Это мой двоюродный брат, Владимир Ильиц. Он просто гусская свинья: занял кресло, золотое кресло, и нет, сто бы пригласить меня, но дазе не принимает, все с бабами возится. Надо исклюцить его из насей обсцины.
Ну, не знаю, не знаю. Иди к нему в замы. Потом я вас поменяю: он будет замом, а ты его начальником. Впрочем, посиди почитай «Капитал» Маркса. Ты Маркса читал?
Никогда не цитал. Заголовок одназды и то ахнул от слова капитал. Как зе? мы боремся с капитализмом, а тут тебе этот Мордыхай сует свой капитал, да прямо под нос, жид парсывый.
Так и ты еврей, Абрам, произнес Ленин и расхохотался.
Я избранный Богом, и ты избранный Богом, но мы долзны выкурить гусских дураков и заселить эту территорию евреями. За сто я люблю Бронстейна? за его науцный труд по поводу гусских. Это нелюди, это рабы бесхвостые и их есцо называют людьми. Это не люди, а зевотные, Ильиц. Нам надо заселить
Абрам Моисеевич, пока придет твой брат тоже Абрам, я тебя познакомлю с новой установкой марксизма по этому вопросу. Это ленинская установка, то есть, моя. Эй, Фотиева, вызови мне начальника ВЧК Москвы Абрама Кнейфиса.
Слушаюсь, Владимир Ильич, произнесла Фотиева с карандашом и блокнотом в руках.
Абрам, садись ближе и внимательно слушай. Я приведу тебе научную теорию нашего физиолога Павлова, ученого с мировым именем. Слышал о таком?
Признаться, нет. Если и слысал, то не придал знаце ния. Для меня любой гусский обезьяна и больсе ницего.
Ты законченный русофоб, Абрам.
Фоб, Фоб, тоцно, ты угадал, Бланк. Ну да ладно, цеси.
В смысле, чеши. Но ты только внимательно слушай.
Знаменитый физиолог Павлов
Ильиц, Павлов не мозет быть знаменитым, он гусский, знаменитым мозет быть только еврей, а это знацит, сто он не Павлов, а Павлус. И так, сто там говорит этот Павлус?
Павлус говорит, что ему удалось выработать рефлекс свободы у обезьян.
У гусских обезьян.
Пусть будет так. Когда он поставил обезьяну на стол с ограничением свободных движений (зажал в тиски.), то она не могла с этим смириться. Обезьяна всё время царапала пол, грызла веревки. Тогда он решил давать еду обезьяне в тех же тисках и только в тисках. Морил ее голодом, а потом кормил в тисках. Что произошло? Обезьяна стала кушать только в тисках. Она отказалась от свободы. Она предпочла неволю и в неволе чувствовала себя прекрасно. Обезьяна сама стала влезать в этот станок и скулила до тех пор, пока ее не зажимали в тисках. Вот что, Абрам! Ты понимаешь это? Нет, ничего ты не понимаешь.
Ну, давай до конца, мозет и пойму
Так вот, дорогой Абрам. Мы русских обезьян зажмем в тиски. Это будут тиски голода. Тиски можно еще назвать рабством. Мы будем их морить голодом. Почему у обезьяны выработался другой рефлекс? Да потому что первоначально ей давали еду только в тисках, что спасало ее от голодной смерти. Это целая наука, она для нас, большевиков, представляет исключительный интерес. Закономерности подсознания и психики эффективно действуют на управление людьми. Когда животному (человеку) стала угрожать потеря жизни от голода, то оно быстро пришло в правильное соотношение с действительностью и задержало прежний рефлекс свободы, развив на него торможение. Мы это применим во внутренней политике, чтобы голодом заставить многочисленных «старорежимных», «царских» специалистов, упорно не желающих сотрудничать с новой властью. Мы их приучим к сотрудничеству за пайку за продовольственную карточку. Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства самым могучим средством учёта и контроля. Это средство контроля и принуждения к труду сильнее законов конвента и его гильотины. Ты хоть чтото понял, Абрам?
Ты так уцоно говорис, трудно понять все сразу так зе как трудно понять
Абрам засуетился, извлек грязный, похожий на солдатскую портянку платок и стал вытирать потную лысину.
Что, Абрам, что ты не можешь понять? Вроде я говорю предельно ясно. Эй, Фотиева воды, нашему гостю плохо.
Не надо воды, просу тебя, дорогой Ильиц Бланк. Я не могу понять и наса обсцина не мозет понять, поцему ты носишь поганое гусское имя Ленин? Ты зе принадлежишь к нации, созданной Богом. Мы должны управлять всеми народами мира, а ты носишь гусское имя, когда твоя мать полноценная еврейка Сралевна, то есть, прости, Срульевна. Дедуска Сруль Мойсовиц при крещении получил имя Александр, он продал свою веру, стобы стать гусским, а мы гусских долзны уництозить, как нас уцит Лейба Бронстейн. Скази, дорогой Бланк, поцему тебе не нравится имя Бланк, оно так звуцит красиво? Мозно ведь цутьцуть поменять буквы, к примеру, Бланкус или Бланказис, но никак не Ленин. Ленин это звуцит грубо по гусски. Поцему, скази? Я передам всем евреям. Они здут, волнуются, в Тору заглядывают, но там такого имени не находят.
Абрам засуетился, извлек грязный, похожий на солдатскую портянку платок и стал вытирать потную лысину.
Что, Абрам, что ты не можешь понять? Вроде я говорю предельно ясно. Эй, Фотиева воды, нашему гостю плохо.
Не надо воды, просу тебя, дорогой Ильиц Бланк. Я не могу понять и наса обсцина не мозет понять, поцему ты носишь поганое гусское имя Ленин? Ты зе принадлежишь к нации, созданной Богом. Мы должны управлять всеми народами мира, а ты носишь гусское имя, когда твоя мать полноценная еврейка Сралевна, то есть, прости, Срульевна. Дедуска Сруль Мойсовиц при крещении получил имя Александр, он продал свою веру, стобы стать гусским, а мы гусских долзны уництозить, как нас уцит Лейба Бронстейн. Скази, дорогой Бланк, поцему тебе не нравится имя Бланк, оно так звуцит красиво? Мозно ведь цутьцуть поменять буквы, к примеру, Бланкус или Бланказис, но никак не Ленин. Ленин это звуцит грубо по гусски. Поцему, скази? Я передам всем евреям. Они здут, волнуются, в Тору заглядывают, но там такого имени не находят.
Абрам, много знать будешь быстро состаришься, ответил Ленин и стал сверлить гостя правым глазом, сощурив левый, до тех пор, пока Абрам не начал подергиваться в кресле, вытирая слезы грязной тряпкой.
А вот и мой брат. Абрам, дорогой. Будем вместе работать, радостно произнес Абрам, когда его брат, начальник ВЧК Москвы вошел бодрым шагом, трижды поклонился хозяину кабинета, а потом повернулся к брату и, не подавая ему руки, произнес:
Я буду плевать в ведро, а ты будешь выносить это ведро на помойку, отмывать и вытирать до блеска носовым платком. Есть у тебя платок?
Ну вот, это брат, стал плакаться Абрам.
Ленин нахмурился еще больше и неожиданно сказал:
Выйдите оба в коридор. Постарайтесь договориться. Я, когда освобожусь, приглашу вас.
Оба Абрама вышли. Начальник Московского ВЧК широко раскрыл руки и заключил в объятия своего брата.
Абрам!
Абрам!
Абрам, дорогой!
Абрам, любимый брат.
Абрам, брат, я буду не только ведро выносить, но и выполнять все, что ты прикажешь, сказал безработный Абрам.
Самый дорогой брат! не надо этого делать. Я перед тобой виноват. Мне показалось, что ты не тот, за кого себя выдаешь, но, присмотревшись к тебе, я увидел под правым ухом бородавку. Такая же и у меня, Абрам, посмотри. И у тебя ширинка не застегнута. Я тоже этим страдаю и наш босс Люнин пинка мне дает и выгоняет в колидор. Поэтому сделаем так. Когда я буду париться с проститутками в бане, ты будешь восседать в моем шикарном кресле и давать распоряжения. В основном это команда расстрелять! она одна и та же. Потом ты пойдешь париться, я сяду в кресло, и буду отдавать тот же приказ.
У меня уже не поднимается эта стука, Абрам. Узе давно. Она годится только для слива моци. И то спасибо. А посему баня для меня одно расстройство. Я могу расплакаться прямо там, в бане. Хоцес, могу показать, посмотри, Абрам.
Не переживай. Я тебе выберу такую ласточку, которая тебя оживит.
Ой, спасибо. Ну, пойдем, доложим Ленину, что у нас все типочкитапочки.
Не стоит, Абрам. Ленин о нас уже забыл. Вон, сколько нашего брата толпится у его двери. Все пришли выпрашивать должности для себя и своих чад.
Абрам, брат, а поцему Ленин отказывается от уничтожения бесхвостых белых обезьян, объясни мне, позалу ста.
А зачем их уничтожать? Ленин планирует превратить их в рабов послушных, бессловесных, работающих только за еду, одежду, за сапоги, кепку, ленинскую кепку. Им будет разрешено строить коммунизм, славить своего вождя и думать о светлом будущем, но больше ни о чем.
Так это же здорово, Абрам.
Ну, вот видишь, а ты мучился. Пойдем.
Но в это время из кабинета Ленина стали выносить худощавого еврея по имени Мордыхай. Он был однофамильцем Маркса. Требовал у Ленина должность председателя Моссовета, и ни на какую другую должность не соглашался.
Я родственник Маркса, у меня особые привилегии, громко кричал он и даже грозил кулаком.
Ну, батенька, что я могу сделать? Должность уже занята нашим человеком. Это Сруль Моисеевич Карпуцке. Ему 82 года, может он скоро помрет, подожди немного.
Мордыхай схватился за сердце и упал на пол, точнее на ковер, чутьчуть заплеванный евреями-просителями. Его тут же схватили и вынесли в коридор, а там вызвали медицинскую помощь. Но Мордыхай вскоре пришел в себя, сел на стул и расплакался.