Нет! Скорее, наоборот.
Из-за двоек плакали?
Ещё как! Я маму очень боялась.
Возле автобусной остановки женщина продавала цветы. Внезапно затормозив напротив неё, директор опять обратился к Верке:
А что Вы думаете об этом теперь, спустя двадцать лет?
Ничего не думаю.
Почему?
Да как почему? Двадцать лет прошло!
Директор кивнул, открывая дверь.
Верочка! Повзрослев всего лишь на двадцать лет, Вы пересмотрели свой взгляд на многое. А все те, кто слушал сегодня вашу игру, сразу повзрослели на вечность. Спасибо вам.
Верка замахала ресничками. Анатолий, тем временем, на минуту оставил её в машине одну, чтоб купить букет белых роз и преподнести его ей. Он сделал это безмолвно, но с таким взглядом, что Верка вспыхнула. Весь остаток пути она упивалась запахом роз и своей растерянностью. Высаживая её у метро, директор детского дома поцеловал ей руки.
Ехать домой, на Фрунзенскую, скрипачка пока что не собиралась. У Тани ей жилось замечательно. Вечер был у неё свободным. Она решила смотаться в ЦУМ, чтоб приобрести туфли от «Кристиан Диор», на которые уже очень давно положила глаз. Накануне в театре дали зарплату, так что препятствия к мечте рухнули.
Розы благоухали на весь вагон. Можно было сесть, но Верка стояла, зная, что во весь рост со скрипкой и розами она смотрится куда лучше. Действительно, молодые люди не отрывали от неё взглядов. Между тем, поезд достиг Таганской. Двери разъехались, и со станции донеслось «Прекрасное далёко», вяло сползавшее со скрипичных струн. Верка оглянулась. Играла рослая девочка лет четырнадцати, стоявшая у колонны. Она стояла очень красиво: левая нога чуть вперёд, осанка как у Венгерова. Но игра до венгеровской не дотягивала. Скрипачке стало очень досадно, что не сыграла она сегодня детишкам это произведение, потому что просто о нём забыла. Она его не играла с самого детства. Поезд двинулся дальше. Грустная песенка привязалась к Верке, как собачонка.
Купив голубые туфли за двадцать тысяч, Верка спросила у продавщицы, есть ли в ЦУМе кафе. Девушка сказала, что есть. Объяснила, где. Оказалось, близко, на этом же этаже. Все столики были заняты. Но один клиент просил счёт, и Верка подождала, ошиваясь рядышком. Положив на два стула скрипку, коробку с туфлями и букет, она попросила официантку подать ей кофе и круассан. За соседним столиком сидел очень симпатичный молодой человек. Верка улыбнулась ему. Он сфоткал её на крутой айфон, а потом спросил, может ли она ему попозировать с инструментом. Верка решительно отказалась, но изъявила готовность сфотографироваться с цветами.
А почему со скрипкой нельзя? поинтересовался парень, исполнив её желание. Верка села.
Ну её на хер! И без неё по мне слишком видно, что я скрипачка.
А что, есть признаки, отличающие скрипачку?
Конечно, есть. Геморрой, к примеру. Стоять приходится очень много. Это способствует разбуханию вен во всех частях тела.
Верка дурачилась, никаких подобных болезней у неё не было. Но её собеседник даже не улыбнулся. Поняв, над чем он ломает голову, Верка очень строго спросила:
Моё лицо тебе нравится?
Да, конечно. Оно красивое, даже очень. Я бы сказал, потрясающее.
А нос?
Обалденный нос! Я всю жизнь мечтаю о девушке с таким носом.
Значит, если бы у меня не было геморроя, ты бы передо мной ставил зеркало, чтобы дополнительно возбуждаться моим обалденным носом?
Парень смутился. Он не успел ответить. К нему внезапно подсела, притопав со стороны обувных отделов, очень красивая, очень стильная девушка с далеко не таким, как у Верки, носиком. Поглядев на Верку быстро и искоса, между мыслями, и поставив на стол коробку, она сняла с неё крышку.
Короче, эти взяла! А всё остальное там барахло.
В коробке лежали туфли за сорок тысяч. Верка их примеряла, но просто так она о таких могла лишь мечтать. Сразу перестав обращать на неё внимание, молодой человек достал одну туфельку и сказал:
Отлично! Теперь мы можем идти?
Нет, я хочу вермута, заявила девушка, подзывая официантку, будьте любезны!
Пришлось ей вермутом подавиться. Когда он был принесён, взбешённая Верка вынула из футляра скрипку, и, не вставая из-за стола, начала играть. Музыка была проще не найти «Прекрасное далёко». Но всё живое, что было на этаже, застыло и онемело. Стильная девушка, снявшая сапоги, чтобы надеть туфельки, так и выронила одну из них, да так и сидела, распустив слюни с вермутом. Тем не менее, Верка была удовлетворена не полностью. Оборвав мелодию, она бросила на стол деньги за кофе и круассан и быстро ушла, защёлкивая замочки футляра. Ещё часа три она просто так моталась по центру, прицениваясь к белью и чулкам в разных магазинах. Зашла в Макдональдс. Приехала к Тане поздно. Таня уже спала. Улеглась и Верка. Но сон к ней долго не шёл.
Глава восьмая
В которой Танечка, наконец, узнаёт от Верки кое-что важное
Танечка по утрам варила манную кашу. Верка её не то чтобы не любила, но презирала с детства, однако здесь как-то незаметно прониклась к ней чем-то вроде симпатии, выросшей из стыда за необоснованный косой взгляд. На четвёртый день Таня приготовила геркулес.
Это что такое, твою мать? опомнилась Верка, в сонной задумчивости сожрав четверть содержимого небольшой розовой тарелки.
Как что? Овсянка.
Радиожурналистка также завтракала рассеянно, потому что одновременно просматривала в планшете Фейсбук и почту. Писем ей пришло много. Залайкав новую фотку новой девчонки своего бывшего жениха, она принялась на них отвечать. К одному из замов главреда, Сергею Александровичу, у неё был конкретный вопрос. Она его сформулировала.
Овсянка? переспросила Верка с таким лицом, будто ей сказали, что она жрёт дождевых червей, ты варишь овсянку?
Да, иногда. А что?
Верка промолчала. К овсянке у неё было отношение ещё более непростое, нежели к манке. Но она всё же её доела и налила себе кофе. Розовое зимнее солнце размазалось по стеклу, как жидкий кисель. Термометр за окном показывал минус шесть.
Сегодня работаешь? поинтересовалась Верка.
Нет. Хочу ещё час поспать, потом почитать. А ты?
Ещё как! Будет репетиция «Бесприданницы». Это ужас! Потом домой хочу съездить.
Таня оторвалась от планшета.
Думаешь, труп уже обнаружили?
Нет, конечно! Кто его обнаружит? Но я ему звонила три дня. Вызову полицию, скажу: «Вот, смотрите ни городской, ни сотовый не берёт!»
Думаешь, они выломают дверь?
Ну а как иначе?
Ты ненормальная? Мало ли, куда мог человек уехать? Хоть на три дня, хоть на месяц, хоть на всю жизнь! Это его дело.
Но ведь должны они как-то выяснить, жив ли он!
Тебе ничего они не должны.
Верка возмущённо надула рот.
Кофе мне налей, попросила Танечка, у тебя это хорошо получается.
Кофе лить? удивилась Верка.
Да. В твоём исполнении кофе очень похож на чай, потому что ты похожа на китаянку, которая широко раскрыла глаза, увидев в нём отражение своего не совсем китайского носа.
Скрипачке стало смешно. Наливая кофе, она заметила:
Я теперь понимаю, почему ваше радио до сих пор ещё не закрыли.
Да? Обалдеть! Над этой загадкой ломает голову весь цивилизованный мир! Раскрой мне глаза.
Да вы молодцы! Вот и вся разгадка. Без вас была бы тоска.
Таня улыбнулась. "Перевал Дятлова?" написал Сергей Александрович, "Тебе что, интернета мало?" Она ответила: "Мало! Мне надо знать, что вы думаете об этом." Сразу пришёл ответ: "Да я ничего об этом не думаю, потому что давно уже этим не занимаюсь. Но я планирую передачу на эту тему с историками и криминалистами. Поучаствуешь? Это будет где-нибудь через месяц." Таня ответила утвердительно.
Я частенько слушаю за рулём ночные ваши эфиры ну, про рок-музыку, продолжала Верка, а разговоры про всякую там политику не люблю. Но я где-то слышала, что вы запросто приглашаете к себе тех, кого ни на телевидение, ни на другие радиостанции не зовут.
Да, у нас бывают и представители оппозиции, подтвердила Таня, а передачи о классической музыке ты не слушаешь? Они тоже ночью идут, по-моему.
Верка вместо ответа скорчила рожу, которую следовало бы сфоткать для осчастливливанья детей, не принятых в музыкальную школу. Эта гримаса вызвала интерес у Танечки. За три дня проживания у неё скрипачки они впервые беседовали так долго. Все предыдущие дни Таня по утрам торопилась, по вечерам была занята. Пристально смотря на скрипачку, она спросила:
Как можно не любить то, что делаешь лучше всех?
Ну, уж это глупость! скривила Верка лицо на другую сторону, выдающимся музыкантом мне не бывать, слишком много времени упустила. И ты меня неправильно поняла. Я скрипку люблю, однако не так, как надо её любить, чтоб реально стать лучше всех. Она для меня далеко не на первом месте.
Но почему? Ведь это твоё!
Я гораздо больше люблю машины, проговорила Верка, зевая, я лучше стала бы автогонщицей. Но ведь тут у меня совсем мало шансов! Или продюсером. Я давно хочу поступить на курсы продюсеров.
Таня, встав, стала мыть посуду. Ей было ясно, что всё это говорится назло кому-то если не ей, то самой себе. С досадой взирая на её задницу, все нюансы которой были предательски обозначены тонким шёлком халата, Верка продолжила: