Критика Кейнсом «классиков» основывалась на убежденности в том, что теория должна учитывать, как мы сегодня сказали бы, институциональные факторы, к числу которых можно отнести как систему трудовых договоров, так и отделение капитала-собственности от капитала-функции, а также существование современных финансовых рынков. Но сегодня нам интересно не только это. Наше внимание все больше привлекает подход Кейнса к проблемам неопределенности, его представления об ограниченности нашего знания как важнейшей характеристике реального мира и проекция этих представлений на экономическую теорию.
Эта проблематика тесно связана с идеями Кейнса в области эпистемологии, послужившими основой для целого направления в теории познания вероятностной логики, основателем которой Кейнс считается вместе с Гарольдом Джеффрисом и которая в свое время претендовала на роль общей теории индуктивной логики7. Связь вероятностной логики и экономических идей Кейнса представляется чрезвычайно интересной темой, и ее обсуждение, безусловно, позволяет в новом свете увидеть многие стороны его теории и прежде всего затрагивающую проблематику финансового рынка и поведения субъектов этого рынка. Более того, в рамках этой темы интересная перспектива открывается для обсуждения вопроса о содержании понятия «рациональность» применительно к ситуации неопределенности, что имеет принципиальное методологическое значение для современной экономической теории. Но характер данной статьи и ее объем не позволяют углубиться в эту интригующую область8.
Основные новации кейнсианской исследовательской программы настолько хорошо известны (хотя, разумеется, акценты могут быть расставлены и в действительности расставляются по-разному), что можно ограничиться лишь их кратким напоминанием: сдвиг от микро- к макроподходу, от анализа экономических процессов в рамках долгосрочного периода к их анализу в рамках краткосрочной перспективы; признание важности совокупного спроса для определения уровня производства; особая роль неопределенности и рассмотрение денег как влияющих на реальные процессы (объем производства и занятости); сосредоточенность на изменении не столько цен, сколько количеств; предположение об устойчивости функций потребления и неустойчивости функций инвестиций и спроса на деньги из-за влияния фактора неопределенности; признание того, что сбережения и инвестиции осуществляются разными субъектами по разным мотивам (отсюда возможность неравенства планируемых сбережений и инвестиций), а процент определяется не равновесием спроса и предложения ссудного капитала, а денежными факторами (включая предпочтение ликвидности); понимание того, что рынок труда функционирует не как автономный рынок, а как органическая часть экономики, и что реальная заработная плата определяется объемом производства, а предложение рабочей силы зависит от номинальной заработной платы и предельная тягость труда, как правило, ниже существующей на рынке реальной заработной платы, а номинальная заработная относительно устойчива к снижению.
Все эти новшества в аналитическом аппарате и позволили Кейнсу показать возможность существования равновесия при неполной занятости. Смысл последнего утверждения состоит в том, что неполная занятость может не означать неравновесной ситуации, преодоление которой обеспечивается механизмом цен, а может быть ситуацией, когда отсутствуют автоматические силы, стремящиеся вывести экономику из этого состояния. Таким образом, принципиальное расхождение с классиками состоит в том, что у Кейнса механизм, который традиционно был в центре внимания экономистов (механизм цен), оказался не способным вывести экономику из состояния, когда количество желающих работать и величина спроса на труд не равны.
Кейнс был первым, кто ввел понятие вынужденной безработицы. И это новое понятие позволяло увидеть явление, которое старая исследовательская программа попросту игнорировала. Насколько строгим было определение вынужденной безработицы как объекта теоретического рассмотрения и насколько убедительным (с точки зрения логической строгости и/или эмпирической достоверности), было объяснение этого феномена вот ключевой вопрос, вокруг которого и велись споры.
Далее, теория Кейнса это теория денежной экономики, в том смысле, что возникновение равновесия с неполной занятостью принципиальным образом связывается с существованием денег и их специфической природой быть прибежищем для экономических агентов, прежде всего агентов финансового рынка, в условиях неопределенности. Кейнс, по существу, специфическим образом «вплел» деньги в процесс определения уровня производства, и в этом также проявилась его революционность как теоретика.
Далее, теория Кейнса это теория денежной экономики, в том смысле, что возникновение равновесия с неполной занятостью принципиальным образом связывается с существованием денег и их специфической природой быть прибежищем для экономических агентов, прежде всего агентов финансового рынка, в условиях неопределенности. Кейнс, по существу, специфическим образом «вплел» деньги в процесс определения уровня производства, и в этом также проявилась его революционность как теоретика.
Не все, что утверждал Кейнс, было подтверждено впоследствии (это касается, например, предпосылок о виде некоторых функций, с которыми он работал), далеко не безупречной является и логика «Общей теории». Более того, теоретические представления, воплощенные в «Общей теории», в целом вполне можно охарактеризовать как эклектичные. Есть основания утверждать, что он предложил не законченную и логически строгую систему, а некоторую совокупность утверждений, допускающую различные толкования, т. е. систему представлений, которую мы могли бы назвать открытой. И это обстоятельство, на первый взгляд снижающее оценку его теории, возможно, оказалось одним из ее преимуществ, которое можно было бы назвать адаптационным потенциалом, обеспечивающим гибкость по отношению к меняющейся ситуации. При этом, разумеется, одновременно открывалась дорога различным, в том числе и не вполне согласующимся интерпретациям его взглядов. Так, например, некоторые как сторонники, так и критики Кейнса первостепенное значение придавали предпосылке о недостаточной подвижности заработной платы как причине безработицы и узловому моменту его теории. Определенные основания для этого были, более того, система трудовых контрактов была тем институтом, внимание к которому должна была проявить теория, учитывающая новые реалии. Однако повышенное внимание к этой предпосылке со стороны теоретиков, возможно, объяснялось еще и тем, что она позволяла простым способом представить теорию Кейнса частным случаем классической теории со всеми вытекающими отсюда последствиями как для теории, так и для практики.
Другим «деликатным» вопросом, вокруг которого было немало спекуляций, был вопрос об отношении Кейнса к социалистической доктрине и реальному социализму (об отношении Кейнса к Советской России будет сказано ниже). Кейнс прямо говорил, что в классовой войне его симпатии были бы на стороне не рабочего класса, а образованной буржуазии9, хотя его позиция и не может быть охарактеризована как антирабочая. Более интересным вопросом был вопрос о том, насколько теория Кейнса оправдывала идею перераспределения. Сама по себе его теория, безусловно, лишена классовой окраски. Во всяком случае, сам он считал, что борьба с безработицей теми мерами, которые он предлагал, в интересах всего общества, а не какого-либо одного класса или группы. Вместе с тем Кейнс исходил из обратной зависимости между величиной мультипликатора и склонностью к сбережениям, что позволяло отчасти устранить противоречие между чисто экономической точкой зрения и социальной и одновременно придало теории некоторую специфическую социальную окраску. При этом, если и можно говорить о социальном пафосе его теории, то это скорее как о призыве к созданию благоприятного климата для капиталистов, чем социальной защиты для рабочих. Хотя его озабоченность по поводу хаотической природы капиталистической экономики и в связи с этим позитивное отношение к привнесению в нее элементом планомерности, не может не волновать как сторонников, так и противников социализма.
Справедливо считается, что макроэкономическая теория Кейнса дала толчок эконометрическим исследованиям, причем прежде всего тех функций, которые занимали центральное место в его теории. Однако Кейнс не был склонен активно использовать ни формальный математический инструментарий, ни прибегать к статистическим и эконометрическим методам, а там, где пользовался статистическими данными, он делал это весьма традиционным способом. Он весьма скептически относился к увлеченности многих его современников, прежде всего занятых исследованием циклов, статистическими и эконометрическими методами. Это определенно проявилось в ходе полемики с Тинбергеном в конце 1930-х годов. В конечном счете, спор шел о сущности экономической науки и ее методологии и в частности о роли статистических тестов, если не в подтверждении правильности теории, то, по крайней мере, в ее опровержении. И здесь Кейнс занял позицию скорее противника статистических методов, чем их сторонника, указывая на целый ряд затруднений, с которыми обычно сталкивается экономист, используя статистические и эконометрические методы для получения содержательных результатов. К числу наиболее серьезных затруднений относятся соотношение между статистическими и причинно-следственными зависимостями, необходимость измерения всех значимых факторов и гарантия их независимости, трудности с обоснованием вида предполагаемых зависимостей, достаточно произвольный выбор формы зависимости, в частности, например, при выделении тренда и т. д. Очевидно, что все эти обстоятельства, действительно, заставляют с осторожностью относиться к результатам эмпирических исследований, в данном случае, циклов10. Знаменательно, что несколькими годами раньше, также обсуждая проблемы теории цикла, один из наиболее последовательных критиков Кейнса, можно сказать его главный оппонент Ф. Хайек выступил резко против использования эмпирического подхода к построению теории цикла, т. е. определения причин и характера циклического процесса11, хотя и признавал важность эмпирических исследований при проверке теории.