До того момента, как над островом окончательно сгустится непроницаемая тьма южной ночи, оставалось не более двух часов.
В марине застыли рыбацкие лодки и яхты, пришвартованные к гостевому пирсу. Сам пирс опустел: рыбаки разошлись по домам, а прибывшие морем путешественники разбрелись по тавернам. Пронзительные крики вечно недовольных и драчливых чаек, обычно высматривающих днем поживу на рыбацких лодках, тоже стихли, уступив место другим звукам вечерним.
В прибрежных заведениях, заглушая мягкий шелест прибоя, тут же громко заиграла музыка. У дверей, как по команде, выросли стройные и молодцеватые «зазывалы», бойко, на все лады, расхваливающие каждый собственную кухню. И случись туристу в поисках столика хоть на мгновение замедлить шаг у красочно оформленного меню или витрины с морепродуктами, где на всеобщее обозрение выложены на лед свежайшие кальмары, осьминоги, креветки, лангустины, лобстеры, устрицы, рыба всех видов и размеров, прохожий задержится здесь надолго! Оказавшись во власти «зазывал», он немедленно и независимо от своего желания получит самую полную информацию о том, что придумал местный шеф сегодня на ужин, и, сраженный убедительностью предоставленных «аргументов», выберет столик тут же, в двух шагах, у самой кромки воды.
Если вы не страдаете излишней застенчивостью, то можно и самому подойти, подозвать официанта и, если вы не так уверены в своем греческом, попросту ткнуть пальцем в любую живность, и она тотчас же будет для вас приготовлена на гриле с оливковым маслом, чесноком и орегано, после чего немедленно подана еще дымящейся на большой тарелке с долькой лимона и ломтиками хрустящего картофеля. Кувшин с прохладным белым вином, блюдечко с чесночным соусом тцатцики и корзину с горячим свежим хлебом официант принесет и поставит на ваш стол, уже ни о чем вас не спрашивая, как нечто само собой разумеющееся. Каноны гостеприимства складывались на острове веками, и островитяне никогда их не нарушат.
Вслед за солнцем, неуклонно стремящимся к линии горизонта, в сторону островка Палатий, соединенного с портом узкой дамбой, поспешили и влюбленные парочки.
По древней местной традиции, пришедшей на остров из глубины веков, а возможно, и специально изобретенной предприимчивыми греками для легковерных приезжих романтиков уже в нашем веке, встреча заката у циклопической арки Портары считается на острове верной приметой: с кем увидишь, как садится солнце в огромной каменной раме, с тем и останешься навсегда делить на двоих радости и горести своей жизни. А если еще предложение руки и сердца прозвучит из уст влюбленного именно в тот момент, когда огненный диск на мгновение зависнет в широком каменном проеме, то брак однозначно будет долгим и счастливым.
Вот такая примета.
Верить в нее или нет личное дело каждого. Но, судя по большому количеству пар у древней арки в предзакатные часы, недостатка в романтиках на острове, несмотря на конец сезона, по-прежнему не наблюдалось.
На набережной Айос Георгиос, что начинается в трехстах метрах от дамбы, постоянные посетители таверны «У Ирини и Георгиоса», привыкшие проводить здесь свои вечера, в этот день были сильно разочарованы: у самого входа в таверну, на выложенных плиткой ступенях, тоже стоял улыбчивый молодой человек, одетый по случаю какого-то праздника в национальный греческий костюм, и всем подошедшим с вежливым поклоном указывал на большую табличку с надписью на английском и греческом языках: «Уважаемые посетители! Таверна закрыта на частную вечеринку. Будем рады вас видеть завтра! Примите наши искренние извинения за причиненные неудобства!».
Тактично давая огорошенным гостям достаточно времени, чтобы прочесть надпись на табличке, пережить шок и прийти в себя, юноша понимающе улыбался, виновато разводил руками и подсказывал пару других таверн неподалеку, где можно было также с удобством скоротать сегодняшний вечер.
Прежде чем последовать его совету и отправиться в другое место, гости с сожалением вздыхали, бросали напоследок взгляд на закрытые двери таверны и уходили, качая головами, слыша, как изнутри доносились громкие звуки праздника: раздавались голоса и смех, звенела посуда, играла музыка.
Проводив незадачливых посетителей, юноша снова занимал свой пост на крыльце у входа.
Спустя некоторое время дверь за спиной у него приоткрылась, и из-за нее выглянуло раскрасневшееся лицо Катерины.
Прежде чем последовать его совету и отправиться в другое место, гости с сожалением вздыхали, бросали напоследок взгляд на закрытые двери таверны и уходили, качая головами, слыша, как изнутри доносились громкие звуки праздника: раздавались голоса и смех, звенела посуда, играла музыка.
Проводив незадачливых посетителей, юноша снова занимал свой пост на крыльце у входа.
Спустя некоторое время дверь за спиной у него приоткрылась, и из-за нее выглянуло раскрасневшееся лицо Катерины.
Поискав глазами парня, она увидела, как он, вежливо улыбаясь и показывая нужное направление к ближайшей таверне, спроваживает прочь по променаду очередную парочку разочарованных молодых людей, по виду явных туристов.
Костас, сочувственно спросила девушка по-гречески, когда он снова вернулся на свой пост, ну что, все идут и идут? Вот ведь! И это конец сезона! Хоть скажи поварам, чтоб научились хуже готовить Хочешь, я постою с тобой? А то и сама могу, а ты пока передохнешь ведь два часа уже стоишь! На кухне уже почти все готово, скоро будут барашка выносить! Только босса ждут: он должен встретить отца Спиридона у виллы, и они вместе придут сюда. Ну, что молчишь?
Нет, озабоченно покачав головой, ответил молодой грек, вглядываясь в плохо освещенную боковую дорожку, окаймленную зарослями гибискуса, что вела наискосок от широкого променада ко входу в таверну. Я справлюсь! Выдумала тоже! И вообще, что ты тут делаешь? строго добавил он, оглянувшись на девушку. Нечего тебе здесь делать. Иди, помогай за столом!
Вот еще, указывает он мне! немедленно вскипела Катерина. Сама знаю, что мне делать! Можно подумать, без тебя не решу, чем мне заняться? Я что, маленькая? Раскомандовался! Если ты думаешь, что будешь мною помыкать, когда мы поженимся, то даже и не мечтай!
Привыкший к резким переменам настроения своей будущей невесты, Костас весело рассмеялся, быстро поднялся на ступеньку к ней и нежно поцеловал в щеку. Катерина немедленно оттаяла и счастливо улыбнулась. Юноша прислушался и добавил примирительным тоном:
Хорошо, хорошо. Все! Не мешай! Вон еще кто-то идет!
Из темноты аллеи на свет вышли две фигуры: это были Смолев и отец Спиридон, местный священник из Кафедрального собора Хоры.
Огромный белоснежный собор с куполами, выкрашенными в зеленый цвет, с большой четырехнефной колокольней занимал почти всю площадь в центре старого города, недалеко от порта. Служившего в нем православного священника на острове знал каждый. Алекс тоже познакомился с ним несколько месяцев назад и ни разу об этом не пожалел.
Отцу Спиридону было около восьмидесяти, но он был все еще крепок и моложав, ходил, при необходимости, быстро и энергично, ежедневно служил в храме и подолгу общался с прихожанами. Многие шли к нему за советом, когда дело касалось самых сложных жизненных коллизий. При близком контакте отец Спиридон производил впечатление человека приятного, воспитанного и высокообразованного.
К слову сказать, священник никогда не навязывал свою точку зрения, а всегда внимательно выслушивал собеседника, приходившего к нему со своими проблемами, и лишь выслушав до конца, задавал, казалось, совершенно бесхитростные вопросы, отвечая на которые, прихожанин, неожиданно для себя, и сам приходил к единственно верному решению.
Будучи очень известной и уважаемой фигурой в местной среде, ведь островитяне почти целую вечность крестили у него детей, отпевали усопших, он же совершал таинство венчания, благословляя очередной брачный союз во имя Пресвятой Троицы, священник всегда вел себя с паствой скромно и приветливо. Сквозь толстые стекла очков в старомодной металлической оправе его живые черные глаза смотрели на собеседника с дружелюбным и мудрым пониманием, а интонации звучного баритона всегда оставались спокойными и доброжелательными.
Несколько раз Смолев приглашал отца Спиридона на виллу «Афродита». Тот, не чинясь, приходил, и всегда производил на гостей виллы самое благоприятное впечатление.
Даже Манн, пообщавшись однажды со священником в течение двух часов на одном из торжественных ужинов, позднее в разговоре со Смолевым удовлетворенно заметил, что «этот отец Спиридон, пожалуй, один из самых толковых, кого я встречал в жизни, Саша. Очень непрост батюшка. Человеческую натуру, похоже, насквозь видит, что твой рентген! Эх, нам бы такого Гэндальфа, понимаешь, да в Интерпол, в аналитический отдел! Раскрываемость резко подросла бы, как на дрожжах!»