Не знаю, ответил Арехин-младший.
Эй! воскликнул Артур Конан-Дойль.
Никто не отозвался.
Ну, конечно, если кто-то и был, то давно ушёл.
А следы? Здесь нет следов, ведущих в обратную сторону!
Бывают лабиринты с двумя выходами, рассеянно сказал англичанин. Идти он старался, не наступая на прежние следы.
Вы постарайтесь точно наступать на мои следы, вам это будет легко: мои ботинки больше ваших, а шагать я буду нешироко.
Они миновали два поворота, как вдруг англичанин остановился:
Погодите, ребята! Дальше я один!
Арехин-младший послушно замер, так что Тольц едва не налетел на него.
Англичанин велел, объяснил он барону причину остановки.
Англичанин пошёл дальше один, но было видно на песчаной дорожке лежали чьи-то ноги в старых солдатских сапогах и солдатских же штанах времен Александра Третьего. Остальное скрывалось за поворотом.
Не приближайтесь, предупредил англичанин.
Не очень-то и хочется, пробормотал Арехин-младший. Роль переводчика начинала утомлять. Совсем это не весело быть попугаем и трещать на двух языках. Сначала весело, а потом нет. И ещё ноги чьи-то.
И ног, и людей целиком, валяющихся то там, то сям, Арехин-младший видел предостаточно. Пьют люди без меры, говорит папенька, вот и валятся с ног. Но чтобы здесь, в дворцовом парке это перебор. Тут сторож, и вообще нехорошо. Разве назло сделали? Есть такие себе навредят, но чтобы и другим настроение испортить. Да еще англичанин. Будет потом рассказывать, что в России пьют что угодно и где угодно.
Ребята! Вы сходите, что ли, взрослых позовите. Полицию, или кого тут у вас принято.
Арехин-младший засомневался, что по такому пустяку стоит звать полицию, но вслух ничего не сказал. Он не в полицию пойдет, в Рамони и полиции-то никакой нет. Он лучше папеньке расскажет, что и как. А уж папенька знает, что делать.
2
Это следы огромной собаки, сказал Егоров.
Какой именно? спросил Петр Александрович охотника.
Если судить по размеру и глубине отпечатков, вес её от четырех до пяти пудов, скорее пять, чем четыре.
То есть восемьдесят килограммов.
Да, семьдесят пять, восемьдесят. Не меньше.
Меделян?
Возможно. Но меделяны в губернии наперечёт, а в уезде нет ни одного.
Однако в губернии все-таки есть? вступил в разговор ротмистр Ланской. Вы можете составить список владельцев меделянов?
Отчего ж не составить, составлю
Вот и отлично. А мы проверим самым деликатным образом, не был ли кто из них в Рамони.
Вряд ли, сказал Петр Александрович. Рамонь селение небольшое, пришлые редки, каждый на виду. А уж пришлый с меделяном
Вполне вероятно, ваше высочество, но
Петр Александрович, поправил принц.
Вполне вероятно, Петр Александрович, но это наша обязанность проверить каждую возможность. К тому же владельцы меделянов могут что-нибудь подсказать.
Это верно, подтвердил охотник. Меделянщики они как братство, всё обо всех знают.
Положим, и вы, Андрей Владимирович, по части охоты всё обо всех знаете.
Получается, не всё, раз не могу определить, чьи именно следы. Помимо меделянов, есть и другие крупные собаки, но не охотничьи: кавказские и азиатские овчарки, водолазы, сенбернары, не перечислишь. Сейчас модно привезти из Европы или Америки диковинную собаку. Но в уезде мне такие неизвестны.
А если завезли тайно? спросил ротмистр.
Исключить не могу, но не могу и представить, зачем? Редкую собаку заводят большей частью напоказ, а не для того, чтобы делать из неё тайну. И опять же кто и зачем привёл собаку ночью во дворцовый парк?
Никто не торопился отвечать охотнику.
Из кадаверной, которую использовали и как секционный зал, вышел доктор Хижнин. Он уже переоделся, умылся, протёр руки спиртом, и, верно, не единожды, но ротмистру казалось, что доктора окружает ореол трупных миазмов. Чушь и обман чувств. Просто в жандармском управлении с мертвецами дело имеешь куда реже, чем, скажем, в полиции.
Что скажете, доктор? обратился к врачу Петр Александрович.
У покойного была аневризма аорты. Произошло её расслоение, разрыв, и, как результат, практически мгновенная смерть.
А что послужило причиной разрыва этой самой аневризмы? спросил ротмистр.
Циркуляция крови. Сердце бьётся, кровь бежит по аорте, давит на стенку. Если стенка здоровая, ничего плохого не происходит, но если она истончена, растрёпана, то в один роковой момент она рвётся. Лопается, как воздушный шарик, налетевший на куст шиповника. Физическое или психическое напряжение могли спровоцировать наступление этого момента.
Физическое или психическое напряжение?
Подъём тяжестей, радость, испуг, да просто приступ кашля всё, что вызывает учащение сердцебиения.
Понятно, протянул ротмистр. Непонятно только, как он с таким сердцем работал сторожем.
Никто не знал, что у Пахомова аневризма, ответил Ольденбургский. К врачам он не обращался, а до принудительного всеохватного медицинского осмотра мы пока не дошли. Хотя, как свидетельствует данный случай, дело это нужное. Впрочем, Пахомову служба нравилась, и для его лет выглядела вполне посильной: ходи с ружьём по парку, и всё. Сторож нужен для поддержания порядка. Он и выстрелил-то лишь однажды, два года назад, солью со щетиной. Но молва разнесла: здесь не дремлют. И более попыток залезть не было.
В собаку он не стрелял, заметил охотник. Он попросту не мог её видеть: ночь облачная, тучи густые, в три слоя, развиднелось лишь поутрую. В любом случае, никаких признаков того, что собака причинила Пахомову вред, нет. Следы могли быть оставлены и час спустя, и два.
Верно, согласился ротмистр. А всё-таки происшествие.
Этого отрицать никто не стал, да и как отрицать очевидное.
Что ж, господа, займёмся повседневностью, сказал Ольденбургский. Некоторая выспренность речи была ему присуща всегда, а сегодня и вовсе простительно. «Займёмся повседневностью» так может говорить полубог.
Ротмистр пошёл готовить рапорт. В любое другое время смерть паркового сторожа прошла бы для жандармского корпуса незамеченной, но сейчас не любое время. Готовился визит в Рамонь Государя с сестрой, великой княгиней Ольгой Александровной. По слухам, Романовы и Ольденбургские в очередной раз собирались породниться. У великой княгини Ольги и принца Петра Ольденбургского и без того были коронованные предки по прямой линии Павел Первый и Николай Первый. То есть они троюродные брат и сестра. И четвероюродные тоже. Но это не забота корпуса жандармов. Забота корпуса жандармов чтобы за время пребывания в Рамони членов царской семьи всё было чинно, благородно. Легко предписать: «взять под тщательное наблюдение неблагонадежных лиц», а если таковых нет? Рамонь село небольшое. Не слишком бедное, чтобы водились свои босяки, не особо богатое, чтобы привлекать босяков чужих. Мастеровые все при деле: сахарный завод, гончарные и ковроткацкие мастерские, стройки. Платят по труду, хороший мастеровой может содержать семью, а если в семье работают двое, то появляется достаток по местным меркам. Есть водопровод, водоразборные колонки на каждой улице. Школа, больница. Иными словами Рамонь село образцово-показательное. По малым размерам селения записных смутьянов не привлекает. Благодать! И на тебе смерть паркового сторожа. Ну да, от естественных причин. Но лучше бы эти естественные причины наступили через месяц, когда визит высочайших особ завершится. Хотя, с другой стороны, могло быть хуже, сторож мог умереть прямо во время визита. Воистину, что не делается, то к лучшему. Да тут ещё и следы огромной собаки. Чушь, никакой анархист не устраивал покушений с помощью собаки, да и как устроишь? Но нужно проверить. Порой ищешь собаку, а находишь хозяина. А порой и наоборот.
Ротмистр присел на скамью, рядом сел и охотник, достал из кармана блокнот и начал вспоминать владельцев меделянов.
Андрей Владимирович Егоров был охотником в тургеневском смысле. Дворянин, владелец изрядного имения, он с детских лет, подобно своему отцу, увлекался охотой и рыбалкой. Как ни странно, имение при таком хозяине не только не пришло в упадок, но давало устойчивую прибыль. «Что ж, я на управляющих не трачусь, сдаю землю в аренду и получаю чистоганом», отвечал он на расспросы менее удачливых соседей, немного привирая: имением управляла младшая сестра Егорова, Анна фон Тольц. Её муж, безземельный балтийский барон, пропал без вести семь лет назад, будучи старшим офицером печально известной экспедиции лорда Кеттеля к Северному полюсу. Анфиса фон Тольц второй раз замуж не пошла, а переселилась в отцовское имение вместе с сыном Георгом. Имение по смерти отца было разделено между ней и Егоровым, но Андрей Владимирович, будучи убежденным холостяком, сказал сестре, чтобы та брала хозяйство в свои руки целиком, всё равно причитающуюся часть он завещает ей, либо Жоржику. На собственные нужды из доходов своей доли имения он брал треть, остальное оставлял на усмотрение сестры, которая вела хозяйство на взгляд окружающих странно, по Гоголю, используя «Выбранные места» как настольную книгу. Выходило более, чем удовлетворительно. Сам же Егоров путешествовал, два года провел в Африке, три в центральной Америке, участвуя в разного рода экспедициях. Полтора года назад он вернулся в родовое имение Богданово, возобновил знакомство с губернскими охотниками и часть времени проводил на охоте, а часть за письменным столом. Две книги об африканских экспедициях вышли в Росси и в Англии, принесли Егорову славу и деньги, опять же не очень большие, но и не совсем маленькие теперь уже по меркам помещика. Сейчас он работал над третьей книгой, «Охота среди индейских пирамид», переписываясь по этому поводу с исследователями Великобритании и САСШ. Время от времени наезжал к Ольденбургским, Петр Александрович интересовался дальними, экзотическими странами. Ну, и деловые связи тоже: в Богданово выращивали сахарную свеклу, которую сбывали сахарному заводу Ольденбургских. Всё это ротмистр знал по долгу службы, но к подозрительным личностям Егорова не относил, несмотря на переписку с заграницей. По мнению ротмистра, в анархисты идут те, кто науки в гимназиях и университетах с грехом пополам осилили, а ума не набрались. Или же люди обиженные, недовольные своим местом в обществе.