Дмитрий Аркадин
Газетный самолётик
ПРЕДИСЛОВИЕ
Как мне показалось, и думаю, я не ошибся, главной особенностью книги стихов Дмитрия Аркадина является искренность, та особая интонация теплоты и доверительности, которая заставляет поверить, что автор действительно говорит о том, что у него болит, во что верит, к чему неравнодушен. Ни в одной из глав книги, а всего их четыре, но я бы назвал это разделение в определенном смысле условным, вы не найдете стихов проходных, случайных. Дмитрия Аркадина не соблазняют ни к чему не обязывающие общефилософские рассуждения так привлекательные для многих представителей пишущей братии.И это не удивительно. Зрелый по возрасту и жизненному опыту литератор, поэтически осмысляет и переосмысляет на первый взгляд самые привычные вещи, мимо которых большинство из нас нередко проходит мимо. День минувший и настоящий, память о Великой войне, сегодняшние далеко не мирные будни нашей маленькой, окруженной врагами страны. Поэт ведет себя не просто как сторонний пусть и сочувствующий наблюдатель. Он активный участник событий, он пропускает их через свое сердце. Поэтическая мысль Дмитрия Аркадина вездесуща, ассоциативна, выразительна. Она четко нащупывает и безошибочно определяет связь времен. Вот два стихотворения, опубликованные на одной странице.
* * *
Далась тогда Победа всем непросто!-
так за пехоту!.. за горящий танк!..
А я бы выпил водочки без тоста
за девочку с тетрадкой -Анну Франк.
Сегодня в мире снова всё не гладко,
и нет её Но есть ее тетрадка.
Простая девочка из Амстердама
всем на века бабушка и мама.
* * *
Карабин и нитка на запястье
девочки дежурят на войне.
Господи, дай им любви и счастья
Девам Пресвятым в своей стране!
Думаю, тут комментарии излишни. Все явно. Прозрачно. Сильно. Это и есть перекличка поколенийИ все же я воздержусь от дальнейших цитат. Книгу надо читать, в нее надо вдумываться. Да и у каждого читателя свой уровень, свое восприятие поэзии, образности.Отмечу только, что тематика произведений Дмитрий Аркадина многогранна. Стихи о детстве, о родной Белоруссии, которую автор по-прежнему вспоминает с живой, трепетной любовью, сегодняшний день. Не обойдена вниманием и так называемая «Эра пандемии». Особое место, как я понимаю, и в сердце, и в творчестве Дмитрия Аркадина занимает образ матери.
* * *
Эпоха ушла незаметно,
но снимки эпохи храня,
с любовью смотрю я в те лета,
где мама моложе меня.
Так пишет в одном из стихотворений цикла поэт. И этот немеркнущий образ самого родного и близкого человека на земле особым светом озаряет и стихи о других близких людях, и о той особой стране, которую каждый из нас называет малой родиной. И вообще всю территорию этой неравнодушной и волнующей душу книги
Яков Каплан поэт,писатель, член Союза русскоязычных писателей Израиля
и Международной Гильдии писателей.
Глава1
Где Господь тебя любит «по блату»
Мой русский язык
Прекрасное время! живёшь без войны
Но мостик до мира по-прежнему узкий.
Как много на свете не нашей вины!
мой сын прочитать не сумеет на русском
ни Пушкина сказокни «Даль» Куприна,
про чай Хлестакова, про сахар вприкуску
Отцовская, может быть, гложет вина
и ходит за ним, словно пёс Андалузский.
С делами нечистыми чудится связь,
когда персонажи Гайдара размыты
и Лермонтов вытравлен! Множится мразь
да нечисти всякой топочут копыта!
Закрыть ли большие от страха глаза,
когда за столом твоим люди-моллюски?
Бывает, что солнце сменяет гроза,
но хуже, что сын не читает по-русски.
Израиль не мал, так и не исполин,
и сколько бы нам ни пророчили гниды,
ему пережить и Каир, и Берлин,
Египта пески и его пирамиды
Но сердце стучит и стучит невпопад
средь речек молочных да сытной закуски:
оттуда сюда не идёт снегопад,
и сын мой совсем не читает по-русски.
Мой русский из детства шагнул, от крыльца
В Израиле кланяюсь слову и слогу!
Досадно, что сыну по просьбе отца
«Онегина» вряд ли осилить, ей-богу.
Бывает, поманит в Израиле Фет
к высотам Голанским, к беседе с абсентом
А сын позовёт в придорожный буфет
пускай, по-английски, но с русским акцентом.
* * *
Cуетясь, как на камбузе кок,
на своем да на средстве плавучем,
именуемом «Ближний Восток»,
ты случился не слишком везучим.
Для тебя он, наверное, мал
на чудовищном фоне терактов.
Да к тому же ты вдруг захромал,
разогнавшись на велике как-то.
Предпочтений своих не предав,
хоть бы пиво готовый, хоть водку,
только дьяволу душу продав,
ты восточную выбрал походку.
Поменять можно веру и храм
если что присягнуть и Пилату
Но походка меняется там,
где Господь тебя любит «по блату».
Мимозы
По всем дорогам желтые кусты
цветут в Израиле. Красиво необычно.
И ничего, что рядом все: и ты
летишь ко мне, как в небе тени птичьи
Люблю кустов несмелую красу,
смотрю, и медлю, и шепчусь с цветами
Нет ни души в их сказочном лесу,
о чём они потом расскажут сами:
цветы поставлю в старенький кувшин
и задрожит ворсинок позолота
С каких они немыслимых вершин
сошли дожить до твоего прилёта?
Достаточно душевной маеты
в их жёлтых пятнах в них тепло и слёзы
Как хороши в Израиле цветы!
в другой стране мы звали их «мимозы».
Уходит день, а с ним с усталых глаз
спадает нетерпенье понемногу.
Представь, родная, что, встречая нас,
мимозы завтра выйдут на дорогу.
* * *
Тем жажда, да наркоз, да анаша
А мой IQ со шрамами и швами.
К итогу развалилась не душа,
но то, чего не выразить словами.
Метафора на раны и на ранки
оставила нечитанные гранки,
и те никем не виданы нигде
растают, словно льдинки на воде.
* * *
Войду ли в Лувр увижу галерею,
цветов Голландских пестроту,
Господних храмов красоту
пока не постарею
О, сколько было площадей,
до неба тонких шпилей,
старинных винных погребов,
и усыпальниц, и гробов,
морских паромов, штилей
Заманчиво, в конце концов,
осмыслить как предтечу
икону ту, где Божья мать!
стареть внезапно перестать
и к ней шагнуть навстречу.
* * *
Может быть, твоя старость похожа
на тебя в бесконечно простом.
По утрам говоришь: «Ну, и рожа!..»,
а трюмо разбиваешь потом.
Зря, конечно. Оно не блефует
то лицо демонстрирует грусть,
потому что зима торжествует,
по нему обновляя свой путь.
Место под солнцем
Хорошо когда в жизни всё просто:
не к лицу ей любой макияж.
Где живу ни страны, ни погоста,
только место под солнцем и пляж.
* * *
Себя, как Родину, любил
светло и беззаветно.
Конечно, он нарциссом был,
и было то заметно.
Хвала тебе, ночной карниз!
Хвала за простоту!
На нём себя любил нарцисс,
но больше высоту.
* * *
Волна из детства катит временами,
несёт полупрозрачное и муть
Народ на кухнях что твои цунами,
которых не одеть и не обуть!
Хрущёвка, люстра, полка со слонами
и пионерка девочка в прыщах
И дождь плетется за похоронами,
за ним менты в болоньевых плащах
Вот в туалете вам дают фарцовку
Примерить или джинсы подержать
Их этикетку, как боеголовку,
ты крутишь в пальцах Дорогая, бь!
А вот, задачи съездов выполняя,
за нормы бьются слесарь, агроном
И пахнет бодрый праздник Первомая
к обеду водкой, к ужину вином.
Или ещё «Туриста завтрак» с полки
сметают к черту с матом и огнём
четыре бойких комсомольских тёлки
чтоб строить БАМ и трахаться на нём!
Кого винить в виденье этом нищем,
в котором между делом и игрой
нам выдавали голь и пепелища
за лучший на любой планете строй?
То время будто пёс твой верный тот, кто
тебя встречал и ластился ползком,
раздавленный промчавшейся «Тойотой»
И место то засыпано песком.
Собака плачет
А вот собака. Вот её глаза.
Она на взводе вся, само вниманье.
Она с трудом пытается понять,
что там с хозяином? Какие мусульмане?
Мой милый пес! Ну, как тебе сказать?
Здесь кто с ножом, а кто-то даже с Торой
Скулишь ты, трёшься о его пальто