Он на взводе.
Чего?
На взводе. В другой раз не лаять будет, а сразу рвать начнет.
Это меня? Хозяина?
А он не знает, что вы хозяин. Думает, чужой.
Не видел он чужих, дурья башка! Кормлю, пою
Одеваю, тихонько добавил Петька-Пирог, но Малков не расслышал. Или сделал вид, что не расслышал.
Ему этого мало.
Что ж, песни петь прикажешь? Лезгинку танцевать? Сказки на ночь рассказывать?
Сказки бы неплохо, Корнейка опустил руку на голову Урюку. Тот прижмурил глаза и заворчал, но не зло, как прежде, а мирно, умильно.
Кто бы мне сказку рассказал, вздохнул Малков. А ты, я вижу, по собакам спец. Сечёшь.
Корнейка промолчал.
У тебя что, много собак было? Или отец как это называют дрессировщик, проводник? Во, кинолог?
Что-то вроде.
У меня, понимаешь, это первая собака. С детства мечтал, ещё моложе тебя был. То одно мешало, то другое. А тут предлагают, возьми мол кобеля, задешево отдам (Малков либо позабыл, что отвалил кучу денег, либо сделал поправку на инфляцию). Я и взял. Да как-то не ладится у нас. Я книгу купил, но там всё больше про щенков, и вообще, книжная мудрость дешевая Ты бы его того не поучил? «Сидеть», «место», «охраняй», и всё такое. Не думай, я не даром, заплачу Если сможешь, конечно.
Смогу, согласился Корнейка.
Вот и ладно. Пусть слушается, а я свою собаку не обижу. Всегда и косточку дам, и будку теплую на зиму обеспечу, и всё, что положено, не сомневайся.
Я и не сомневаюсь, вежливо ответил Корнейка. Только этого мало.
А А что ещё?
Ее любить нужно, собаку. И кошку.
У меня нет кошки.
Так заведите. И корову любить нужно, у вас их четыре.
Пять, поправил Малков, одну я племяннице отдал, у неё скоро сын будет, или дочь, пусть молока попьет,
Ей, поди, скучно без вас.
Племяннице? Это вряд ли.
Корове.
Ну, не знаю
Она ведь живая, не вещь.
Так и молоко Людке, племяннице, не помешает.
Телку подарите. Или деньгами.
Деньгами Ты, паренек, того Не путай. Деньги одно, родственники другое. Деньгами не откупишься. Ну, берёшься Урюка натаскать?
Берусь. Но только
Что?
Зовите его Джой.
Эх Малков закрыл калитку и пошел в дом.
Ой, мальчики, мальчики, чего это вы? Наташка притормозила рядом. Вытащила из ушей затычки и с любопытством смотрела на Корнейку. Как это он не боится?
Брат мой. Двоюродный, пояснил Санька. Он Урюка То есть Джоя взялся перевоспитывать.
Как интересно Я тоже хотела, да только побоялась.
Урюка? Петька нахально встрял в разговор. Где он прежде-то был?
Нет. Малкова. У него глаза странные. То карие, то голубые.
Такого не бывает, авторитетно ответил Пирог. Глаза это тебе не платья-юбочки. Один раз надел и всё, носи, пока не сносятся.
А у Малкова бывает. Да ты не поймешь, протянула Наташка. А вот Санька
Я понимаю, торопливо сказал Санька. Состояние души
Рядом, Джой, скомандовал Корнейка, и пес послушно встал у левой ноги.
Он теперь что, с нами? обиженный Петька сделал вид, что Наташки и вовсе нет рядом.
С нами. А что?
Нет, ничего. Хороший Урю нет, Джой. Хорошая собака.
Пес вопросительно посмотрел на Корнейку. Тот подсказывать не стал, думай, друг, сам.
Джой вильнул хвостом чуть-чуть.
А Равиль вас ждет, Наташка слезла с велосипеда. Давно пора.
Чего нас ждать. Вот мы все, как на ладони, Санька пытался успокоиться. Действительно, чего волновался? А сердце продолжало колотиться, глупое.
Равиль и слыхом не слыхивал о Санькином Несостоявшемся Подвиге. Причина простая он чистил погреб. Старая, прошлогодняя картошка, ее ровесница капуста, свекла всё жухлое, мягкое, проросшее. Нужно будет и наш почистить. Отцу-то некогда, на стройке от зари до зари. Летние зори дорогого стоят, когда есть работа. Всю зиму отец просидел дома. То есть это так говорится дома, на самом деле мотался и по деревне, и по округе, не будет ли какого дела. За что только не брался, да ведь деревенские и сами всё умеют. Жили на то, что матери в школе давали, но какие учителю деньги платят
Санька тряхнул головой. Чего это он о грустном, когда лето впереди?
Ты думал, я один приду, а я целое войско привел, Петька-Пирог рукою показал на войско. Корнейка с Урала, да Джой он теперь Джой с Арала. А Санька ты уже три года знаешь. С таким войском любой клуб в два счёта до блеска разнесем!
Веселился Петька нарочно, чтобы Равилю легче было принять помощь.
Но и точно, колебался Равиль. Самолюбив и щепетилен, как говорила о нем Петькина мать.
Никаких «но», мы пехота, а не кавалерия. Вперёд!
Насчет «в два счёта» Пирог загнул, разве счет у него на часы. Но все-таки они справились. Страшно подумать, сколько бы пришлось Равилю с Наташкой вдвоём стараться.
И, словно по волшебству, с двенадцатым ударом часов старенький деревенский клуб превратился в сияющие чертоги!
Мой учитель говорит, что пара рук, веник и швабра порой стоят волшебства, Корнейка (конечно, Корнейка, как он мог сомневаться!) вытер руки о тряпку, подозвал Джоя и дал ему сухарик. Заслужил.
Наташка протёрла последнее окно.
Я бы выбрала волшебство Наташка устала больше всех: мыла окна, а окон в клубе немало. Взмахнешь волшебной палочкой, раз-два, и чистота вокруг, ни пылинки.
Да, но ведь пока волшебную палочку зарядишь, тоже семь потов сойдет Корнейка чесал Джоя за ухом, и тот блаженно урчал, но так, что пол дрожал.
Как это зарядишь?
Обыкновенно Пустая палочка как севший аккумулятор в твоем плеере, маши, не маши, одно.
Наташка с огорчением посмотрела на плеер. Аккумуляторы старенькие, садятся быстро.
Думаешь, и у волшебников всё не просто?
Закон сохранения энергии, он и в магии закон. Из ничего и выйдет ничего.
Ты говоришь, будто с Гарри Поттером в одном классе учишься.
Нет. У нас волшебных школ на Урале нет.
А у нас и простую закрыли, в Чирки ходим, перевёл разговор Санька.
Давно что-то чирковских ребят не видно, Равиль включил телевизор, что стоял в углу на столе, большой древний «Горизонт».
А Валька из города приехал, они теперь вокруг него копошатся, Пирог отдыхал: закрыл глаза и развалился на стуле. Он компьютер привез, Валька. Диковинка. Ничего, скоро и у нас их будет как сору.
Это почему?
Ты не знаешь? сделал большие глаза Пирог. Великое Счастье свалилось на нашу деревню, а некоторые и ухом не ведут.
Собрание сегодня в клубе, пояснил Равиль. Чирковские приедут, агитировать наших. Чтобы паи земельные заводу продали. Кто продаст, обещают на работу взять. Но только чтобы все продали, или хотя бы три четверти.
Начнётся Санька слышал от родителей, что не всем завод по душе. Ладно в Чирках, всё-таки три километра, а если цеха построят здесь, в Норушке? Зато работа будет, спорил отец. Что толку в чистом воздухе, когда есть нечего? Один аппетит. Да ничего с воздухом и не станет, мировая технология. То-то они свои технологии к нам везут, возражала мать. Кто прав, кто не прав, Санька не знал. Но в Чирках завод, как дождевик, рос прямо на глазах. Санькин отец его строил. Не один, конечно, строил. Человек пять с Норушки устроились на стройке.
Ничего не начнется. Ещё и в очереди толкаться будут, уверенно ответил Пирог. Премию объявят тому, кто до первого июля землю продаст. Я в магазине слышал. Мол, тогда и деньги будут, и магазин откроют, и школу отремонтируют и опять откроют
Волшебную, с палочками и бесплатными завтраками, добавила Наташка. Или кино будут показывать. Век кино не смотрела. Прежде, говорят, три раза в неделю в Норушке кино было. А теперь один телевизор, если электричество есть.
В городе и по ящику фильмов завались. А у нас одна программа едва долетает.
Разбогатеем, на каждый дом тарелку поставим, каша с неба так и посыплется, размечтался Пирог. Включишь телевизор, а там по одному каналу «Гарри Поттер», по другому «День Триффидов», по третьему и вовсе «Мир Пауков». У каждого по три головы и вырастет. Лисью Норушку нашу переименуют в Логово Дракона. Что-то телевизор никак не прогреется.
Сломался? Жаль, вздохнула Наташка. Аккумуляторы сели, телевизор сломался, волшебной палочки нет.
Можно и без палочки, Корнейка подошел к телевизору, покрутил ручку, другую.
«Горизонт» загудел, по экрану пробежала рябь, а затем
Он летел над землею, поросшей красной травой. Трава была везде в полях, на лужайках, меж кирпичных дорожек, она пробивалась из-под развалин домов и душила рощу, последние деревья которой, опутанные темно-розовыми лианами, вели безнадежную последнюю битву.
Под ним мелькнула школа, дом, улица, всё ветхое, с провалившимися крышами и темными провалами окон. Нигде не души, ясный, солнечный день не грел, не радовал. Запустение.