Он ещё раз ощупал окрестности.
Беда была не в том, что он чувствовал. Тревожило то, что он, возможно, чего-то не чувствовал. Или кого-то, опасного и злого.
Еремей тронул плечо Борриса, показал знаком, что нужно сделать привал.
Тот остановил клося. Идущие позади стражи молча окружили Еремея. Таков порядок если грозит опасность, священник должен быть защищён. Еремей хоть и семинарист, но представлял собою главную ценность каравана.
Привал. Нужен привал, сказал Еремей.
Стражи быстро устроили походный бивуак. Пусть Но-Ом в полудне пути, но если священник требует привала, значит, у него есть на то основания самые веские.
Еремей присел на тюк. Туман подступил прямо к глазам. Тогда он расстелил плащ и лёг, подложив тюк под голову.
Всё кругом подёрнулось дымкой, он ощутил себя рыбой в реке. И здесь, в тумане, враждебное сознание чувствовалось куда сильнее, чем поверху. Проверяя, он встал. Да, ощущение тут же ослабло. Вновь лёг. Туман проводил зло, как проводит палка звук самых маленьких щелчков, неслышимых ухом.
Еремей обратил свой ментальный взгляд к источнику враждебности. Получилось плохо. Где-то к югу, но где? И кто?
Он попытался сосредоточиться, почувствовать нить, связывающую его сознание с сознанием неведомого существа.
Мозг затопила волна голода внезапного, страшного, хотелось сейчас же наполнить желудок чем угодно мышами, куропатками, человеческой плотью.
Еремей поспешил разорвать связь, но нить, что сплелась за эти секунды, не отпускала. Он вспомнил, как говорил наставник окружи себя сверкающей сферой.
Попробовал. Вышло скверно, какое-то блеклое марево, сквозь которое враждебное сознание проходило легче легкого.
Еремей был готов удариться в панику. Стоп. Стоп, парень. Он слишком силён для тебя? Тогда встань. Просто встань, и всё.
Когда он поднялся над туманом, связь опять ослабла, и ментальная сфера сумела, наконец, отразить чужую волю. Перед разрывом он почувствовал на другом конце досаду, разочарование, даже обиду, неведомое существо искренне считало Еремея своей законной добычей.
Вдруг страж Лар-Ри тревожно поднял голову.
Слышите?
Сколь не напрягал слух Еремей, ничего, кроме тишины, он не услышал.
Да слушайте же! Нас зовут! Зовут на помощь! страж посерел. Это Марайя! Поехали, что же вы!
Богатырь Боррис вопросительно посмотрел на Еремей.
Я ничего не слышу.
Это Это вдруг Еремей вспомнил. Это наваждение!
Но Лар-Ри вскочил на клося.
На неё напали! Марайя вышла встречать нас, и на неё напали!
Послушай, Лар-Ри, Боррис попытался было удержать клося, но разве клося удержишь?
Страж, не обращая на спутников внимания, пустил клося карьером.
Стреляйте! крикнул Еремей стражам.
Стрелять? В кого?
В клося, в Лар-ри. Остановите их!
Боррис медленно потянулся за луком. Стрелять в товарища? В клося?
Заденьте его, пораньте, но остановите!
Поздно. Слишком поздно. Всадник и клось уже были далеко.
Но зачем стрелять? словно оправдываясь, спросил Боррис. Если на Лар-Ри нашло помрачение рассудка, то лучше пойти за ним следом. Рано или поздно Лар-Ри образумится.
Не образумится, Еремей предпринял последнюю попытку. Если бы ему удалось подчинить сознание Лар-Ри, раз уж он не может справиться с монстром Но нет, Лар-Ри оставался для него непроницаемым, как и остальные люди. Будь он настоящим священником!
Что там, в той стороне? Еремей показал в сторону удаляющегося стража.
Далеко не ускачет, успокоил Боррис. Озеро. Остынет, успокоится, мы его и заберём. А стрелять ведь можно и промахнуться. В смысле, слишком точно попасть. Тяжело ранить, а то и убить. А нам до Но-Ома всего-то десять вёрст осталось. Эх, незадача
Я думаю, Лар-Ри бы предпочёл, чтобы его убили, пробормотал Еремей.
Боррис недоуменно переглянулся со стражем Шалси. Наверное, думает, что помрачение рассудка случилось не только у Лар-Ри.
Внезапно сознание Лар-Ри раскрылось. Не от усилий Еремея, нет, блок снял монстр.
Еремей увидел приближающееся озеро и на берегу женщину, отбивающуюся от трех рэт-лемутов. Неужели Лар-Ри был прав? Еремей чувствовал, как страж на скаку достает из заспинных ножен меч, поднимает его над головой. Берег ближе и ближе. Вот он бьет рэт-лемута, но меч проваливается, не встретив сопротивления. Лемуты, женщина все вдруг исчезает в яркой вспышке!
Контакт прервался.
Контакт прервался.
Всё.
Что всё? Боррис недоуменно смотрел на Еремея.
Лар-Ри заполучил Озёрный Сайрин.
До Еремея донеслась волна довольства, радости, сытости. Сайрин оповещал окрестности о том, что и ему, и его потомству достались лакомые куски.
Еремея рвало долго, до желчи, темной, тягучей. Боррис и Шалси молча стояли рядом.
Наконец, ему удалось овладеть собою.
В путь, пробормотал он. В путь.
Может, поищем Лар-Ри? неуверенно проговорил Шалси.
Лар-ри теперь не достать. Да, лучше бы я его убил, сказал бесстрастно Боррис.
Теперь уже Шалси выпучил глаза. Массовое помешательство сегодня, что ли?
Лар-Ри подманил Озёрный Сайрин. Он наводит чары, и люди сами кидаются в его щупальца. Свою добычу он прячет глубоко в норе на дне озера, поражая её особым ядом, от которого и плоть, и сознание ещё долго остаются живыми даже под водой. Сайрин любит пожирать свою жертву заживо, и пожирает долго, целую луну, мрачно сказал Боррис. Как я мог забыть про сайрина? Правда, считают, что сайрины живут только в Пайлуде.
Подул ветер, разгоняя туман.
Оставшиеся мили они шли медленным, но уверенным шагом.
Солнце уже описало полный круг, когда впереди показалось селение. Ещё вчера, ещё сегодня утром Еремей пришёл бы в восторг при виде неказистых бараков, вот она, цель путешествие. Но гибель Лар-Ри и ментальный контакт с Озёрным Сайрином иссушили эмоции.
Их ждали. На сторожевой башенке подняли вымпел «приближается караван». Когда же они подъехали к околице, навстречу выбежали встречающие, числом около трех дюжин. Конечно, караван приходит раз в год. Наверное, не терпится обнять родных, услышать вести с Большой Земли. Еремей заметил женщину из предсмертного видения Лар-Ри, Марайю, и отвернулся. В видении она была моложе и красивее.
Пусть Боррис рассказывает. А он будет молчать. Его учили молчать. Искусство молчания одно из важнейших.
Не дойдя двадцать шагов, встречающие остановились.
Остановил клося и Боррис. Ритуал приветствия, древний обычай.
После того, как были сказаны положенные слова, к ним приблизился старшина селения.
Вас прислали на замену отцу Колывану? спросил он, вглядываясь в Еремея.
То, что Еремей не священник, а семинарист, читалось на лице. В буквальном смысле, сегодня он подновил ритуальную окраску.
Меня прислали в помощь отцу Колывану, поправил старшину Еремей.
Да, конечно, согласился старшина. Но дело в том, что отец Колыван умер три ночи тому назад.
Умер?
Повесился.
4
Священник всегда готов к смерти. Первым он идёт в Неизведанные Земли, где опасностей больше, чем игл у дикобраза, первым вступает в бой со слугами Нечистого, первым и последним входит в дом поражённого Синей Чумой. Умереть не страшно, если умираешь за правое дело, исполнив долг до конца.
Но никогда, не при каких условиях, даже перед угрозою тягчайших мук священники не должен добровольно расставаться с жизнью. Убить себя значит, сойти с Избранного Пути на тропу Нечистого.
Еремей, потрясенный услышанным, всё же сохранил самообладание. Или его вид.
Я должен был передать послание отцу Колывану. Полагаю, теперь нужно вручить его вам.
Старшина принял цисту, тут же распечатал её. Так положено традиция предписывает прочесть Послание Настоятеля, вернее, первую строку Послания, сразу по получении. Иногда промедление смерти подобно. Не один скит спасся потому, что вовремя получил предупреждение из монастыря о грядущих невзгодах.
Но, видно, никаких чрезвычайных предупреждений послание не содержало: старшина медленно свернул пергамент и поместил его обратно в цисту.
Поселение Но-Ом радо вам, сказал он просто.
Но-Ом производил впечатление странное. Каждый новый скит в первые годы не блистал достатком. Бывало, не блистал и потом. Но дух, обычно царящий в подобных местах, искупал многое и невзрачность бараков, и дикость округи, и отсутствие привычных для семинариста заведений трактира, просто тира, где можно на спор пострелять из арбалета, кто первый стрелок, кто последний, наконец, библиотеки. Дух этот выражался словом «энергия». И многие, основав один скит, тут же шли строить другой именно для того, чтобы жить прозрачной, чистой жизнью, когда и дышишь полной грудью, и работаешь от души, когда каждый рядом ясен, понятен и надежен. Тусклые, себялюбивые, слабые в поселенцы не шли.