Глава 1. Какая гадость!
Острые приступы посттравматических болей. Одиночество, нарушаемое чаще всего не теми, кого хотелось бы видеть. Самый надоедливый среди «не тех» дед Федот. Любит выпить, а выпив, пофилософствовать.
Давай примем по стопочке, Игорёк.
Не хочется.
А ты себя перебори! Ты же всегда был сильным!
От водки ослабевали и физические страдания, и нравственные переживания. Запасы крепкого зелья исправно пополнялись заботами назойливого деда Федота. После его посещений в голове оставалось эхо от его философских жужжаний. От этих раздражающих звуков перед глазами начинами видеться мухи с рыхлыми и сизыми от неумеренного пьянства носами.
Какая гадость эти мухи, эта водка и этот дед Федот с его примитивными суждениями, с его рыхлым и сизым носом!
Глава 2. До приступов белой горячки
С годами Игорь начинает бояться весенних и осенних полнолуний. В ясные весенние и осенние полнолунные ночи он стал страдать бессонницей, перевозбуждением мыслей и эмоций, болезненными нарушениями сенсорики. Наступивший весенний день выдался празднично ясным. Ясной обещала быть и предстоящая полнолунная ночь. Это вселяло страх. Всего несколько лет назад он был крепким молодым человеком, с острым и пытливым умом, с духом воина без страха и упрёка. Его судьба мощно и уверенно шла на набор высоты, но вот содрогнулась, зависла, поймала отрицательный тангаж и свалилась в листовой штопор.
Сегодня шёл уже пятый день, как Игорь следовал своему решению порвать с обуявшей его зависимостью от алкоголя. Давалось это с большим трудом. Его колотила противная внутренняя дрожь, у него сбивался ритм сердцебиений, он обливался холодным потом. Временами Игорь начинал видеть отвратительных потусторонних сущностей и слышать их глумливые реплики в свой адрес. В прямой контакт с ним эти твари не входили, но в разговорах между собою они, то намекали на него, то прямо указывали на Игоря своими мохнатыми лапами. От них остро пахло карбидом, серой и гнилью. От этих их выходок у Игоря начинались головные боли, повышалась температура тела, появлялись судороги.
Глава 3. Орава невидимых преследователей
Все четыре предшествующие ночи бессонница чередовалась с путаницей сознания, с полубредом, с пугающими кошмарными снами. В этих кошмарных снах Игорь пытался убежать от оравы невидимых преследователей с тяжёлой поступью, сотрясающей всю землю, и издающей такой грозный рык, что сердце охватывали судороги.
Надо было как-то пережить этот день, промучиться до наступления ночи.
«Пусть бесконечно длится этот токсичный день, лишь бы никогда не наступила предстоящая ночь!»
Взгляд Игоря опасливо заметался по сторонам и, наконец, обречённо упёрся в пол.
На полу тень от оконной рамы. В прямоугольниках света, проходящего сквозь оконные стёкла лёгкие полутени от струящихся потоков горячего воздуха. Но при взгляде на окно струи горячего воздуха не видны.
Взгляд на окно взгляд на прямоугольники света на полу.
В окне только яркий свет. В прямоугольниках света на полу полутени струящихся потоков горячего воздуха.
А чего ещё не видят его глаза ни в окне, ни в прямоугольниках света на полу?
Они не видят того ужаса, который уже сейчас заглядывает в его окно, прожигая Игоря своим взглядом, полыхающим огненной ненавистью, и обещающим смерть!
Ночью мир изменяется, наполняется мистической жутью. Дневной мир тоже полон мистики, но днём она светится добротой, а ночью в наш мир вползают злодеи тонкого потустороннего мира.
Игорь научился их видеть.
Они ужасны. Их приближение обрекает на страшную мучительную смерть.
С наступлением ночи Игорем овладело беспокойство, переходящее в панику и предчувствие надвигающейся смерти.
Лунный свет резко обозначил на полу тень от оконной рамы. В прямоугольниках лунного света, проходящего сквозь оконные стёкла лёгкие полутени от полчищ вползающих в комнату отвратительных потусторонних сущностей. Но при взгляде на окно эти отвратительные потусторонние сущности не видны.
Взгляд на окно взгляд на прямоугольники лунного света на полу.
В окне только лунный свет. В прямоугольниках света на полу полутени от полчищ вползающих в комнату отвратительных потусторонних сущностей.
Тело становится ватным. Ужас подхватывает Игоря и ставит на ноги. На те самые, которые перестали служить ему с момента авиакатастрофы, едва не стоившей Игорю жизни. Он бежит на этих ватных ногах, подгоняемый страхом, от оравы невидимых преследователей с тяжёлой поступью, сотрясающей всю землю, и издающей такой грозный рык, что сердце начинают охватывать судороги. Судороги усиливаются, становятся невыносимыми и вдруг всё обрывается.
Игорь видит под собою в потоке лунного света самого себя, свалившегося с инвалидной коляски и перевернувшегося из каких-то последних усилий на спину. На его лице, выбеленном лунным светом, застыло выражение блаженного облегчения. У него теперь нет ни физических страданий, ни нравственных переживаний.
Всё позади.
Это злые потусторонние сущности вошли в тот мир, где он мучился, и избавили его от тех мук.
Синий морок
В синем тумане вспыхивали и гасли ярко-белые искры, кружились, сменяя друг друга упоительные ароматы, гулко, в такт биению моего сердца, стучал невидимый молот. Синева загустела до непроглядной черноты, в ней засветился внутренним серебряным блеском маленький шарик. Он закачался, как маятник, переключил на себя мой взгляд, стал втягивать в себя моё самосознание и всё моё мироощущение.
Я замер в беспокойном ожидании
И обыденность дивно преобразилась, приоткрывая передо мною завесы таинственных смыслов, вселяющих мистический ужас. Тесная пещера «раздвинулась» и наполнилась красным свечением. Её мрачные своды превратились в грозовые облака, взорвались вспышками молний, оглушительным грохотом, обрушились водопадными потоками дождя. Почва под моими ногами утратила плотность обычного материального мира, и я провалился в неё, как в бездну.
*«Ласточки не поднимают корм с земли. Они ловят мошек на лету. Этим гарантируется свежесть корма».
Та «ласточка», которая поймала меня на лету, не обрадовала меня своим вниманием:
«Не лучше ли погибнуть от падения, чем от молочнокислого брожения в желудке летающего ящера или его птенцов?»
В том материальном мире, в который я провалился из многоличья синего тумана, всё оказалось по-простецки естественно обусловленным: «Сожри ближнего, а не то он сожрёт тебя». В гнезде моего пленителя пировало другое ящероподобное чудовище, поедая «ласточкиных» птенцов. Моему поработителю сразу стало не до меня. Те, кому летающий ящер готовил меня на корм, сами оказались чьим-то кормом. Отшвырнув меня в сторону, «ласточка» кинулась на защиту своих птенцов. А я
Инерция, которой зарядила меня «ласточка» своим отшвыриванием, выкатила меня на край вершины, где гнездилась эта жуткая рептилия. Каким-то чудом мне удалось ухватиться за этот край, но на этом чудеса только начинались.
«Ухватиться» ещё не значит «удержаться».
Падение было страшным: далеко внизу я увидел плато, густо усеянное россыпью остроугольных камней.
«Лучшее у меня впереди: ведь я верил, что лучше погибнуть от падения, чем от молочнокислого брожения в желудке летающего ящера или его птенцов».
*Я не сразу понял, что произошло.
«Хамелеон выстреливает в жертву свой дальнобойный язык с присоской и закатывает его вместе с добычей в свою пасть».
Я вспомнил об этом, едва оказавшись в захвате мощного светового луча, предотвратившего мое падение на россыпь остроугольных камней, и начавшего втягивать меня в своё страшное жерло.
Что это за странный экземпляр, как вы думаете, коллеги? брезгливо указал на меня своей игольчато-бородавчатой клешнёй крабообразный монстр.
В нашей базе данных, коллега, такой экземпляр уже есть, глуповато ощерился в ответ каменный истукан. Мы классифицировали его как «примитивное безволосое обезьяноподобное». Раз в десять пятнадцать лет (по их летоисчислению) они попадают сюда из какого-то их «синего тумана». Этот вид нами уже хорошо изучен и никакого научного интереса больше не представляет.
Будем утилизировать? проквакала огромная туша с жабьей пастью.
Зачем? Для нас технологически проще вернуть это примитивное создание в его так называемый «синий туман», подытожил обсуждение моей участи гуманоид, сидящий у пульта управления наружным оборудованием их звездолёта.
Моё сердце вновь сковало ужасом:
«Я не переживу очередного испытания огнём молний и водой обвального ливня в пещере с синим туманом!»
*Пелена синего тумана просветлела и улетучилась. Пещера обрела обычный вид, но моё мировосприятие, разрушенное пережитыми потрясениями, всё ещё не находило опоры в этом аномальном пространстве. Я, как в бреду, на трясущихся ногах выбрался из пещерной непредсказуемости, с трудом доковылял до места своей стоянки, заполз в палатку и провалился в тяжёлый полуобморочный сон.