Колокол всё бил и бил, оповещая о приближении грузовиков с ранеными бойцами и с теми, кто не пережил эту поездку. Их колёса подняли столбы пыли, которая клубами разошлась по жаркому июльскому воздуху. Сбежались не только работники госпиталя, но и местные жители, которые вместе с солдатами помогали грузить на носилки раненых бойцов.
Снова поражение. Ещё один город. Они всё ближе к столице. Неужели мы отдадим им сердце нашей страны?!
Слухи, предположения и факты сплелись в один клубок информации, в котором очень сложно выделить нити истины. Однако я уже научилась молча делать свою работу и не слушать пересуды солдат с медсёстрами и санитарками. Выстроила стену вокруг своего сознания и старалась отдаться важному делу, которое умела лучше всего, оказывать медицинскую помощь тем, кто нуждался в ней.
Рваные раны, которые всё никак не переставали кровоточить, торчащие кости, пули, вонзившиеся глубоко в плоть, глухота от контузии, слепота от шока и истерики солдат ведь они всё ещё видели перед глазами кровавое месиво на поле боя.
Особенно страшно было только в первую неделю. Стадия отрицания прошла быстро. Я свыклась на удивление молниеносно. Почему? Всё просто. Не было выбора и времени на адаптацию. Я приняла вызов войны и взяла в руки своё оружие медицину.
Я не успела перейти на завершающий этап обучения, который определил бы мою профессиональную специальность. Я оказалась универсальным врачом, который мог провести несложную операцию и быстро вылечить ангину.
День пролетел как один миг. Вытирая пот со лба, я устало прислонилась к стене.
Наконец-то затишье. Больше не слышно криков о помощи и стонов. На миг я прикрыла глаза, пытаясь за пару минут насытиться тишиной и набраться сил. Это тоже моя новая способность.
Вив? прозвучал над головой голос Анны.
Я резко дёрнулась и открыла глаза. Я сидела на полу в коридоре госпиталя. Когда же успела сползти по стене?
Ты просила напомнить, когда наступит время для новой инъекции нашему особому пациенту, устало сказала подруга и подала мне руку. Могу сама это сделать, если хочешь.
Спасибо, милая, прохрипела я, стряхивая с себя мимолётную дремоту. Я должна осмотреть его.
Поднялась на ноги с её помощью и пошла в сторону одиночной палаты, которую сегодня уже восемь раз пытались заселить.
У входа теперь сидели двое солдат в полном боевом снаряжении. Они тут же подскочили и выпрямились, когда мы приблизились. Один из них не убрал улыбку при виде Анны, и та довольно хохотнула. Другой же открыл нам дверь.
Мы хотели его заковать, но майор запретила. Сказала, что он и без того слаб, пояснил тот, что оставался серьёзным. Если что, мы рядом.
Я кивнула, ибо сил на ответ не нашла.
В палате было светлее, чем ночью, включили основной свет. Комитадж в больничной одежде лежал на кровати с закрытыми глазами, без кислородной маски, но подключённый к монитору контроля гемодинамики.
Приблизившись, я натянула перчатки и стала проверять информацию на дисплее. Пульс в норме, артериальное давление тоже. Температура тела незначительно повышена. Воспаление не отступает.
Я перевела взгляд на офицера. Он либо крепко спал, либо притворялся, но виду не подал, когда мы приблизились.
Анна рядом томно вздохнула:
Интересно, его лицо так же красиво, как и тело? Я пока помогала его переодевать, чуть не захлебнулась слюной! Вот бы взглянуть на него, когда сойдут побои.
Я слишком устала, чтобы напоминать ей про опасность не только таких речей, но даже мыслей, поэтому промолчала. Откинув простыню с мощного тела, я отклеила пластырь и сняла повязку, насквозь пропитанную кровью.
Утром крови стало намного меньше. Я принялась тщательно изучать рану.
Он пытался встать или освободиться, предположила я, глядя на запёкшуюся кровь. Швы едва не разошлись.
Настойчиво пытался, очевидно! Ведь о твоих швах ходят легенды, Мессарош! без стеснения провозгласила Анна.
Я вяло улыбнулась и молча согласилась с ней. Самые серьёзные раны действительно поручали зашивать мне, доверяя прочности и надёжности моих стежков.
Я проткнула одну из набухших вен на руке комитаджа и набрала крови.
Анна, отнеси в лабораторию, сказала я, вытаскивая иглу и заполняя одну из пробирок, которые всегда были в моих карманах. Скажи им, что анализ нужен срочно. Пусть отметят уровень лейкоцитов и тромбоцитов.
Тогда сделай ему инъекцию сама, пробурчала она, явно огорчённая внезапно выпавшей ей работой.
Тогда сделай ему инъекцию сама, пробурчала она, явно огорчённая внезапно выпавшей ей работой.
Я усмехнулась ей вслед, понимая, что теперь пленник уже не так ей нравится, ведь он только что лишил её нескольких минут объятий с очередным любимым. Проводила её взглядом и подошла к столу у окна, чтобы приготовить укол, повернувшись спиной к пациенту. Я вскрыла ампулу пенициллина и набрала препарат в шприц. Смочив ватку в спирте, я выпустила воздух из шприца
Пленный офицер тихо застонал. Я напряжённо застыла.
Что-то тяжёлое свалилось на пол с глухим звуком. Я вздрогнула и быстро развернулась.
О боже! выдохнула я и ринулась к офицеру, который свалился с койки и лежал лицом вниз.
Мозг лихорадочно пульсировал мыслями о последствиях падения с полутораметровой высоты в таком состоянии. Их отчаянно перебивали тревожные сигналы аппарата, который больше не отслеживал состояние человека.
Офицер!..
Я упала на колени рядом с ним, приподняв руку с готовым шприцем, и коснулась шеи комитаджа, чтобы прощупать его пульс. Капли крови были повсюду, ведь пока он падал, катетеры с силой вырывались из его вен.
Я замерла, прислушиваясь. Есть! И дыхание тоже!
Комитадж зашевелился. Распахнул глаза и, глядя в пол, крепко схватил моё запястье. Так, спокойно! Нужно вызвать подмогу. В одной руке шприц, другая скована пленником, который, похоже, в беспамятстве. До рации не дотянусь. Но за дверью два здоровенных солдата, которые способны поднять его. Нужно их позвать.
Уже набрала воздуха в грудь, чтобы крикнуть, но комитадж резко дёрнул меня за запястье. Потеряв равновесие, я упала рядом на спину, больно ударившись затылком. В глазах на мгновение что-то вспыхнуло, и мне стало трудно дышать.
Большая ладонь чернорубашечника легла мне на лицо, закрыв рот. Обхватив так мою голову, он притянул к себе. Я легко скользнула по гладкому полу и оказалась рядом с израненным лицом комитаджа, которое было в нескольких сантиметрах от моего. Окаменела и перестала дышать, почувствовав, как игла от шприца, из которого он только что выпустил антибиотик и набрал воздух, проколола кожу. Там, где бешено стучал мой пульс.
Я знаю, вы отлично понимаете меня, прозвучал низкий голос комитаджа на фламандском языке так тихо, что услышать могла лишь я. Как знаю и то, что у вас есть родной брат. Вы очень похожи с ним, только у него родинка вот здесь
Он ткнул пальцем мне в лоб над левой бровью и продолжил шептать:
Лейтенант Клаус Мессарош наш пленник. Помогите мне, и я верну вам его. Он будет жить, если и я выживу.
Он резко откатился и оттолкнул меня так же быстро, как и схватил. В палату влетели солдаты. Я напрочь забыла о камерах видеонаблюдения. Солдаты увидели, что здесь происходит, и примчались на помощь.
Я вскочила на ноги и, развернувшись, дико уставилась на пленника. Его чёрные глаза были закрыты, казалось, что он в отключке. Комитаджа стали поднимать, неустанно ругаясь, и снова укладывать на койку.
Один из солдат обращался ко мне с вопросами о моём самочувствии, перекрикивая гомон других голосов и писк аппаратов. Его пытливые глаза заглядывали мне в лицо, и он хотел узнать, разговаривали ли мы. Я сглотнула и отрицательно мотнула головой.
Я была в замешательстве, всё ещё чувствуя, как тонкая игла упирается мне в артерию, а дыхание перехватывает от чёрного взгляда комитаджа. Машинально коснулась шеи и посмотрела на руку в белой медицинской перчатке. На пальцах оказались несколько капель крови.
Увы, всё произошло на самом деле. Ставки на то, что это был сон, с молниеносной скоростью провалились.
Глава 8
Комитадж под маской
С трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на бег, я выскочила из лифта и оказалась во дворе госпиталя. Летнее солнце ещё не успело скрыться, и в воздухе не чувствовалось даже намёка на прохладу.
Я глубоко задышала, пытаясь прервать мысленное прокручивание слов комитаджа. Но с каждым разом они приобретали новые грани правдивости. Такое невозможно придумать! А в совпадения я уже давно не верю.
Клаус в плену! Его сейчас пытают. И пытки чернорубашечников намного жёстче, чем пытки славенцев.
Голова закружилась. Слёзы застилали глаза. Паника угрожала перерасти в истерику. Я принялась глубоко дышать, шумно втягивая воздух через нос и выпуская ртом.
Даниэль! закричала я, увидев Пакоша, и спешно зашагала к нему.