И хотя все дни недели для меня одинаково прекрасны, воскресенье имеет особый вкус бабушка всегда варила с утра овсяную или манную кашу на молоке, а я добавлял туда сначала масло, которое как Арни во втором Терминаторе, а потом ещё и варенье, клубничное, земляничное или малиновое. Манка так ещё неравномерно всегда смешивалась представляешь, как будто целая спираль галактики поместилась у тебя в тарелке. И ты один её видишь, а бабушка тебе «не играй с едой, ешь, а то остынет». А ты такой с краю потому что там уже не так горячо. Я всегда любил есть каши чайной ложкой. Не то, потому что сам был маленький, не то просто любил. Как же это здорово просто любить. Ни за что. Ни за цвет глаз, ни за вкус губ, ни за какие-то там внешние признаки или недра внутреннего мира, а просто. По-настоящему. Здорово, когда у тебя с этим миром, в котором ты живешь, есть такая вот настоящая любовь.
В одно из самых беззаботных и счастливых времен. Нет, не так. Это было детство, а оно само по себе такое. Без каких-либо сравнений. Так вот, в это самое время, моя бабушка жарила макароны так, как никто другой не смог бы. У нас тогда была, хотя, до сих пор есть эта чугунная сковорода с ручкой. У меня никогда не получалось сделать именно так, а сегодня, прямо сейчас, пока у меня появилась минутка написать пару строк, я решил перекусить. И вот, поставив между нами ту самую сковороду, я нащупал вилкой кусочек нечто горячего и хрустящего. И тут я вдруг понял получилось!
Если встать рано-рано утром, примерно, когда солнце уже проснулся, но ещё умывается, напевая что-то знакомое в ванной, то можно увидеть, как просыпается и весь остальной мир. Он, на самом деле, никогда не спит, он просто старается вести себя потише, когда спишь ты. Так уж здесь заведено. Но всё же, рано-рано утром, если выбросить из головы все эти дурацкие мысли о том, что ты уже взрослый, а это обязательно скучный и серый, и хотя бы на пару минут забыть про работу и социальные сети, то выйдя на улицу, пока все ещё спят, рано-рано утром, можно увидеть, как ветер, пока никто не видит, точно мой кот Арчи, играет, будто со свисающими со спинки стула в моей комнате рукавами свитера, на улице. Он бежит, оставляя шлейф, раскачивающейся спросонья и что-то кричащими ему в след травы, аккуратно играет с ветками, бельем на балконе, время от времени забываясь и подключая задние лапы, будто играет с клубком ниток, оставленных на кресле бабушкой, которая вязала носки. А его брюхо, пахнет самыми большим букетом, ведь на клумбах пригородных дач растет много разных цветов. И это только ветер, а есть ещё целый мир, который так же живёт, вне зависимости от того, замечаешь ты его или нет.
Ты ведь тоже живёшь, зная, что где-то в Нью-Йорке, живут тысячи людей, которые спешат на работу, где их ждут соты большого офиса, старый компьютер и телефон, и ведь они даже не знают про тебя, ведь они заняты работой.
Ой, смотри, это же черепаха, на которой всё строится, прячет голову в панцирь, а это значит, что люди просыпаются. Они опять всё испортили своими «ой, я на работу проспал!», «долго ты там ещё будешь в ванной?!», «у нас кончился кофе!». Эх, завтра обязательно проснусь чуток пораньше, чтобы подольше поиграть с Арчи.
Пока я пытался написать первую книгу, я впервые вытаскивал какие-то штуки, которые я раньше не вытаскивал, из головы, и прежде чем напечатать их, мне нужно было составить буквы в ряд, и чтобы они были связаны смыслом как минимум. Обычно, в моей голове, действуют совсем другие алгоритмы обработки информации, но я скажу так: «пока я писал какие-то абстрактные вещи, я как будто заново учился жить, я как будто родился и дожил до сегодняшнего дня за один этот миг. Я действительно стал ощущать другое отношение ко многим вещам, и сегодня, когда я шел утром на работу, танцующий перед самкой голубь, вызвал у меня такую сильную улыбку, что я аж засветился. А когда я шел домой на обед, передо мной шла пара бабушек, так вразвалочку, медленно. И я вдруг подумал, что жизнь, она как актовый зал, где все смотрят на сцену, целая толпа людей, всех, что одновременно живут на планете, стоят перед этой сценой, иногда смотрят друг на друга и по сторонам, иногда, уходят, куда то в сторону, без возврата обратно, потом приходят другие, они все такие разные, это так здорово, а я взял и сделал шаг назад.
И вот я стою позади всех, и я уже вижу не только сцену, но ещё и всех этих людей, это как будто то ты смотрел сериал с самого детства, а тут тебя пригласили на съемку серии, и ты увидел и съемочную площадку и сценарии, и всё всё всё! Это как покупать корабли в бутылках, а тут сидишь и смотришь, как мастер её прямо внутри собирает, или как картину рисует художник.
Очень часто, когда каким-нибудь людям в телевизоре или большом актовом зале, или ещё где-нибудь, где все такие нарядные, улыбаются, да и место само по себе имеет довольно праздничный вид, вручают какие-то награды или предоставляют слово, приглашая на сцену, передавая в руки микрофон, или всё это вместе, в кучу, то эти самые люди, все как один, говорят слова благодарности другим людям, которые были с ними всё это время, поддержали их в нужный момент, дали денег на проект, да там целый список всего, но в конечном итоге, все эти слова обращены к людям.
Это был крайний день моего отпуска. Я шел на тренировку по берегу. Это ничуть не быстрее, чем по городу, просто здесь людей меньше. Там обычно всегда несколько луж и немного грязно, но мне нравится ходить тут. Отсюда видно речки. А ещё домишки, по ту сторону моста. И лес. И песчаную косу. Зимой там видно, как дым идёт из труб. Представляешь? Дым труб деревянных домиков. Но это всё зимой. А сейчас, я уверенно топчу задремавшую грязь, которая приняла формы протекторов колес нескольких проезжавших тут последними машин. Когда я выхожу на плиты, после этой полосы препятствий, то всегда топаю несколько раз, чтобы грязь с подошвы осталась на перроне. И вот, сделав это в очередной раз, я посмотрел на свои кроссовки и подумал: «а какие они по счёту, за всю мою жизнь?» Я даже сбавил ход. «Они прошли со мной так много! Я несомненно им благодарен! Сколько шагов, ступеней, луж, километров они прошли! Они никогда не говорили, что замерзли, устали, промокли. Они всегда шли со мной до конца!» продолжал я думать, поглядывая на кроссовки, которые в свою очередь улыбались мне, мол «это ж как тебе в голову такое пришло? Но да, мы такие!»
А наушники? Сколько треков мы с ними переслушали? Они и сейчас полувоткнуты в мои уши, напевая какую-то песню из моего плеера. Их же тоже было много. Их если в одну линию выложить, получится аж до горизонта, наверное. А очки? Ну, такие, темные, они же вместе со мной спасались от палящего солнца в летние дни, смотрели на закат, прятали мои глаза от пыли и ветра. Мы с ними, как Майк и Маркус из «Плохих парней». Ну, или две точки буквы «ё». У тебя ведь тоже есть такие вещи? Плед, который кутает тебя от всяких бед, не первый год, футболка, в которой можно спать, туфли, с которыми вы каждое утро шумите по дороге на работу, тыкая тротуар, будто проверяете его на готовность, как пирог, а он всё никак не испечётся. По пути в другой мир, где любая вещь, станет человеком, что бы ты взяла с собой?
Практически в каждом фильме есть промежуточные эпизоды наборы видеокадров, которые не так важны для обычного зрителя. Это такие своеобразные паузы для осмысления предыдущих диалогов, сцен, историй. Так вот, в моей жизни они тоже есть. В отличие от фильмов, для меня моя жизнь имеет смысл каждый миг. Правда, я не всегда её пока ещё понимаю в эти самые паузы. Здорово, когда у тебя весь мир одно сплошное «хюгге». Когда ты понимаешь что-то новое в мире, который тебя окружает, это равносильно тому, как будто каждое утро ты моешь до блеска по одному окну в своём замке (это я только что придумал), и мир внешний, из любой комнаты моего замка становился прекраснее, или правильнее сказать я вижу его настоящим. Через чистые стёкла. Вот и созрело у меня ощущение, что мне не нужна комната, где далее по списку будут предметы, которые в свою очередь будут указывать на созданный в ней «хюгге». Мне для «хюгге» подходит и бревно на берегу реки на закате, и вкусный, горячий чай. Это как с печенькой, только с хорошим человеком.
О, а ты знаешь, как работает лакмусовая бумажка? Ну что ты опять улыбаешься? И ничего я не умничаю. Я просто спросил. Я сам-то не до конца знаю, как это всё работает. Я помню, что она меняет цвет в зависимости от среды, в которую её помещают. А ещё катализатор. Это чтобы процесс быстрее прошел. Нет, ну ты только представь, если бы нам в школе не объясняли законы физики, а мы сами их искали до самой старости. А вот в старости, может быть нам и рассказывали. Средневековье какое-то. Ты рассказал им про электричество, а тебя сожгли на костре. Хы. Но сейчас не об этом. Вот это вот школа, в которую мы так не хотели ходить, это тоже своего рода катализатор! Так, тогда и люди тоже. Каждый каждому. Потому что нет таких людей, у которых всё точь-в-точь, если это не шоу по телевизору. Да и вообще, если понимать, где в мире вокруг тебя эти катализаторы, лакмусовые бумажки и тексты учебников, жизнь становится другой. Проще это навряд ли. И ни чуточку не спокойнее. А вот интереснее, это да. Нет, ну ты посмотри, чего все хотят много денег, новую машину. А тут совсем другое. Помнишь, как в школе, на уроках химии, когда в одну пробирку на столе попадала пара капель из другой, шёл дым? Ну, или цвет менялся. Ну, или и то и то. Или всё вместе. Вау! А сейчас тебе покажи такое, ты даже брови не поднимешь.