-Керима, кадия города Атги, страны Чеченцов. В сей поэме прославляет он в обыкновенном восточном слоге, могущество и победы Российской Державы и возносит достоинства и величие Его Императорского Величества. Перевести оную буквально выходит совершенная бессмыслица, а потому принужден был переводчик после многих безуспешных стараний сделать хотя маловниматель
Стр. 20 Г. Главнокомандующему отдельным Кавказским корпусом. 20 апреля 1829. 924.
В проезд Г. Генерала Емануеля, в прошлом 1828 году по левому флангу Кавказской линии, Чеченские князья и старшины представили ему от имени всех однородцев своих два манускрипта на Арабском языке, заключающие в себе в стихах выражения из чувствований настоящего своего благосостояния и верноподданнейшей преданности к Монарху, прося довести оный до сведения Его Императорского Величества. Один из сих манускриптов сочинен Абдул Керимом-Кадием города Атги, страны Чеченцов; а другой одним из знаменитых улемов Мухаммедов.
Генерал Емануель не будучи в состоянии отказать в таковой народной просьбе, но не зная достоинства означенных бумаг и не имея переводчика, переслал оные нам Г. Генерал-Адъютанта графа Дибича.
По переводе манускриптов сих в Министерстве иностранных дел, я имел счастье представить оные на всемилостивейшее Государя Император воззрение и Его Величество изъявил высочайшую волю, дабы Ваше Сиятельство приказали объявить представившим стихи сии Чеченцам Монаршее благоволение, а сочинителям и другим почтеннейшим из подносивших оные сделали бы, по усмотрению своему приличные подарки, буде изволите счесть нужным. О таковой высочайшей воле, я имею честь уведомить Ваше Сиятельство к зависящему исполнением. Подписал Управляющий Главным Штабом Граф Чернышев.
Стр. 21 Управляющему Главным Штабом Его Императорского Величества и Военным Министерством Генерал-Адъютанту господину Генералу от кавалерии и кавалеру Графу Чернышеву. Генерал от кавалерии Эмануеля. 4428. 15 июня 1829.
Рапорт. Во исполнение Высочайшей Его Императорского Величества воли объявленной Вашим Сиятельством чрез Главнокомандующего Кавказским отдельным корпусом господина генерала от инфантерии и кавалера графа Паскевича Эриванского и мне в предложение сего последнего от 15 числа минувшего Мая за 2691 изъясненной Чеченцам подносившим два манускрипта на Арабском языке заключающие в стихах выражения их чувствований настоящего своего благосостояния и верноподданнейшей преданности к Монарху, я вместе с сим предписал начальствующему в Чечне Генерал майору Энгельгардту объявить Высокомонаршее благоволение, а сочинителям сих стихов Абдул Кериму Кадию и одному из знаменитых Улемов Мухаммеду отправил согласно означенного предложения Графа Паскевича Эриванского из состоящих в распоряжении моем экстраординарных вещей, 1-му часы золотые с репетициею в 325 руб., а последнему на кафтан 5 арш. Сукна и 10 арш. Шелковой материи и о сем Вашему Сиятельству имею честь донести. Подпись: Эмануель. 938. 23 июня 1829. Горячеводск.