Сегодня вы рано, сказал Патер. Он уже давно оставил попытки выяснить, куда его воспитанники отлучались по ночам (все равно в ответ получит лишь полуправду). Кто ваш новый друг?
Это Ягли Орш, выступил вперед Катрапс, хорошо сложенный четырнадцатилетний юноша, что вечно угрюмился и гнусавил. Он был самым старшим из восьми сирот, о которых Рим здесь заботился, а еще самым сложным, упрямым и невыносимым подростком на всем белом свете. В общем, да, он был его любимчиком.
За годы, прожитые в осаде, многое успело поменяться: люди приходили и уходили, теряли веру, а потом снова ее обретали. В итоге с ним остались только те, кому некуда было больше идти. Рано или поздно (стоит ребятам подрасти и окрепнуть) они тоже оставят его. Так будет правильно, пусть чувства и говорили ему об обратном.
Рим поднялся и, воспользовавшись паузой, получше рассмотрел неожиданного гостя.
Здравствуйте, я скомканно произнес длинноволосый блондин, которого звали Ягли.
Придержи эту мысль, сынок, улыбнулся священник. Давай сначала ты примешь горячий душ и поешь. А еще переоденешься. Капли, стекающие с одежды незнакомца, уже успели образовать под ним целую лужу. И только после этого мы с тобой поговорим. Причем обязательно! Я уже изголодался по хорошей беседе.
Рим приблизился к полуночной компании.
Дети, проводите нашего гостя в жилое помещение и покажите, где ванная.
Воспитанники церкви с радостью выполнили просьбу священника: окружили Ягли со всех сторон и потянули его за собой.
Кат, ты идешь?
Оставьте его, ответил за юношу Рим, Катрапс нужен мне, чтобы накрыть на стол.
Вместе они вышли из храма и направились к дому, а уже там разделились: Ягли и дети поднялись вверх по лестнице, а Рим и Кат свернули направо, в трапезную.
Катрапс, принеси еду из кладовки.
Не называй меня полным именем, огрызнулся юноша. Рим пропустил это мимо ушей, как обычно и делал.
Не забудь, что надо захватить на одну порцию больше.
Да знаю я, старик.
Кат шмыгнул носом и удалился в подсобку, а священник принялся нарезать хлеб и овощи, выращенные на собственном огороде.
Ты так и не спросишь, где мы его нашли? донесся до Рима голос юноши.
Нет, коротко ответил священник.
В последнее время все так и происходило, они могли нормально общаться, только когда не смотрели друг другу в глаза. В остальных случаях Кат сразу же огрызался, убегал или отвечал короткими простыми фразами. К сожалению, Рим догадывался, в чем могла заключаться причина столь странного поведения: парню было за что-то стыдно.
Ненавижу, когда ты так делаешь.
Священник вздохнул.
Зачем спрашивать очевидное? Он определенно нуждался в помощи. Мокрый, голодный, усталый. Ты просто не мог пройти мимо. Я понимаю. Ты всегда был такой. Всегда стремился помочь. Стать героем.
Героем, хохотнул Кат. А ведь и правда, когда-то я был настолько глуп, что считал это достойной целью.
Рим услышал, как его приемный сын вернулся на кухню, но в его сторону не посмотрел, продолжая делать вид, что еще занят овощами.
Что ты имеешь в виду? спросил священник.
У всего есть изнанка, отрешенно ответил Кат. Герои мечтают спасать и защищать, а значит, пусть и неосознанно, желают, чтобы люди продолжали попадать в неприятности. Страдали, мучились и плакали в ожидании своего спасителя. Во времена мира героев нет. Они порождение войны, как голод, разруха и смерть.
Рим охнул. Он никогда не учил Ката подобным вещам.
Конечно, в твоих словах есть смысл, признал Патер, все мы эгоистичны. Таков наш грех, неотделимый от человеческой природы. Но если порок способен одновременно и приносить пользу ближнему, разве это плохо?
Да? Тогда скажи мне, священник, может ли убийство быть благородным поступком?
Никогда!
Рим почувствовал, как Кат улыбнулся за его спиной.
А если это совершено ради спасения жизни? Разве это не высшее проявление жертвенности? Убийца-поневоле обрекает свою душу на вечные муки, но наказывает преступника, а главное, спасает невинного.
И сам становится преступником, возмутился Рим. Обменять жизнь на жизнь нет в этом ничего благородного.
Считаешь? Разве не лучше, чтобы жил праведник, нежели чем грешник, который продолжит творить зло?
Нет, Катрапс, Патер вспылил и развернулся. Зло есть зло, как бы ты ни пытался его оправдать. Существуют границы, которые никогда нельзя пересекать. Даже ради благой цели!
Нет, Катрапс, Патер вспылил и развернулся. Зло есть зло, как бы ты ни пытался его оправдать. Существуют границы, которые никогда нельзя пересекать. Даже ради благой цели!
На секунду их глаза встретились.
Не называй меня полным именем, старик.
На этом их разговор закончился, а тишину прерывало лишь шмыганье носа Ката. Молча они накрыли на стол, наполнили три графина водой, и стали ждать.
Через двадцать минут священник услышал топот по лестнице. Дети ворвались в столовую со смехом, согрев сердце старика.
Ягли, садись сюда.
Нет, он сядет рядом со мной.
Так нечестно!
Маленькие сорванцы не давали гостю покоя, и Рим решил прийти ему на выручку.
Прекратите немедленно, вмешался он, но выбрал слишком добродушный тон, поэтому его проигнорировали.
Делайте, что вам говорят, крикнул Кат, и только после этого дети начали нехотя рассаживаться по местам.
Садись, не стесняйся, Рим кивнул Ягли, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Новая одежда подошла ему идеально, но его заметно тревожило отсутствие длинных рукавов, металлическая рука притягивала слишком много любопытных глаз.
«Значит, бывший солдат», подумал Рим и решил, что позже отдаст ему один из своих темных плащей.
Наконец-то все расположились за столом, и наступила очередь для молитвы.
Отче, произнес священник, мы благодарим тебя за эту еду, за неожиданного, но желанного гостя, за наше благополучие в суровое время. Он не мог не заметить, как искривилось лицо Ката. Молим, чтобы сия пища дала нам сил помочь нашим ближним и нести твое благословение дальше. Да будет так!
Да будет так, хором ответили собравшиеся и прильнули к тарелкам.
Не деликатес, но хотя бы питательно, обратился к Ягли Рим.
Да нет, не волнуйтесь, задумчиво ответил гость. Просто эта еда навевает воспоминания.
Раздался громкий хруст. Присутствующие накинулись на армейские питательные брикеты (благо в свое время Рим добился, чтобы церковь включили в реестр распространения гуманитарной помощи) и жадно запивали их водой.
Сегодня разговоры велись более охотно: звучали любимые истории, что могли быть поведаны только новому лицу. Дети перебивали друг друга, каждому хотелось получить свою минуту славы. Лишь трое продолжали молчать: Ягли, Рим и Кат.
Ужин медленно подходил к концу. Рим поставил кипятиться чайник, а сам выскользнул из трапезной и поднялся на второй этаж.
Его комната находилось в самом конце коридора. Это была небольшая коморка с одноместной деревянной кроватью, столом, заваленным книгами, и высоким шкафом для одежды. Приблизившись к последнему, он достал оттуда свой темный плащ с капюшоном, набросил его на руку и спустился вниз. Решил пока не заходить на кухню и не мешать, дав своим воспитанникам вволю пообщаться с гостем.
Вспомнив, что так и не затушил свечи подле алтаря, он вышел на улицу и вновь направился в церковь.
Архитектура любого храма была символична, но и практична одновременно. Акустика, блуждающее эхо, все строилось так, чтобы голос проповедника достиг даже самых дальних рядов в церкви. Может, поэтому Рим и оказался невольным слушателем беседы двух молодых людей, или же, виной стала простая случайность, любопытство и неплотно захлопнутая дверь.
Мне нужно идти.
Хорошо, я тебя провожу. Выйдем через два часа, когда все лягут спать.
Нет. Я и так достаточно пользовался вашей добротой. Я пойду один.
И куда же? огрызнулся Кат. В Архелон так просто не попасть. Повсюду стены, ограждения, охрана.
Как-нибудь справлюсь.
Кат протяжно шмыгнул. Хронический насморк еще не самое страшное, чем рисковали обернуться его ежедневные ночные прогулки.
Я знаю людей, они помогут. Проведут. Есть тайные пути, которые только им известны.
Гость покачал головой.
Просто скажи, где мне их найти.
Нет, так не пойдет. Они не подпустят к себе какого-то незнакомца. Без меня у тебя нет шансов.
Эти люди не для них ли, случайно, предназначались запчасти, которые вы пытались сегодня украсть?
Может, и для них. Я тебя о лишнем не спрашиваю, и рассчитываю на ответную любезность.
Некоторое время они оба молчали.
Хорошо, сделаем по-твоему. Только ждать не будем, отправляемся прямо сейчас.
Раздался громкий протяжный скрип. Ягли и Кат напряглись и инстинктивно развернулись ко входу. Фигура священника едва читалась в полумраке храма, поэтому зависло молчание, пока Патер медленно не подошел, а его лицо не осветили свечи.