Когда рано утром мы вошли в гавань какого-то турецкого городка, и я ощутил под ногами твердую землю и остался один на один с тишиной рассветных улиц, я тут же сказал Феде, что остаюсь. Федя поворчал, но только для виду кажется, он уже и сам был бы рад распрощаться с честной компанией.
Нет, ты когда-нибудь такое видел, бурчал он, яхта, между прочим, моя. А я на улице ночую, как бедный родственник
Он взял с меня слово, что мы с ним предпримем новую вылазку, уже без посторонних, и я клятвенно ему это обещал. Я был согласен на что угодно, лишь не взбираться на палубу снова: даже думать об этом было невмоготу. И сейчас, разглядывая нарядные лодки перед рестораном, в котором я сидел, я снова подумал о том, что порой смотреть на яхты с берега занятие куда более приятное, чем ходить под парусами.
В эту минуту мне позвонил Федя его-то я и ждал, мы договорились встретиться здесь на ужин. Незадолго до этого он сам предложил мне увидеться, услышав, что я лечу в Цавтат.
Я как раз поблизости, сообщил он, чем несказанно меня удивил. Он же должен быть сейчас у берегов Сардинии! Мне было хорошо известно о его планах: вот уже две недели, как Федя отбыл в предсвадебное путешествие со своей будущей женой втайне от своей без пяти минут бывшей жены. В эти дни Федя находился в тяжелой для всякого мужчины стадии семейной жизни: он собирался просить жену о разводе и не хотел афишировать путешествие на Сардинию, пока не утрясет все формальности с ней. Я гадал, с какой стати он вдруг бросил якорь здесь. Поменял маршрут? Невеста передумала? Что-то не так с его яхтой? По телефону он ничего объяснять не стал. Мы условились встретится на набережной и обо всем поговорить. Придет ли он снова со своей невестой, спрашивал я себя, и решил, что, скорее всего, нет: голос у него был невеселый, а я-то знаю, каким становится Федя рядом с ней.
Когда в кругу друзей прошел слух о том, что у Феди появилась новая пассия, все только плечами пожали ни для не секрет, что в Фединой семье так заведено, и новые подружки возникают в его жизни с завидным постоянством. Новостью стало другое: Федя стал выводить свою возлюбленную в свет. А потом и вовсе заявил, что женится на ней. Так случилось, что я стал одним из первых, кому Федя представил свою новую возлюбленную. Было это теплым августовским вечером в пригороде Барселоны, где я оказался проездом, а Федя проводил длинный отпуск на частной вилле у самого берега моря. В то время он в очередной раз загорелся мыслью снять фильм он всегда питал страсть к режиссерскому креслу и попросил меня взглянуть на сценарий. Я слышал, что у Феди роман с девушкой намного моложе него, и догадывался, что на отдых он наверняка привез ее с собой, но совсем не ожидал увидеть ее в тот вечер: настолько я знал Федю, он всегда осторожничал и ни за что не стал бы выставлять напоказ свои увлечения. Но вот он появился в дверях ресторана под руку с высокой брюнеткой и, не снимая руки с ее талии, прошествовал в мою сторону с гордо поднятой головой. Представил нас друг другу и пододвинул ей стул. Меня поразило то, как они были одеты: на ней было черное платье в пол, в ушах и на шее мерцали бриллианты; Федя, несмотря на жару, надел костюм. На мой взгляд, они нарядились слишком уж парадно для летнего вечера на море, и я предположил, что после нашего ужина их ждет еще какое-то мероприятие не ради меня же они так расстарались, но Федя отверг эту идею:
Мы всегда так одеваемся. Ангелина считает, что всегда и везде нужно выглядеть на пять с плюсом, правда, ангел мой? Он одарил ее улыбкой восхищения и в следующую секунду, словно не совладав с собой, жадно поцеловал ее голое плечо.
Мы сделали заказ. Федя нещадно мучил официанта, пытаясь подобрать блюдо для своей спутницы, выпытывал у него подробности ингредиентов и способы приготовления и делал это с таким видом, будто от этого зависла чья-то жизнь. В конце концов официант даже уточнил, не аллергия ли у синьорины, а то, мол, он предупредит на кухне.
Никакой аллергии, заверил Федя, просто у синьорины очень тонкий вкус. Если что не понравится, есть не станет, добавил он по-русски и подмигнул мне. Она у меня такая, капризная.
Кто, я капризная? подала голос обладательница тонкого вкуса, и Федя, который только того и ждал, схватил ее руку и принялся покрывать поцелуями.
Подали еду. Мы с Федей принялись за мясо, а ей принесли желтоватую массу из экзотических фруктов, похожую на кабачковое пюре. Она поднесла ложку ко рту, и Федя замер в ожидании вердикта. И, оказалось, как в воду глядел. Она поморщилась, поводила языком, вытерла рот салфеткой и отложила приборы.
Подали еду. Мы с Федей принялись за мясо, а ей принесли желтоватую массу из экзотических фруктов, похожую на кабачковое пюре. Она поднесла ложку ко рту, и Федя замер в ожидании вердикта. И, оказалось, как в воду глядел. Она поморщилась, поводила языком, вытерла рот салфеткой и отложила приборы.
Что, перемудрили, да? Разбавили? Сахару сыпанули, что ли?
Плохо перетерли. Манго должно быть без кусочков, произнесла она, и Федя, мгновенно оценив проблему, как будто сталкивается с ней не в первый раз, выговорил официанту и велел переделать все заново. Тот извинился и предупредил, что первую тарелку тоже включат в счет.
Да ради бога, фыркнул Федя, давайте только быстрей!
И скорее повернулся к ней:
Ну прости, прости. Сейчас все переделают, и ты наконец нормально поешь.
Он гладил ее руки, просил прощения и умолял подождать, а когда ей подали блюдо снова и она принялась есть, повернулся ко мне со счастливой улыбкой:
Она у меня такая, знаешь! Чтобы накормить ее, нужна туча денег!
Мы заговорили о делах. Чувствовалось, что при даме Федя держится с апломбом, и я, как мог, поддерживал его реноме. Однако все его мысли занимала она, и я видел: он слушает меня вполуха. Конечно, она была хороша собой. Красота ее состояла, главным образом, в очаровании юности. Темные глаза горели озорными звездочками, скуластое лицо дышало свежестью и, даже когда она не улыбалась, источало ребячливое баловство. Я подумал, что ей, должно быть, еще нет и двадцати пяти, и, забегая вперед, скажу, что лет ей оказалось не двадцать девять, как утверждал Федя, а всего-то двадцать два. Она старалась держать себя взросло сидела весь вечер с прямой спиной; когда не забывала, бросала на Федю томные взгляды, явно по чьему-то указанию, и порой выдавала какую-нибудь заумную фразу с заранее заученными словами, и тем отчетливее, наряду с этим напускным кокетством, в ней проступала и милая непосредственность, и свойственная юности простота. Видно было, до чего ей хотелось посмеяться, порезвиться, быть может, потанцевать. Наши разговоры наводили на нее тоску, и она совсем не умела этого скрыть старалась, бедняжка, но так безуспешно, что от этого было еще понятнее, что сидит она с нами через силу. В такие моменты Федя брал ее за руку и говорил:
Скучно тебе, моя маленькая, да? Ну сейчас-сейчас, потерпи немного, мы уже заканчиваем
Но стоило ей забыться, как сквозь густо начерненные ресницы и мощные бриллианты подарок Феди в ней прорывался бесенок. Она живо реагировала на какую-то фразу, когда ей вдруг становилось действительно любопытно, о чем мы там говорим. Вдруг вставляла какую-нибудь реплику («Ой, у нас в классе тоже такое однажды было!»), наивную, но такую милую, выдававшую неопытность и нежные, совсем еще детские по сравнению с нами года.
Федю она называла «мой мужчина».
Мой мужчина не ест белый хлеб. Мой мужчина любит, чтобы вода была охлажденная, но не ледяная.
Из ее уст это звучало нелепо, но Федя от этих слов переполнялся гордостью и в буквальном смысле сиял, и я подумал, что, наверно, именно по его просьбе она его так называет. Весь ужин он не выпускал ее из своих объятий смотрел только на нее, а когда приличия заставляли его обратить взгляд на меня, брал ее руку и держал в своих ладонях, словно только так он мог думать о чем-то еще, кроме предмета своей страсти. Он был в нее влюблен и, как всякий влюбленный, предпочел бы говорить со мной не о делах, а о ней. И, так или иначе, говорил.
Ты знаешь, черный ее любимый цвет, ни с того, ни с сего заявил он. Я говорил, что летом носят светлое, но она ни в какую, да, мой ангел? У нее, видишь ли, есть свой кодекс правил. Как держать себя, что носить. Она любит черное, платья «Аззедин Алайа» и бриллианты. Неплохо, да?
Или вдруг, без всякого перехода:
Я возил ее в Марбелью, ей не понравилось. Возил в Мадрид на шопинг тоже. Она сказала, что купит себе вещи только в Милане. Пришлось везти в Милан, ты представляешь?
Признаться, я его не узнавал. Хоть Федя всегда был падок на женщин как-никак, в нем текла кавказская кровь, эта же самая кавказская кровь никогда раньше не позволяла ему отдаться во власть женщины и дать повелевать собой. Надо сказать, женщины у Феди знали свое место он их вроде не обижал, но при этом всегда умел все обставить так, как нужно ему. Те, кто предназначались на один вечер или на одну поездку, никогда не претендовали на большее. Те, с кем отношения у него тянулись годами, тоже принимали правила игры и не доставляли ему хлопот. Своих друзей Федя так же поделил: в увеселительные поездки он отправлялся в компании приятелей-холостяков, мы же, семейные и вхожие в его дом, видели Федю или одного, или в сопровождении жены. Он не делал тайны из своих похождений, но никогда не приводил подружек с собой. Так было удобно всем: он меньше путался в показаниях, а нам не приходилось опускать глаза, встречаясь с его женой.