Живая? встряхиваю ее, как куртку, не рассчитав, что и веса в ней дай Бог полтинник.
Больно отвечает, укладывая красивые брови домиком, и глаза становятся огромными и влажными, как у котенка. Придурок
Черт! Так и есть, котенок. Маленький, какого хера на улице в пять утра? Ни вещей, ни наушников не вижу на вороте толстовки.
Показалось, что я слишком сильно сжал ее плечи. Лицо пигалицы кривится, и она вздрагивает. Что? Замечаю между своих пальцев тонкую струйку крови. Твою мать!
Шевелись! срываюсь с места, швыряя девчонку на свое сиденье и толкая вперед, на пассажирское. Она бьется коленками о рычаг коробки передач, вскрикивает, но мешкать нельзя.
Знаю, что я груб. Невыносимо груб, и это неизлечимо. Слишком долго я наращивал броню, чтобы у какой-то соплюхи появился шанс проковырять ее пальчиком.
За что? едва шевелит губами и белеет на глазах, поджимая ноги на сиденье.
Дрожа и озираясь, обхватывает себя руками и тоже замечает, что с ее плечом «неприятность». Пару пуль с визгом мажут по бронированной лобовухе, и я уже поджигаю покрышки, вдавливая акселератор, чтобы свалить отсюда как можно дальше.
Терпи. Перевязать нечем. бросаю, как в порядке вещей, хотя понимаю и вижу, что произошло.
Это что? она с изумление рассматривает окровавленную ладонь. Кровь? От выстрела? охает, хлопая ресничками.
Терпи, говорю!
И на кой я ору на нее? Ее тело приняло пулю, предназначенную мне, бродяге! За мной снова охота. Человечья охота, из-за денег!
Отпусти Я не сделала тебе ничего, тихо говорит. За оскорбление извини. Не привыкла красиво говорить. грустно выдыхает, устремляя взгляд на дорогу.
Проехали! Подлечу, потом пойдешь на все четыре стороны, бурчу, понимая серьезность ситуации. Не заметил ее ругательства, и ее на дороге не сразу увидел, утопая в памяти и прикидывая расклады в бизнесе