Девоптицы питались золотистыми румяными яблоками, которые не опадали даже в лютую стужу. Говорили, будто эти яблоки, как и сам Серебряный лес, чистое воплощение колдовства, его кровь и сок. Если человек пытался съесть такой плод, то либо становился колдуном, либо заболевал и умирал. Некоторые целители считали, что яблоки Серебряного леса способны излечить любую хворь и даже продлить жизнь. Ивлад помнил, как один знахарь предлагал отцу вкусить яблок и исцелиться от своей болезни, но царь выгнал его. Отцовская болезнь и без того была вызвана колдовством, и от яблок стало бы только хуже.
Теперь же оставалось надеяться, что отец не ошибся и простое присутствие девоптицы во дворце не убьёт его.
Да, что-то вроде яблок, ответил Вьюга. Он слегка улыбнулся, когда увидел, что Ивлад всё же отважился приблизиться. Впрочем, улыбка едва ли красила его лицо несмотря на благородные черты, оно оставалось невыразительным и блёклым. В Стрейвине несколько священных мест, где растут плоды колдовства. Они и для колдунов опасны если съесть больше, чем можешь принять на данный момент.
И тебе опасны?
Мне уже ничего не опасно. Не забывай. Я не просто вьюжный. Я Вьюга.
Зыбкое тепло вдруг снова обернулось трескучим холодом, но лишь на несколько мгновений как предостережение и проявление сил. Ивлад вновь почувствовал себя неуютно и неуместно.
И все вьюжные твои слуги?
Мы не цари. Вьюга ответил резче, чем раньше. У нас нет слуг. Есть те, кто учится, и тот, кто уже познал всё. Обучающиеся колдуны сами по себе, каждый тяготеет к одной из сил, но иные предпочитают развивать сразу два умения. Только тот, кто распыляется, никогда не станет верховным и не познает все тонкости одной силы. Но я познал.
Учился и доучился? Сколько же лет это заняло?
Много.
И ты когда-то был простым человеком? С именем и семьёй?
Ивлад не унимался. Чем больше он спрашивал, тем сильнее разгоралось любопытство, а ещё бледнело в памяти ухмыляющееся лицо Ружана. Вместо него рисовались картины Стрейвина страшной болотистой земли с мёртвыми деревьями и избами на высоких подпорках, представлялись колдуны, творящие свои тёмные чудеса, склонившись над кострами
Был. Но этого давно уже нет. Не стоит больше спрашивать, царевич.
В голосе Вьюги будто прогремел гром пока далёким и тихим, но грозным раскатом.
Лучше думай о том, что скажешь братьям при встрече, добавил он, помолчав.
Ивладу стало стыдно. И правда, пристал с расспросами, как деревенский мальчишка. И стоило перестать думать о Вьюге, как перед глазами вновь всплыло лицо Ружана как безжалостно, с выражением мрачного удовлетворения он размазывает снег по голой груди Ивлада
Вскоре впереди показались крыши с печными трубами над деревней висел сизоватый дымок, пахло жильём. Ивлад обрадовался: оказывается, он успел соскучиться по близости жилья, пусть крестьянские избы и пугали его своей серой неказистостью.
Постоялый двор встретил разрухой. Разломанный забор валялся прямо посреди дороги, в хозяйском доме были выбиты окна, в снегу, раскапывая ледяную корку, ковырялись куры. Несколько человек работали во дворе, устраняя урон.
Вьюга замедлил коня, а Ивлад и вовсе спешился.
День добрый! поприветствовал он, слегка кланяясь. Что у вас случилось? Не проезжали ли лихие люди?
Мужчина в длинной шубе приосанился, приветственно кивнул Ивладу.
И вам доброго. Лихих не проезжало, а вот царевич кутил с дружиной. Нам-то не в тягость, почётно высоких гостей принять, но каков-то буен он в веселье, спаси-упаси Прародительница!
Мужчине свистнули с другого угла, и тот поспешил на помощь, оставив путников. Ивлад исполнился мрачной радости. По верному пути идут, вот-вот нагонят Ружана с пленённой девоптицей! Вьюга обернулся на него, многозначительно склонив голову.
Давай договоримся. Что ты станешь делать, когда мы нагоним твоих братьев?
Отниму девоптицу, без колебаний ответил Ивлад.
И только?
Ивлад опешил.
И только Что ты имеешь в виду? Я не стану с ними сражаться!
Вьюга не двигался, смотрел на Ивлада так же, склонив голову вбок.
Не стану! продолжил Ивлад, сглотнув. Или ты
Уже говорил: я тоже не стану вредить близким людям Нежаты. Но ты-то сам неужели не хочешь отомстить братцу? В меня ты быстро пустил стрелу, даже не разобравшись.
Ивлад шумно выдохнул и взъерошил волосы. Вьюга говорил так ровно, так спокойно, что и правда хотелось верить, будто он не способен никому навредить, даже врагам-аларцам. И в его вопросе звучало лёгкое неверие: как это не хотеть мстить брату? Но Ивлад вновь прислушался к себе и снова услышал то же самое: вот так. Злости в нём уже не было, только горечь обиды. Было страшновато: как отнять девоптицу у Ружана и его вооружённой дружины? Раз попытались убить однажды, в другой раз уж точно доведут начатое до конца. А что Ивлад? Не станет же ждать, спрятавшись в кустах, пока Вьюга всех разгонит.
Ивлад шумно выдохнул и взъерошил волосы. Вьюга говорил так ровно, так спокойно, что и правда хотелось верить, будто он не способен никому навредить, даже врагам-аларцам. И в его вопросе звучало лёгкое неверие: как это не хотеть мстить брату? Но Ивлад вновь прислушался к себе и снова услышал то же самое: вот так. Злости в нём уже не было, только горечь обиды. Было страшновато: как отнять девоптицу у Ружана и его вооружённой дружины? Раз попытались убить однажды, в другой раз уж точно доведут начатое до конца. А что Ивлад? Не станет же ждать, спрятавшись в кустах, пока Вьюга всех разгонит.
Ты сказал мне, что предательства нужно переживать. Вот я и переживу, проговорил он. Ружан не пролил мою кровь, а я не пролью его. Потому что кровь у нас общая.
Молодец, похвалил Вьюга. Я должен был убедиться, что ты не натворишь глупостей, когда мы с ними поравняемся. Держись в седле крепче, младший Радимович. Скоро догоним.
Вьюга пришпорил коня, вскинул посох, блеснувший хрусталём, и вновь их окутал невидимый кокон, куда не проникали ни снег, ни стужа. Кони помчались резво, с наслаждением всхрапывая и вскидывая головы, из ноздрей и ртов клубился пар. Плащ за спиной колдуна надулся бело-чёрным парусом, по велению руки снег поднимался с земли, закручивался в воздухе и устремлялся вперёд с рёвом и гулом, от которого закладывало уши.
Давно ты дружен с девоптицами? Кажется, они о тебе говорили, прокричал Ивлад, стараясь перебить шум бурана, уж очень любопытно ему было расспросить Вьюгу, пока тот не исчез так же внезапно, как появился. Как ты, верховный колдун, осмелился проникнуть в Аларию?
Давно дружен, отозвался Вьюга на удивление легко. Ивлад, ещё не задав вопрос, подумал было, что колдун сделает вид, что ничего не слышит, и не станет вновь потакать любопытству царского сынка. Что же ты, царевич, не знаешь, что Серебряный лес земля Стрейвина, отнятая твоим прадедом?
Знаю, ответил Ивлад. Не отнятая, а честно завоёванная. Если бы я явился в Стрейвин, меня бы сразу взяли в плен, а ты спокойно разъезжаешь на своём серебристом коне и нисколько не волнуешься. Почему?
За гулом ветра было плохо слышно, но Ивладу показалось, что Вьюга усмехнулся.
Ты бы побоялся заявиться к нам, потому что ты юн и слаб. А нам нечего опасаться: тот, кто не знает, не различит колдуна, пусть даже верховного, в городской толпе. Если окружат стражи или дружина, с небольшим отрядом смогу справиться, хотя мне по душе не привлекать к себе лишнего внимания, потому я путешествую по Аларии скрытно.
И долго путешествуешь?
Временами. С тех пор как повстречал твою сестру чаще.
Ивладу не нравилось, что Вьюга говорит о Нежате так спокойно, буднично, словно она успела стать привычной частью его жизни. Может, и правда стала? Но как же так вышло, что сестрица не открыла Ивладу сердце? Неужели боялась его порицания? Или чего-то ещё Добраться бы целым до дома, можно будет выведать у неё всё.
Я буду благодарен тебе, с неохотой проговорил Ивлад, если ты поможешь мне с девоптицей.
Это разумно. Обещал, значит, помогу. И приму твою благодарность.
Ивлад молча кивнул, уговаривая себя смириться и принять помощь колдуна. Вьюга, конечно, не мог видеть этого жеста он не оборачивался и не опускал посоха, и вокруг них собирались всё более плотные снежные вихри, поднимались с земли и с рёвом рвались вперёд. А что там впереди совсем не разглядеть.
* * *С ранних сумерек поднялась страшная буря. Застала в пути, не повернёшь назад к постоялому двору, а сколько до следующей деревни и не понять. Лита слышала, как ругаются Ружан и Рагдай, а вот Домир так и ехал смирный, будто чем-то опечаленный после неумелой песни Литы он совсем сник, то себе под ноги смотрел, то вдруг начинал бросать вокруг такие страшные взгляды, что кровь стыла в жилах.
Рагдай послал двоих дружинников вперёд, но они скоро вернулись: впереди, сказали, метёт ещё хуже, так, что дороги не видно. Выругавшись ещё цветистее, чем прежде, Ружан приказал отойти к редкому перелеску и устроиться там на ночлег, переждать буран.
Когда с трудом развели костёр, Литу разместили поближе к огню, постелили ей одеяло, но ноги и здоровое крыло по-прежнему держали связанными. Ружан, Рагдай и Домир сами сели рядом с девоптицей, на поваленное дерево, вероятно оказывая ей честь, но Лите казалось иначе: стерегли, как дворовые псы, чтоб ни на пядь не отдалилась их драгоценная добыча. Хотелось отодвинуться от них подальше, но приходилось терпеть.