Армагеддон. Коллекция - Кир Николаевич Неизвестный 11 стр.

 Кать, а если он это, того?  Несуразно, путаясь в словах, спросил он Густую.

 Чего того? Ты, что Вань, совсем языком одеревенел? Ты что хочешь сказать?

 Если он из «условно» выздоровевших?

 Ты это точно знаешь? Кто тебе об этом сказал?

 Он сам. Еще на делянке, перед работой, когда плохо себя почувствовал. Я тогда этому значения не придал.

 Ага.  Протянула Густая и присела в прихожей на выставленный колченогий табурет.  А кто еще об этом знает?

 Больше никто. Мне кажется, что он только мне успел сказать об этом.

 Хорошо, что тебе так кажется, будем исходить из этого. Давай так, я сейчас вызову бригаду скорой и усиление, и пока они будут ехать, вы возле дверей дома подежурьте, и никого к нему не впускайте.

 Даже Татьяну?

 Никого. А я уж постараюсь быстрее управится.  Она с трудом встала с неудобного табурета и вышла в солнечный осенний вечер.  Татьяна.  Позвала она. Та вскочила и тут же, ослабевшие ноги вернули ее на место, но она смогла себя перебороть и со второй попытки смогла все же подняться.

 Да.  С робкой надеждой спросила она докторшу.

 Твоему Сергею я вколола успокоительного. Он поспит, а ты ему не мешай. Я буду тут рядом и если что, помогу. А пока за ним пусть присмотрят ребята.

 А я?  Не поняла Татьяна.

 А ты отдохни. Я когда вернусь, мне будет нужна твоя помощь. Так что до скорого.  И она не торопливо и как сумела грациозно, втиснулась в пространство «Рено», тот жалобно скрипнул, фыркнул двигателем и, постанывая, поднимая облачка пыли, поехал прочь.

Густая вышла из своего «Рено» и, торопясь, насколько позволяли её габариты, зашагала в свой медпункт. Первым делом она себе наметила выпить сто граммов спирта и выдохнуть тот страх, который её преследовал всю дорогу от дома Надеждиных. Она уже тогда поняла, когда увидела Сергея, что это не обычное заболевание и очень было схожим с тем, что прислали в медицинском описании из областного центра. Еще в этой памятке говорилось о том, что ни при каких обстоятельствах не стоит контактировать с заболевшим, а сразу изолировать его и контактную группу, и чем быстрее это сделать, тем меньше потом будет жертв. Но у них этого не получилось и теперь она, единственный врач в поселке, подвергла такой опасности всех жителей и себя в том числе. Так же в памятке говорилось о рекомендациях к действию, если появилось подозрение, что вы вошли в контактную группу, звонить на горячую линию эпидемиологического штаба. Она собиралась это сделать, но сначала в планах было спирт и закусить.

Она открыла холодильник, взяла прозрачную бутылку из-под лимонада, в которой хранила не разбавленный медицинский спирт, налила трясущейся рукой в стакан, потом нашла колбасы кусок и не стала его резать, решив, что сейчас и так сойдет. Махнула спирт разом, выдохнула остаток воздуха из легких, чтобы не обожгло, и откусила солидный кусок колбасы. Облегчение пришло сразу, в голове метрономом стучавшая кровь отлила, оставив после себя пустоту и легкость, и сердце до этого нещадно колотившее в грудь, успокоилось, перешедши на неторопливый шаг. Густая снова выдохнула, теперь получилось с облегчением и, не откладывая в долгий ящик, решила заняться главным предупредить о массовом заражении поселка и потребовать обеспечить карантинную изоляцию федеральными властями. Она захлопнула дверь холодильника и ахнула.

Чудовище сидело за дверью и ждало её, и перед тем, как свет для неё погас, она узнала в этом существе Лешку заику, который всегда пытался рассмешить её анекдотами, а она всегда старательно смеялась над ними, хотя смешно никогда не было.

На рассеченный кошачий глаз стал похож вечный земной сателлит, а над самим разломом, над верхушкой Луны выплеснулся молочный след, серебряный кометный хвост, как результат деятельности человека. Сэм смотрел в ночное небо и не мог поверить в то, что это сейчас происходило наяву. Нереальность картинки, происходящего в небе, в ближайшем космосе, никак не хотело согласовываться с привычным мироощущением, ему казалось, что он участник инсценированного действия, где все бутафорское и не взаправду.

Так оно и было, сначала человек взорвал Меркурий и создал сингулярность у звезды, чем попрал единовластие во вселенной бога. Уничтожил Луну, а потом утопил в ядерном огне миллиарды человеческих жизней. Но перед этим, человек решил, что ему не нужно спрашивать бога о том, что он должен теперь делать, человек уже сам знал, что хочет и куда ему идти дальше. Человек теперь сам укажет богу его место, тому самому, который в своем милосердии избрал тактику невмешательства в дела человеческие. Богу, который понимал взросление за самостоятельное принятие решений. И когда человек понял, что больше за ним не присматривают и не указывают, оставили без контроля все его выходки и делишки, он резко повзрослел и сам создал свой мир, в котором хотел жить. А потом уничтожил его.

Человек ответственен за все, но не упрекает себя, считая хаос и разрушительную энтропию лучшим своим творением. Что когда-то создал бог, человек, сравнявшись с ним по могуществу, смог уничтожить. И в такой хвале себе самому, человечество содрогнулось в экстазе наслаждения и удовлетворения своей похоти к самоубийству. Человек теперь наедине с собой, остался один, бесконтрольным, а потому ни за что не в ответе. Пусть теперь отвечает тот, кто не слышал молитв и жалоб, кто обрек человека на Землю и на этот мир! Будь он трижды проклят!

Сэм отвернулся от неба, он уже понял, что там, наверху, никого не осталось. И теперь, когда цивилизация умирала в смертях, рожденных интеллектом, никто не придет за их душами, и никто не простит им дела их. А за чертой осталась только пустота и безвременье, и первым, кому «повезет» это увидеть, видимо будет Сергей. Молодой и сильный, имеющий красавицу жену и далеко не самый плохой человек, стал разменной монетой в бесконечном платеже за величие.

 Мы все умрем. Но не это важно. Важно то, как мы умрем.  Иван вышел на крыльцо и как-то странно и отстранено посмотрел в небо.

 Это не важно, потому что после нас никто этого не вспомнит. После нас уже ничего не будет, мы видимо последние.  Ответил ему Сэм.  И, наверное, это правильно, что вот так все умрут разом. Правильно, что не разбирали на хороших и плохих, богатых и бедных. Теперь у всех будет шанс на равных ответить за свою жизнь.

 А как же дети?

 Держи их при себе.  Сэм не продолжил, а Иван и без этого понял.

 До завтра?  Нехотя спросил Иван.

 Да. До завтра.  Нехотя ответил Сэм. И они разошлись по своим сторонам, прочь от проклятого дома Надеждиных.

Сэм сел в пикап, и долго не мог сосредоточиться и провернуть ключ зажигания. Он все думал и думал о Надеждине и его жене, о том, что им суждено и как теперь изменится жизнь в их поселке. Он думал о приближающемся конце света созданного человеком и, хотя это произойдет еще не скоро, он точно знал, что в условиях всеобщей паники и хаоса, человек максимально приблизит апокалипсис. От этого ему становилось не по себе, и еще от того, что уже не будет, как было раньше, и видимо скоро вообще ничего не будет.

 К черту все эти домыслы, к черту эту сингулярность, китайцев, японцев, индусов! Всех к черту! И страну эту проклятую к черту! Напьюсь сегодня, просто вдрызг надерусь! Мутной самогонки, что Анатолич приторговывает из-под полы. А потом будь что будет, все равно уже деваться отсюда некуда!

Густая уже сообщила о карантине их поселка и скорее всего завтра появится оцепление, а это значит, что он тут застрял на вечно и не видать ему своей родины уже никогда.  Он прокрутил ключ, пикап взревел двигателем, проворачивая колеса по гравию, и он умчал, поднимая облака пыли, в трактир, дожить этот ненавистный день.

 О боже! Сережа, Сережа! Что с тобой?  В отчаянии она заламывала руки на груди. Её Сережа, с которым они счастливо прожили два с половиной года, сейчас в диких муках корчился на дубовом полу, костенея на время самыми невообразимыми формами. Его кожа плавилась синими волдырями, просвечивая темными жилами капилляров. Его белки глаз, как и кожа, окрасились ярко синим, а изо рта, выталкиваемая судорожными движениями кадыка, пульсирующими толчками выплескивалась, отвратительно воняющая, зеленая жижа.

 Сергей! Сергей!  Она подбежала к нему, взахлеб пытаясь что-то еще сказать, но не могла произнести какие-то очень важные слова слезы душили её. Тогда она взяла его голову в руки и, словно укачивая, начала раскачиваться, гладя Сергея по волосам. И он, как бы отвечая на её ласку, притих, обмяк углами локтей и коленей, выдохнул из себя последний глоток жижи, задышал ровнее. А она вспомнила песню, которая нравилась им обоим и стала потихоньку напевать:

И тут она почувствовала, что Сергей как-то странно притих, обмякши бесформенно у неё на руках. Она попыталась прощупать пульс и поняла, что самое страшное случилось.

Анатолич, несменяемым часовым, стоял за стойкой и натирал очередной стакан, в воздухе пахло жареными сосисками и свежим хлебом. Сэм начал думать, что это один и тот же стакан и он, в руках бармена, выполнял функцию четок, когда нужно было что-то заговорить или произнести молитву. А может, таким образом, Анатолич снимал с себя некий груз ответственности, наказывая себя бесполезным, повторяющимся Сизифовым трудом. В последние дни многое на кого находило, и на Сэма тоже накатило страхом за будущее и за то, что останется здесь до конца. Он не боялся смерти и принимал её как данность сначала жить, потом умереть. Но он боялся умереть на чужбине, вдали от своих корней. А еще он понимал Анатолича и завидовал ему, завидовал, что у него был его стакан, а у Сэма не было. Но, ничего, он сейчас это исправит доступным для него способом: