«О проведении беспощадного террора против церковнослужителей». Но, тогда он строчил по десять указов в день, и многие из этих Указов так и оставались указами, а теперь надо было начинать крошить русских не на словах, а на деле, и поэтому он вызвал людей, кому можно поручить исполнение, приведение в действие этих указов. И эти указы будут выполнены со всей тщательностью и неслыханной жестокостью, как как делали настоящие негодяи, распявшие Христа, 2 тысячи лет тому назад.
А я уже издавал Указы по вопросу церкви, но тогда не до этого было. Вот, к примеру, 20 января 1918, незадолго до переезда в Москву, мной подписан Указ «Об отделении церкви от государства». Это архи важный Указ, он подрубает сухо жилья под коленями каждого священнослужителя и церковь уже не сможет нормально стоять на ногах, а ведь стояла тысячу лет.
Самое главное беспощадность к попам, чтоб нагнать страх на русских обезьян, сказал второй, самый жестокий после Ленина, головорез Троцкий.
Повторяю: сжигать живыми, добавил Свердлов, почесывая бородку.
Отрезать уши, язык и даже половые члены и повязав шею веревкой, водить по селам и улицам городов, добавил Миней ГубельманЯрославский, выползший из темного угла изпод занавески.
ГубельМубель Ярославский, уж! выполз. Теперь тебе задание. Разработать с Янкелем инструкцию по уничтожению церкви, да так, чтоб можно было снести ее с лица земли. А я уже сегодня подпишу Указ о запрещении деятельности Поместного собора.
Лейба, дай команду артиллеристам, пусть обстреливают Кремль. Кремль это сплошные церковные храмы. Они революции не нужны.
Ленин был не только хитрым, но и коварным.
Еще до заседания тройки, священников выволакивали из церквей, отрезали им уши, прибивали язык к подбородку, водили по улицам, а потом вешали на фонарных столбах.
За более чем 900 лет, не малый срок, церковь накопила огромные богатства. Цари, императоры, аристократы, богатые купцы жертвовали церкви огромные суммы и драгоценности, одевали иконы в золотые и серебряные оклады, украшенные сверкающей россыпью дорогостоящих камней. Священные книги заковывались в золотые переплеты.
Бесценная церковная утварь, выполненная искуснейшими ювелирами целых поколений, составляла гордость храмов, лавр, монастырей и прихожан.
Церковь вела большую, полезную общественную работу, строила бесплатные больницы, приюты, богадельни, дома презрения, школы, училища и многое другое.
Христианская нравственность в дореволюционной России была не пустыми словами: бытовое убийство к началу XX века стало такой редкостью, что, если оно происходило в каком-нибудь маленьком уездном городке, о нем с удивлением писали все столичные газеты.
После свержения старого уклада, церковь понимала, что в данной обстановке ей надо вести себя тихо и незаметно, но не выдержала, видя, что «рабочекрестьянское правительство» с хладнокровием взирает на голодное вымирание рабочих и крестьян.
Патриарх Тихон направил Ленину письмо, в котором выразил согласие передать часть церковных ценностей для закупки хлеба в помощь голодающим. В этой инициативе замешанной на наивности Патриарха, полагавшего, что правительство, даже приняв эту помощь, использует ее для нужд голодающих, кроется вечная забота о нищих, обездоленных и попавших в смуту верующих и неверующих.
Однако Ленин пришел в сильное возбуждение. Он не допускал кого бы то ни было творить блага его народу, который теперь принадлежит не церкви, а ему лично, дьяволу в образе человека. Письмо Патриарха он воспринял как возмутительный вызов, сделанный церковью.
В извращенном мозгу вождя не было места для понимания благородных и жертвенных порывов. Любое действие он оценивал только с точки зрения беспощадного политического фехтования насмерть. Вызов был очевиден. Правительство бездействует, а потому церковь, чтобы «унизить нас, подчеркнуть свое влияние» вылезает с подобными предложениями. Она как бы нас контролирует и укоряет. Но не выйдет, хитрые попы! Не выйдет! Мы пойдем другим путем!
В спешном порядке собрав Политбюро, Ленин зачитал послание Патриарха и заявил, что настало время по настоящему взяться за церковь и покончить с церковниками.
После сорокаминутной трескотни, когда он уже едва стоял на ногах, последовал вердикт поеврейски.
Необходимо обвинить церковь в нежелании поступиться своими богатствами для помощи голодающим, что принуждает советское правительство конфисковать все церковные ценности!
В спешном порядке собрав Политбюро, Ленин зачитал послание Патриарха и заявил, что настало время по настоящему взяться за церковь и покончить с церковниками.
После сорокаминутной трескотни, когда он уже едва стоял на ногах, последовал вердикт поеврейски.
Необходимо обвинить церковь в нежелании поступиться своими богатствами для помощи голодающим, что принуждает советское правительство конфисковать все церковные ценности!
Политбюро было в восторге. Аплодисментам вперемежку со стрельбой от переедания икрой, не было конца.
Цель! какая цель этого благородного мероприятия, Ильиц, дорогой? громко спросил Янкель Кацнельсон.
Вы как дети, не понимаете элементарного, произнес Ленин, показывая потемневшие от черной икры зубы. Цель одна: полнить партийный фонд огромной суммой «в несколько сотен миллионов золотых рублей (а, может быть, и нескольких миллиардов)». Никто из нас не знает точной суммы, что создает дополнительный азарт, столь необходимый для решительных действий во благо революции и каждого из нас.
Пока Патриарх Тихон ожидал ответа на свое предложение от советского правительства, Ленин подписал декрет
«Об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих». Этот шаг привел в восторг всю маленькую синагогу: каждый готов был поклясться на Торе в том, что отдаст все силы, чтоб выполнить эту адову работу.
В стране насчитывалось около 80 тысяч православных церквей.
Вооруженные до зубов отряды ВЧК ринулись к воротам храмов и монастырей. Верующие пытались своими телами защитить драгоценные святыни. Большевики, без какихлибо колебаний, открывали огонь. Уложив сотню другую, в основном старушек и стариков, прямо у парапета и шагая по трупам, еще не истекшим кровью, врывались вовнутрь храмов и церквей с дикими восторженными воплями, приступали к грабежу.
С икон срывались драгоценные оклады, золотая и серебряная утварь, включая дароносицы и паникадила XV XVII веков, литые золотые кресты Древности.
Выковыривались драгоценные камни, срывались переплеты с библий, конфисковались все найденные золотые и серебряные монеты. Пылали костры из древних икон, горели рукописные инкунабулы, Библии XIII века, крушились алтари.
И это было только начало.
Опомнившись от шока, вызванного ленинским декретом, патриарх Тихон обратился с воззванием ко всем «верующим чадам Российской Православной церкви» (оно полностью приведено в этой части книги):
«С точки зрения церкви, подобный акт является актом святотатства. Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольные пожертвования, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами вселенской церкви и карается ею как святотатство».
Воззвание святейшего патриарха объявлялось с амвона церквей, передавалось из уст в уста, расклеивалось на стенах домов, призывая народ к сопротивлению.
Но по всей стране у храмов происходили настоящие кровавые побоища. Безоружные верующие не могли оказать какоголибо организованного сопротивления вооруженным до зубов чекистам. Во многих местах толпу просто рассеивали пулеметами, а арестованных расстреливали в тот же день.
Понимая, однако, сколь велик авторитет церкви среди простых русских людей и побаиваясь всенародного восстания, власти, как всегда, прибегали к лицемерным и лживым призывам, апеллируя к «народу» и «трудящимся массам».
Кацнельсон Свердлов тут же сочинил и опубликовал правительственное сообщение в сугубо еврейском духе:
«Правительству чужда мысль о каких бы то ни было преследованиях против верующих и против церкви Ценности созданы трудом народа и принадлежат народу. Совершение религиозных обрядов не потерпит никакого ущерба от замены драгоценных предметов другими, более простыми. На драгоценности же возможно купить достаточное количество хлеба, семян, рабочего скота и орудий, чтобы спасти не только жизнь, но и хозяйство крестьян Поволжья и всех других голодающих мест Советской Федерации. Только клика князей церкви, привыкших к роскоши, золоту, шелкам и драгоценным камням, не хочет отдавать эти сокровища на дело спасения миллионов погибающих. В жадном стремлении удержать в своих руках ценности любой ценой церковная привилегированная клика не останавливается перед преступными заговорами и провокацией открытых мятежей. Сохраняя попрежнему полное внимание и терпимость к верующим, Советское правительство не потерпит, однако, ни единого часа, чтобы привилегированные заправилы церкви, облаченные в шелка и бриллианты, создавали особое государство церковных князей в государстве рабочих и крестьян».