Капитан поднялся в рубку. Подошел к безжизненному штурвалу. Крепко сжал его.
Тоже мне, колесо удачи! Сейчас ты самый бесполезный механизм на этом судне.
Непроизвольно вновь ухватился за него, словно боялся, что отберут.
Ну что, господин Ледокол, будем зимовать!
Эвакуация прошла буднично. Словно это было очередное плановое учение, и люди давным-давно готовились к такому происшествию.
Прощались скоро. Своим ходом предстояло пройти не один десяток километров по байкальскому льду. Эти дойдут без потерь люди опытные, много местных.
Обнялись со старпомом. Капитан махнул всем рукой на прощание и поднялся на свой Ледокол.
Стояла непривычная для него тишина. До сего момента жизнь проходило под шум работающих машин, скрип лебедок, звон якорных цепей, склянок. Сюда добавлялись человеческие голоса, шум воды
К отсутствию всего этого нужно было привыкнуть. Испытание тишиной дело нешуточное. Она настораживала и даже немножко пугала своей пустотой. В голове был полный сумбур, все стало неясным, привычный порядок жизни оказался порушенным в миг.
Обычно, чтобы как-то сосредоточиться и собраться с мыслями, Капитан брал книгу или газету. Держа текст перед глазами и пытаясь осознать значения этого множества слов, он переключался на них, вникая в содержание и суть, искал смыслы и всегда пытался поставить себя в центр той или иной прочитанной истории. Как поступил бы в ней он сам? Чтение его успокаивало, размягчало, что ли, а в голове все как-то упорядочивалось. Строчки в итоге переключали на себя и заставляли отвлечься от внешнего напряжения.
В каюте давно уже не было свежих газет, только те, что захватил с собой в этот последний северный рейс. Вытащил из стопки первую попавшуюся. В глаза бросился заголовок: «Обеспечить выполнение плана великих работ».
Раньше так не писали, подумал Капитан. Раньше все становилось понятно из заголовка. Сейчас сплошные призывы, приказы, требования.
Вновь вернулся к заголовку «Обеспечить выполнение плана великих работ».
Ниже шрифтом чуть помельче в скобочках стояло: «Статья о речи товарища Рудзутака».
Красивая фамилия, звучная. Рудзутак, Рудзутак, так и так, так и так Важная шишка, старый большевик из ленинского круга.
Пробежал материал «наискосок», понял: речь идет о транспорте.
Капитан представил себе, как товарищ Рудзутак, прознав о том, что флагман байкальского флота сидит на мели, в то время когда вся страна борется за выполнение героических планов, сурово смотрит на него и молчит. Но Капитану отлично известно, скрывается за этим молчанием и о чем думает товарищ Рудзутак. Он привстанет со своего кресла, сожмет кулаки, словно его ждет бой и чуть устало, сосредоточенно и тихо произнесет:
Как же так, товарищ! Как же так! Ведь и без того наш транспорт слабое место в хозяйственном плане текущего года! А вы допустили, чтобы такое судно село на мель!
Тут же вспомнилось, что незадолго до выхода в этот злополучный рейс все экипажи Госпара собрали в актовом зале клуба речников. Накануне главная газета страны опубликовала речь товарища Рудзутака. (Ну надо же, какое совпадение. И там Рудзутак, и здесь Рудзутак!) Капитан запомнил заголовок той статьи: «Дать стране уголь и металл, добиться бесперебойной работы транспорта».
Собственно, собрание и было посвящено обсуждению рудзутаковской статьи. Капитан никогда не пропускал собрания. Во-первых, по собственной воле. Оказалось, что ему очень даже приятно ходить на такие «посиделки» с коллегами. «Говорильню»-то он как раз не жаловал, она навевала скуку, да и не слишком-то разбирался в сложностях мировой и внутренней политики, о которой горячо докладывали лекторы. Но встретиться с другими капитанами, послушать их байки до собрания и после было чем-то вроде выхода в театр. Так что собрания заменяли Капитану, которого вместе с его Ледоколом без отдыха «гоняли» в многодневные рейсы, общение. Вот его явно не хватало.
А во-вторых, речники и мореходы считались людьми чуть ли не военными. И раз партком или Госпар собирает собрание значит быть на нем надо непременно дисциплина на суше дисциплина на воде.
Секретарь парткома Шапкин, небольшого роста коренастый крепыш, поправил указательным пальцем очки-пенсне, затем ткнув им же в потолок, твердо объявил залу:
Сейчас мы прослушаем ту часть доклада товарища Рудзутака, которая касается транспорта в широком смысле этого слова.
А во-вторых, речники и мореходы считались людьми чуть ли не военными. И раз партком или Госпар собирает собрание значит быть на нем надо непременно дисциплина на суше дисциплина на воде.
Секретарь парткома Шапкин, небольшого роста коренастый крепыш, поправил указательным пальцем очки-пенсне, затем ткнув им же в потолок, твердо объявил залу:
Сейчас мы прослушаем ту часть доклада товарища Рудзутака, которая касается транспорта в широком смысле этого слова.
В зале стало тихо-тихо. По тому, как парторг Шапкин загадочно сделал вступление, у многих мелькнула мысль: а ну как старый ленинец объявится в зале и будет с ними разговаривать лично!
Но, видимо, у товарища Рудзутака были дела поважнее, потому что Шапкин вместо верного ленинца выставил Глафиру Андреевну Семочкину. Глафира женщина хоть куда: ударник соцсоревнования за бережливость среди коллективов Государственного пароходства, работала в столовке речников. Шапкин, хитрая бестия, правильно придумал выпуская Глафиру Андреевну. Слушать ее плавсоставу будет куда интереснее, чем столичного партийца, пусть даже и самого Рудзутака: Глафира женщина привлекательная, и глядеть на нее гораздо приятнее, а товарища Рудзутака зал рассматривал на расплывчатом газетном фото. По сравнению с Глафирой Рудзутак явно проигрывал, и, увлеченный фантазиями на тему «Глафира Андреевна за трибуной и в столовке», плавсостав бессовестно пялился на докладчицу в платье и туфельках. Обычная Глашка в бесформенном столовском халате мало походила на эту фифу. Никакого сравнения, не походила совсем другая женщина, вот с головы до ног другая!
Глафира Андреевна не высокая, не низкая. Не худая, не полная. Платье обтягивало ее по фигуре одно заглядение. Прическа строгая, без всяких там локонов и начесов, а сообразно месту и событию, каштановые волосы собраны в шишку на логове. У Глафиры были огромные глаза, какого-то необыкновенно зеленовато-белесого цвета. Такие глазищи должны принадлежать старому миру какой-нибудь графине или, в крайнем случае, жене важного губернского чиновника. Ну откуда у простой девчонки из предместья такие глаза? А походка! Откуда? Она что балерина, или выпускница школы танцев? Идет твердо, слегка покачиваясь, словно пританцовывает. Красивые ножки у Глафиры, ну где их разглядеть в столовской суете, тем более когда они спрятаны под балахонистым халатом. Статуэточка! В общем, приятная во всех отношениях. Как говорится, глаз отдыхает!
Шапкин поправил очки-пенсне и медленно и, ему казалось, выразительно произнес: «Глафира Андреевна, прошу вас подняться на трибуну».
Пока Глафира Андреевна шла к трибуне, мужская половина зала не скрываясь провожала ее взглядами. Ну дела, от столовской Глашки и следа не осталось! Настоящая фифа!
Капитан подумал, что она будет смущаться в этом зале, заполненном в основном мужиками Госпара, всем видом показывая, что для нее это выступление неожиданное предложение, и оно застало ее врасплох!
«Поди наверняка всю ночь репетировала отрывок о транспорте», машинально подумал Капитан. Но эти мысли о бюрократизме по отношению к докладчице не нашли в нем внутреннего отклика и как-то сами собой растворились напрочь.
Глашка ходила к трибунам и восседала в президиумах не первый раз, но Капитану показалось, что Глафира все-таки слегка волнуется, по-человечески это было понятно.
Глафира Андреевна и вправду выучила отрывок из Рудзутака назубок и могла бы прочитать его, не глядя в газету. Но тогда все решат, что Шапкин готовил ее специально, так сказать, внес элемент неискренности. Так подумают все равно, но «решить» и «подумать», как справедливо полагал Шапкин, понятия далеко не равнозначные. Так что шла Глафира после репетиции хотя и решительно, но создавая по пути атмосферу доброжелательности: приветливо кивала головкой, здоровалась с теми, кого знала, а знала она через столовку почитай всех. Хитрый бестия, Шапкин, все точно рассчитал, зал уже любил докладчицу, даже если бы их собрали на обсуждение трудовой дисциплины в свете борьбы за качество производства.
Уже на трибуне она развернула газету и начала читать, громко и без выражения, как обычно судья зачитывает длинный приговор. Шапкин решил, что именно такое чтение придаст статье товарища Рудзутака нужное звучание.
«Второе слабое место в нашем хозяйственном плане текущего года это транспорт. Правда, есть у транспорта много оправданий, и в первую очередь то, что мы запоздали с технической реконструкцией транспорта»