Почти непридуманные истории. Из записок хирурга - Сергей Гордеев 3 стр.


Рогалин, не отрывая смеющегося взгляда от несчастного, открыл ящик стола и протянул очки поникшему юноше.

 У тебя ведь близорукость? Так? А у меня астигматизм высокой степени! Если бы вчера дочка по секрету не сказала маме, что пьяный дядя Юра у папы «втихую» очки стырил, я бы в твоих тоже неизвестно где бы оказался. Как это ты еще до работы добрался, ума не приложу!.. Ну клоуны!..  Рогалин сжал виски, сдерживая рвущиеся наружу воспоминания вчерашнего праздника.

От наступающего понимания у Юры отвалилась челюсть. Дрожащими руками он взял со стола очень похожие очки и надел их вместо Рогалинских Мир, наконец, встал с головы на ноги, предметы вдруг приобрели обычные свои размеры и форму. От внезапно произошедшей трансформации Юра стал клониться вбок, хватаясь руками за Рогалина.

2001 г.

Никандр Гаврилович

и все-все-все

Никандр Гаврилович Вихров, ассистент кафедры хирургических болезней лечебного факультета медицинского института, без сомнения был личностью выдающейся. Когда говорят «харизма», то это как раз про Никандра Гавриловича. Как-то он был заметен более других. Активен, общителен, остроумен, отчего любим публикой. Лет пятидесяти с лишним, маленького роста, очень подвижный и какой-то уютный, да еще по имени Никандр, он сразу располагал к себе. Когда он появлялся в ординаторской, уже после первого приветствия у всех повышалось настроение, появлялось желание общаться, слушать его рассказы, в которые не всегда верилось, до того они были необычные.

Был он весь кругленький: голова, туловище, голубые, как-то по-детски распахнутые глаза, нос и движения  всё было закруглено и смягчено в его образе. Родом он был из-под Нижнего Новгорода, и говорок тоже, соответственно, смягчался округлым «оканьем». Мало того, и характер у Никандра был скорее по-мальчишески озорной и незлой, что в совокупности с его округлым внешним видом вызывало положительное и вовсе не серьезное впечатление. Отличительной особенностью Никандра Гавриловича, несомненно, был юмор. Говорил он смешно всегда и везде, никогда не стеснялся своего, прямо скажем, остроумного личного мнения,  отчего мог пострадать неоднократно,  но, удивительное дело, не страдал и не унывал по этому поводу.

Круглая белая шапочка на круглой голове, плоские черного цвета тапочки, выглядывающие из-под слишком длинного халата, и серьезно-комичное выражение лица иногда смущали пациентов.

Одной чопорной даме, которая приехала как-то к Вихрову на консультацию, друзья в шутку представили Никандра как лифтера. Произошло недоразумение. В лифте, оказавшись с Никандром Гавриловичем наедине, она манерно использовала его, соответственно, как «водителя» лифта, осталась недовольна. Вышли вместе. А когда подошли к кабинету, случился конфуз. Об этом случае не преминули позубоскалить студенты. Но появившаяся кличка тотчас «разбилась» о крутой нрав хозяина. Спекулировать своим внешним видом он не позволял даже «старшим» товарищам.

На самом деле Никандр Гаврилович был прежде всего маститым хирургом. Он и все на этой кафедре были представителями «старой» хирургической школы, начинали еще со «Склифа». Вот уж где была практика. Так что хирургию он знал, оперировал много и широко.

Ординатура

 Ты, если попадешь в эту клинику, сразу найди Никандра Гавриловича и попросись работать под его началом. Сразу не возьмет, но будет присматриваться. А там уж от тебя зависит.

Так я и сделал, и, действительно, всё было не сразу, через нервы, сомнения.

Я стал участвовать в операциях Никандра Гавриловича. Было нелегко, но интересно. Он показал различные приемы при выделении органа, которые значительно облегчали дальнейший ход операции. Смотри, помогай, запоминай!

Только была одна особенность как только он брал скальпель в руки, в него, что называется, «черт вселялся». Он зверел на глазах, ругался, бил по «кривым» рукам инструментом, в общем, отрывался по полной. Операции проходили, что называется, на адреналине. Выходишь из операционной  тебя аж потрясывает.

 Видал, а! Никандр шурует в животе, как у себя дома! Ну чума!  восторгался ассистент Саша после операции.

 Ты лучше на руки свои посмотри: пальцы целы?

Так что как в том анекдоте: «Вообще-то я белая и пушистая, просто ты тут под руку»

Так что, шествуя с ним на обходе, все понимали, кто в доме хозяин. Еще у него была привычка: он вдруг, внезапно останавливался, доставал из заднего кармана брюк старые наручные часы и сверял время, всматриваясь в циферблат, вытянув руку. Обход останавливался, и все с любопытством наблюдали за священнодействием. Потом поднимал глаза кверху, как бы подсчитывая что-то, убирал часы и шел дальше. Обход продолжался. Скоро и я нашел дома старые наручные часы, еще со школы, фирмы «Ракета» и тоже стал доставать их из заднего кармана тотчас, как только патрон доставал свои. Мы имели успех у окружающих, хотя Никандр Гаврилович никак не догадывался, отчего такое настроение у народа. Так что и на обходах оставалось местечко чудаковатой веселости, которая витала вокруг Никандра Гавриловича.

Так что, шествуя с ним на обходе, все понимали, кто в доме хозяин. Еще у него была привычка: он вдруг, внезапно останавливался, доставал из заднего кармана брюк старые наручные часы и сверял время, всматриваясь в циферблат, вытянув руку. Обход останавливался, и все с любопытством наблюдали за священнодействием. Потом поднимал глаза кверху, как бы подсчитывая что-то, убирал часы и шел дальше. Обход продолжался. Скоро и я нашел дома старые наручные часы, еще со школы, фирмы «Ракета» и тоже стал доставать их из заднего кармана тотчас, как только патрон доставал свои. Мы имели успех у окружающих, хотя Никандр Гаврилович никак не догадывался, отчего такое настроение у народа. Так что и на обходах оставалось местечко чудаковатой веселости, которая витала вокруг Никандра Гавриловича.

В спорах Никандр всегда распалялся и первый переходил на личности.

Как-то на собрании кафедры он сцепился с доцентом Корневым:

 А на лекциях ты вообще несешь какую-то небывалую чушь. И как это студенты тебя слушают?

Корнев даже не обиделся, он любил потасовки.

 А кто это всё мне говорит?  спросил он, раскачиваясь в кресле, с удовольствием оглядывая Никандра.

 Ты вообще похож на старшего повара. Вот раньше, когда в какой-нибудь привокзальной столовой возникнет пьяная ссора, выбегает вот такого вида, как ты, человечек в халате и колпаке, с черпаком, разводит руками: «Извините, дескать, товарищи, но в нашей столовой распивать спиртные напитки и громко выражаться нельзя».

Сравнение было столь ярким, что, представив всю картину в красках, я покатился со смеху.

Шутка обидела Никандра Гавриловича, и, распаленный, он вдруг обрушился на меня:

 А ты!  подскочил он.  Смеешься потому, что хочешь угодить доценту! А шутки у него  дурацкие!

Боже мой! Взрослые люди! Серьезным делом занимаются, а тут «черпак».

Много что мог вспомнить Никандр Гаврилович из своей многогранной профессиональной жизни. Два года он работал в Эфиопии. Еще раньше практиковал в Арктике, где вытянул буквально с того света своего друга  американца, с которым потом они чуть не допили цистерну спирта, спасаясь от арктической стужи. Это не была какая-то пьянка. Это был союзного значения эксперимент. Проводились испытания каких-то там трубок  дренажей из новой латексной резины на возможность их использования при низких температурах.

 Эти трубки оказались очень хорошими,  вспоминал Никандр Гаврилович.  Бывало, скажешь Пашке, младшему научному сотруднику: «Сходи-ка, малец, на двор, апробируй вот этот материал Там цистерна со спиртом стоит, так ты вот через трубочку и нацеди нам в ведерко-то». А на дворе мороз  аж семьдесят градусов ниже нуля. Американских Фаренгейтов этих я не понимал, хотя американец спорил против Цельсия. Но это уже после второй Так вот, значит, мороз дикий. Без ушанки помочиться не выйдешь! Штаны чуть приспустил  уже примерз! Начнешь нужду справлять, а по земле льдинки стучат. Типа «Ледяной дождь», слышал? Я не только не слышал, но и не очень-то верил этим байкам, но головой согласно кивал. Интересно ведь.

 Наша красная резина-то не держала, рассыпалась на куски. Но вот эти трубки из Америки  хоть бы что!

Дружба со спасенным американцем растянулась на годы. В конце командировки тот стал звать Никандра в гости в Америку. Оглядишься, а там, чем черт не шутит, глядишь, и насовсем останешься. И никак не мог понять, почему же это невозможно для гражданина Советского Союза, наивно оценивая дружбу выше всяких там политических неурядиц. Никандру эти отношения аукнулись уже дома.

Через некоторое время его повесткой пригласили в инстанцию Госбезопасности и долго, как «школяра», таскали по всяким там кабинетам секретных ведомств, стращали и угрожали, подозревали и стыдили. В общем, сильно подозревали в тайных связях с мировым империализмом. И всюду Никандр давал свойственные его характеру, несерьезные до глумливости объяснения и никак не хотел отречься от друга. К всеобщему удивлению, уставшие от упрямого «диссидента» блюстители Государственной безопасности вынуждены были с досадой отпустить оного за отсутствием прямого состава преступления. Предупредили, правда: коли что Или если еще раз Никандр не помнил точно. Однако дружба уже не могла быть продолжена, оставшись теплым воспоминанием в сердцах бывших сослуживцев, живущих на разных континентах, в противоположных концах земного шара, в странах с диаметрально противоположным мироустройством.

Назад Дальше