Но папа, вновь встретившись со мной взглядом, настойчиво продолжает, словно силясь выгравировать каждое свое слово у меня в мозгу:
Джи, я не человек. Но когда-то им был. Это было очень давно. Я родился в 932 году.
1932?
Надо же.
Это вроде слишком давно. Тогда ему должно быть не 35 лет. Странно, что это меня совершенно не удивляет.
Мне вроде как вообще плевать.
Это такая ерунда по сравнению с тем, что мои родные мертвы.
Нет, солнышко он кладет мне ладонь на плечо и чуть сильнее сжимает, словно заставляя прийти в чувства не в 1932, а в 932 году. Я родился в Византии. При правлении Константи́на VII Багряноро́дного2.
Ясно бормочу.
Он недовольно вздыхает:
Ты понимаешь, что это значит, принцесса?
Ага. Что ты жил в Византии.
Тебя это не удивляет?
Меня удивляет, что вся моя семья погибла, не получив никаких для того смертельных ран и спрашиваю уже раз тысячный за все время после катастрофы как так могло произойти?
И тогда папа продолжает мне рассказывать, не задавая наводящих вопросов поняв, что толком формулировать их я все равно пока не могу.
Ладно, давай ты тогда просто меня выслушаешь, годится? Я расскажу тебе одну сказку, как в детстве. А ты внимательно ее послушаешь. Смотри, солнышко, я родился в 932 году, в Византии. И нервный смешок все бы ничего, если бы на дворе не стоял наш год, да? Понимаешь, моя мать.. она.. она с самого начала была не вполне в себе. Она была ведьмой, и этого не скрывала. До охоты на ведьм было еще более пятисот лет, а тогда колдовство считалось.. чем-то вроде медицины сейчас. Чем-то, что может помочь. Она была самой сильной ведьмой в Византии. По сути родоначальницей именно темной магии. И пока она была в своем рассудке то помогала исключительно императорам. Насколько я знаю безучастно жмет плечам она была беспринципной. С равной легкостью могла как заговорить от болезни, так и заговорить на смерть. Ей было плевать, главное чтобы они платили. Мне рассказывали, что именно с ее помощью в Византии пришла к власти македонская династия. Она оказала им одну очень большую услугу, и в результате под их правлением Византии было обеспечено 150 лет могущества и процветания3, закрепивших их положение у власти, а матери было отдано достаточно золота, чтобы никогда не беспокоиться о быте. Простым людям она стала помогать, только когда крыша у нее поехала достаточно, чтобы император отказался иметь с ней дела́. И то делала она это просто от удовольствия так как нужды в золоте после столь длительного сотрудничества с правящей династией у нас никогда не было. И честно говоря больше она вредила, чем помогала. Ей могли заказать смерть на торговца, а она приговаривала к кончине всех детей самой заказчицы. Ей казалось это забавным и она не скрывала этого. Именно поэтому вскоре всем стало известно о ее сумасшествии и даже простолюдины перестали к ней ходить.
У матери было много мужчин. И столько же детей. Я не знаю их историй наверняка, но знаю только, что после рождения шестого ребенка моего единоутробного брата мама окончательно сошла с ума. Как бы сказать, она и до этого была с прибабахом. И с каждыми последующими родами все хуже и хуже. Казалось бы хорош, пора тогда остановиться? Но нет. Даже когда из-за ее задвигов ее поперли с императорского двора она все равно продолжила рожать. Она и замужем-то ни разу не была. Мы понятия не имеем, у кого какой отец. Ну.. кроме меня, естественно. И вот после шестого ребенка, моего брата Кевина, у матери окончательно снесло крышу. Как рассказывала мне одна из моих старших сестер Эльма мать стала не просто сумасшедшей, а по-настоящему одержимой. Встречается это, в общем-то часто. В этом нет ничего страшного. Только если человек при этом не имеет тесной связи с Миром Мертвых.
А моя мать только с ним и работала. Македонская династия, войны, выигранные со смехотворными потерями с нашей стороны, растущее влияние, расширении территории, заговоры, порчи, смерти, или наоборот выздоровление императора, когда тот уже одной ногой стоял в могиле.. Все это проводилось ритуалами посредством Мира Мертвых. Темная магия. Опасная штука. Но этого никто не знал ведь моя мать была первой, кто открыл этот ящик Пандоры. Никто подумать не мог, насколько может стать опасной женщина, что имеет связь со Тьмой и вдруг сходит с ума.
Папа раздраженно взмахивает руками, как бы говоря «этого следовало ждать, черт возьми»:
В какой-то момент ей стало недостаточно быть просто посредницей с Тьмой. Она захотела забрать материальную ее частицу себе. В мир живых.
Она позарилась на запретное и понесла наказание.
Она вызвала дух Вендиго, сильнейший темный дух, с которым бы даже сейчас, по прошествии тысячелетия, не рискнул бы связаться не один самый сильный и древний шаман. Это истинная Тьма, обретшая оболочку. Необузданная и неконтролируемая. А мать не просто его вызвала. Она с помощью ритуала смогла зачать и выносить от него дитя. Ту самую материальную частицу, которую так жаждала в своем безумии.
Папа замолкает.
Видно, что в нем борются долг и ненависть.
Он собирается рассказать какую-то часть своей истории, которую сам же страшно ненавидит. Его желваки начинают играть, кулаки сжимаются, ноздри дрожат.
В итоге, шумно выдохнув, он сообщает с максимально бесстрастным непроницаемым лицом:
Я стал результатом этого союза. Но только вот моя мать все равно не получила, чего хотела. Ведь я был рожден ребёнком Тьмы. Ребёнком Смерти. Куда мне и была уготована дорога с самого рождения. Мне не было места в мире живых.
Все, что давало людям жизнь меня отравляло.
Даже воздух.
Медленно, но неотвратимо. Это и было ее наказание. Получить то, что желал больше всего чтобы после наблюдать его потерю.
Это свело бы с ума любого. Даже того, кто изначально был в своем рассудке. Но мать не собиралась сдаваться. Наверное, это и определяло степень ее безумия. Никто другой в своем уме не стал бы делать того, на что подобилась она. С самого моего рождения мать проводила кучу ритуалов, жертвоприношений, давала мне множество отваров но все это лишь немного замедляло процесс.
Жертвы были огромными.
А результат просто смехотворным.
Было очевидно, что еще немного и вскоре не остаётся ничего, что сможет мне помочь даже у моей матери.
Она сходила с ума. Она, и так уже давно свихнувшаяся сильная ведьма познала новые грани отчаяния. У нее была сила и не осталось совершенно никаких границ. Рамок. Понимания. И здравого смысла.
Мне было 22, когда это случилось. Возраст вечности4 он усмехается как иронично. Я слег. Я умирал .И всем было очевидно, что теперь уже окончательно. Ее отвары больше не позволяли мне даже вставать с постели. Ее жертвоприношения животные или человеческие больше не даровали мне возможности дышать глубже. Ребенок Смерти наконец-то отправлялся в свое далекое путешествие. Но моя мать не могла принять этого, как данность. Как свое наказание. Она вышла против Тьмы и пошла на крайние меры, решив оставить меня в Мире Живых хитростью. Она перестала полагаться на заклятия, что черпали силу из милости Мрака.. и перешла к изобретению проклятия, что основывались на его гневе.
Мать и так прогневила Тьму, родив меня от Вендиго. А после она утроила этот гнев силой проклятия и направила на меня. Что может быть сильнее, чем гнев Тьмы?
Она прокляла меня даром бессмертия, который вынуждал свою жертву страдать вечность без милосердного права на смерть. Наблюдать, как умирает каждый, кто ему дорог. Вынуждать выживать за счёт человеческих жертв. Вынуждал стать монстром без права на гибель. Проклятие, способное в мгновение уничтожить свою жертву, но не позволяющей ей быть уничтоженной.
Но моей сумасшедшей матери даже это казалось лучшей участью, чем потерять меня.
Она видела проклятие благословением, раз благодаря нему она смогла оставить меня подле себя.
Она действительно смогла.
Я встал на ноги. Мне не требовалось помощи, чтобы ходить. Я словно перестал гнить изнутри. Я больше не умирал. Я в принципе больше не мог умереть.
Так я стал первым вампиром на планете.
Первородным.
Это было проклятие, единственное позволявшее мне выжить. Вампиры никогда не были отдельным родом. Это никогда не был дар. Это не была ветвь эволюции. Нет.
Это было проклятие, посланное на меня гневом Тьмы.
Тьма не давала сил, а лишь обрекала на страдания и лишь опытная верховная жрица могла извлечь из этого пользу. Так сказать, вычленить из этого примера необходимое слагаемое.