Племянница словаря. Писатели о писательстве - Татьяна Борисовна Альбрехт 5 стр.

Великий сказочник попал в список гениальных мужчин  девственников. Немалую роль в этом сыграла его неприметная внешность, вследствие чего у писателя развился комплекс неполноценности и неверие в свои силы. Андерсен испытывал потребности в женщинах, но старался подавить эти чувства. Справедливости ради нужно сказать, что претендентки на его постель все же были. Несколько раз Андерсена откровенно пытались соблазнить, но он избегал контакта. Хотя в своих письмах признавался, что ему не хватает женского тепла, брака, семьи и детей. Даже сильное желание не смогло перебороть его страх перед женщинами. Однажды Александр Дюма уговорил Андерсена пойти в публичный дом, полагая, что искусные проститутки сломят его «броню». Но нет  Андерсен там наслаждался лишь задушевными разговорами с обнаженными жрицами любви.

Чарльз Диккенс  настоящий кладезь всевозможных странностей. Во-первых, у него были галлюцинации  Диккенс «общался» с героями своих произведений. И если те начинали ему надоедать, угрожал, что больше о них не напишет ни строчки. Автор одной из монографий об авторе «Оливера Твиста»  парапсихолог Нандор Фодор  считает, что только творческий характер этих галлюцинаций удерживает от того, чтобы поставить Диккенсу диагноз «шизофрения».

Кроме того, писатель был замечен в любви проводить много времени в моргах. Он называл это «притягательностью отвратительного».

А еще известно о том, что в 1858 году Диккенсу от «переутомления» прописали специальную диету. Особое место в ней занимала необходимость ежедневно в 15.00 выпивать 0,5 л игристого вина.

Диккенс не мог работать, если столы и стулья в его кабинете не стояли так, как надо. Как надо, знал только он  и каждый раз начинал работу с перестановки мебели.

Льюис Кэрролл страдал болотной лихорадкой, циститом, люмбаго, экземой, фурункулезом, артритом, плевритом, ревматизмом, бессонницей и еще целой кучей разнообразных заболеваний. Кроме того, у него почти беспрерывно  и очень сильно  болела голова.

В ялтинский период жизни за Чеховым его близкие стали замечать удивительные странности. Его сестра Мария Павловна вспоминала, что писатель частенько садился на корточки возле кучи щебня в саду и начинал методично молотком этот щебень разбивать в мелкую крошку. Потом эти камешки шли для подсыпок дорожек в саду и во дворе. Так Антон Павлович мог и два, и три часа подряд бить камни. А сестра волновалась  не стряслось ли чего с братом.

В Ялте писатель пристрастился к коллекционированию почтовых марок.

«Он получал и отправлял по нескольку тысяч писем,  пишет чеховед.  Эти письма приходили к нему не только из России, но и из зарубежных стран. Антон Павлович эти марочки аккуратно снимал с конвертов, складывал их в пачечки и перевязывал белой ниткой. В каждой пачке было по 200 марок, и вся его коллекция составляет несколько тысяч!»

Джеймс Джойс страдал кинофобией, кераунофобией и гидрофобией, то есть боялся собак, молний и воды. Заставить себя помыться, особенно в юности, для него было сложной, едва разрешимой проблемой. В «Портрете художника в юности» Стивен постоянно чешется  у него вши. В колледже и сам Джойс столкнулся с этой проблемой единственно от своей неопрятности.

Настоящее имя писателя, известного нам, как Марк Твен  Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс. Псевдоним он взял из терминов речной навигации (mark twain  метка «двойка»).

Удивляло современников количество выкуриваемого им табака (до 40 сигар ежедневно). Те, кому доводилось побывать у него в кабинете, рассказывали, что из-за дыма они почти ничего не могли видеть. Кстати, именно автору «Приключений Гекльберри Финна» принадлежит знаменитая фраза: «Нет ничего проще, чем бросить курить. Уж я-то знаю, я проделывал это тысячу раз».

Марк Твен обожал кошек и ненавидел детей, даже хотел поставить памятник царю Ироду. Однажды великий писатель заявил: «Если бы можно было скрестить человека с котом, человеческая порода от этого только выиграла бы, а вот кошачья явно бы ухудшилась».

У Владимира Маяковского тоже были фобии. Одна из них  микробы. В его кармане всегда лежала мыльница. Поэт постоянно мыл руки, чтобы не подхватить «заразу». Также он боялся собак и был очень мнительным человеком.

Эрнест Хемингуэй был не только алкоголиком и самоубийцей, о чем все знают. Еще у него была пейрафобия (боязнь публичных выступлений), кроме того, он никогда не верил похвалам даже самых искренних своих читателей и почитателей. Даже друзьям  не верил, и все тут!

У Владимира Маяковского тоже были фобии. Одна из них  микробы. В его кармане всегда лежала мыльница. Поэт постоянно мыл руки, чтобы не подхватить «заразу». Также он боялся собак и был очень мнительным человеком.

Эрнест Хемингуэй был не только алкоголиком и самоубийцей, о чем все знают. Еще у него была пейрафобия (боязнь публичных выступлений), кроме того, он никогда не верил похвалам даже самых искренних своих читателей и почитателей. Даже друзьям  не верил, и все тут!

Шарж на Оноре де Бальзака. 1820-е годы

Часть 4. Опять розыгрыш!..

Однажды у замечательного французского писателя эпохи Ренессанса Франсуа Рабле не было денег, чтобы добраться из Лиона в Париж. Тогда он приготовил три пакетика с надписями «Яд для короля», «Яд для королевы» и «Яд для дофина» и оставил их в гостиничном номере на видном месте. Узнав об этом, хозяин гостиницы тут же доложил властям. Рабле схватили и с конвоем доставили в столицу прямо к королю Франциску I, чтобы тот решил судьбу писателя. Оказалось, что в пакетах был сахар, который Рабле тут же и выпил со стаканом воды, а затем рассказал королю, с которым они были друзьями, как он решил свою проблему. Франциск выдумку писателя оценил и долго веселился.

Во второй половине 1830-х годов писатель, журналист, издатель и, по совместительству, добровольный информатор III-го отделения Фаддей Венедиктович Булгарин завел с книгопродавцом Иваном Тимофеевичем Лисенковым какой-то судебный процесс и выиграл его. Лисенков, с досады, чтобы отомстить Булгарину, объявил в газетах, что у него очень дешево продается «весьма схожий портрет знаменитого французского мазурика Робер-Макера». Охотников купить этот портрет явилось немало. Всех разбирало любопытство: ведь «Робор-Макер»  это популярная в то время комедия о разбойнике Бенжанепа Антье и Фредерика Леметра, написанная ими в 1834 году. Но каково было изумление покупателей, когда в портрете с подписью «Робер-Макер» они узнали Фаддея Булгарина, так как это было его точное литографическое изображение!

Пушкин не особо утруждал себя соблюдениями приличий и вел себя довольно свободно. Как-то раз он явился в театр в парике  недавно поэт переболел лихорадкой, и ему обрили голову. Поначалу ничто не предвещало беды, Пушкин спокойно смотрел спектакль. Но во время самой патетической сцены поэт взял и стянул с себя парик  жарко, мол! И принялся им обмахиваться.

По свидетельствам очевидцев, сдержать смех при виде этой картины было решительно невозможно. Однако Пушкину и этого оказалось мало: он принялся подшучивать над актерами и спектаклем в целом. В общем, серьезного представления не получилось.

Александр Сергеевич Пушкин во время своего пребывания в Царскосельском лицее задумал удрать в Петербург погулять. Отправляется к гувернеру Трико, тот не пускает, заявив при этом, что он будет следить за ним.

Пушкин махнул рукой на это заявление и, захватив Кюхельбекера, удирает в Питер. За ними последовал и Трико. К заставе первым подъезжает Александр Сергеевич.

 Фамилия?  спрашивает заставный.

 Александр Однако!  отвечает поэт.

Заставный записывает фамилию и пропускает едущего.

За Пушкиным подкатывает Кюхельбекер.

 Фамилия?

 Григории Двако!

Заставный записывает и с сомнением качает головой. Подъезжает, наконец, гувернер.

 Ваша фамилия?

 Трико.

 Ну, врешь,  теряет терпение заставный,  здесь что-то недоброе! Один за другим Одна-ко, Два-ко, Три-ко! Шалишь, брат, ступай в караулку!

Бедняга Трико просидел целые сутки под арестом при заставе, а Пушкин свободно кутил со своим товарищем.

Самый скандальный розыгрыш Александр Сергеевич Пушкин устроил во время своей ссылки на юг, в Екатеринославе (ныне город Днепр, в советское время  Днепропетровск). Губернатор не смог упустить случая и пригласил уже прославленного поэта на обед со всем местным дворянским цветом.

Пушкин явился на обед в кисейных, прозрачных почти как полиэтилен панталонах, безо всякого нижнего белья и даже не прикрыв срам полами рубашки. Общество было потрясено. Ничего странного не замечала только очень близорукая хозяйка дома. Другая дама тихо посоветовала ей увести юных дочерей из гостиной. Хозяйка сначала совсем не хотела верить в кисейные панталоны поэта и уверяла, что подруге кажется, и панталоны у Пушкиным самые обыкновенные, только бежевые. Но, присмотревшись, все же увела дочерей, а Пушкин весь вечер вел себя как ни в чем не бывало.