«Вот это переквалифицировался!» подумала я.
Стихи были на удивление хорошие, даже сильные. Читал он их вдохновенно, немного резко и рубленно, по-мужски.
И так же вдохновенно пил виски, что меня расстроило и насторожило.
Потом Игорь снова пошел в прихожую, на этот раз достал из портфеля целую кипу листов со своими, как он пояснил, новыми стихами, явно намереваясь окончательно приблизить меня к прекрасному.
Шел уже первый час ночи. Эта «изба-читальня» начала мне надоедать, беспокоило и то, что Игорь пьянел на глазах. Как можно вежливее улыбаясь, я сказала поэту:
Знаете, уже поздно, мне завтра утром на работу. Может быть, мы в следующий раз продолжим наш разговор?
До сих пор не знаю, что его так взбесило. Правда, не знаю! Он вдруг поднялся, подошел ко мне вплотную и сказал:
А ты знаешь, что мне всё позволено? Какой это этаж, шестой? Захочу выкину тебя с балкона!
Осознать то, что он сказал, было невозможно. Меня сразу, как льдом, сковал какой-то животный страх, во рту вмиг пересохло. Я взглянула в глаза мужчины и испугалась еще больше. Тогда, цепляясь за остатки прежнего разговора о поэзии, я с трудом произнесла:
Но вы такие стихи мне читали! Только что Поэт рывком поднял меня со стула:
Так, иди, стели постель! Потом после я уйду.
Ноги у меня подкосились, я снова опустилась на краешек стула. И сделала еще одну отчаянную попытку до-сту-чать-ся до человека. Ведь должен же быть в этом создании человек, должен! Голос у меня сел, и слова давались необыкновенно тяжело:
Вы же сегодня вечером играли с моей дочерью Смотрели ей в глаза. Мы ведь о поэзии говорили Как же так?
Ответ был краток:
Стели постель!
Нет!
Поэт снова поднял меня со стула и одним движением разорвал мою футболку сверху донизу. Схватил за руки и потащил в спальню. Я сопротивлялась отчаянно, но молча в соседней комнате спала Светочка.
Я думала, что присутствие в доме ребенка это для меня своеобразная гарантия спокойствия и безопасности. Не станет же человек Всё оказалось ровно противоположным, теперь я боялась еще и за дочь, что она проснется Ужас, кошмар!
Хоть бы что-нибудь тяжелое попалось мне под руку! Что-нибудь! Хотя даже в эти секунды я понимала: если не «вырублю» мужчину сразу, а просто ударю, он меня потом покалечит!
То, что произошло дальше, я очень долго старалась забыть.
Он. Оно это создание ушло ночью.
Долго и тщательно я собирала свои разорванные вещи, потом постельное белье Собрала все и выбросила.
Утром я даже появилась на работе, в департаменте культуры как странно сейчас звучало это слово «культура», и зашла в кабинет к своему приятелю, который познакомил меня с «поэтом». Неужели всё это происходило только вчера?
Ты хорошо знаешь этого человека поэта Игоря? спросила глухо.
А что?
Говорить было очень трудно. Я поддернула вверх рукав кофточки и показала синяки.
Мой приятель сказал странную фразу:
Я не думал, что он посмеет.
* * *В этот же день на работе я не могла переключиться на что-то иное, кроме произошедшего ночью. Поняла одну простую вещь: у «поэта» были замашки начинающего садиста. Для «огонька» ему нужны сильные ощущения! Подумала и о том, что, может быть, скоро ему понадобится мучить свою жертву больше и больше. Дурацкое желание остановить его стоило мне почти жизни.
Работая в департаменте, я, конечно, знала в нашем городе многих людей. Позвонила тому, кто имел «выход» на управление внутренних дел, и уже через пару часов сидела в кабинете одного из сотрудников.
Если бы я могла предположить, что будет дальше! Если бы!..
Пока пришлось отвечать на десятки вопросов под протокол. Вопросы были всякие, в том числе совсем неудобные. Заявление я тоже написала. Прошла судебно-медицинскую экспертизу; синяки мне замеряли линейкой, почему-то это меня очень поразило. Но все только начиналось!
Мое заявление и все документы послали в тот район, где я жила, потому что первоначально меня принял сотрудник областного управления, а дело должен вести следователь районного.
Через пару недель следователь вызвал меня к себе и, очень скучая, пояснил, что хорошо бы иметь двоих свидетелей произошедшего. Увидев мои изумленные глаза, он еще и «добил» меня замечанием:
А вдруг вы сами так захотели? Ну, чтобы вас били и прочее, процедил следователь. А потом добавил: Я веду много дел. Вот у меня тут труп женщины всё тело истыкано вилками, а вы вполне себе здоровы.
Поняла: поскольку я жива и у меня нет свидетелей, мое дело полежит немного и заглохнет.
И все-таки следователь позвонил «поэту» в его город. А «поэт» позвонил мне (узнал где-то номер телефона) и сказал:
Забери заявление. Подумай о дочери!
Я разрыдалась, уж очень испугалась за Светочку. А потом поняла, что угрозы «поэта» к делу не пришьешь, и усталый мужчина-следователь мне просто не поверит.
Дальше было хуже. Рассказала знакомому психологу о том, что произошло. Он очень доброжелательно побеседовал со мной. А где-то в разговоре пробросил мысль о том, что среди людей по типам есть маньяки и есть жертвы. «Маньяки» просто находят «жертв», и всё. Да, я услышала, но легче мне от этого не стало, стало только хуже.
Каким-то образом о случившемся узнал мой дядя, который занимал тогда весьма «неслабый» пост в нашем городе. Родственнику стоило только пошевелить пальцем, и «поэта» ждала бы весьма прискорбная участь. Но дядя приехал ко мне и, глядя куда-то в сторону, строго спросил: «Как этот человек попал в твою квартиру?» Что я могла ответить? Что он не с улицы? Он поэт, пришел к нам в департамент культуры, мне его рекомендовали? Все это так, и у него скоро выходит книга стихов с удивительным названием «В час рассвета».
Спать я почти перестала. Не могла. Лежала и прокручивала в памяти тот вечер, с момента, когда открыла дверь, думала: «Если бы я!», «А если бы». Но не получалось ничего изменить. И уйти от этой круговерти я уже не могла. Снова и снова, закрыв глаза, видела сцены того вечера.
Потом я стала ненавидеть «поэта». Представляла, как приеду к нему в город и убью его. Наверное, это звучит дико. Но кто позволил ему, словно катком, проехаться по моей жизни?!
Однажды я искала в шкафу книгу и, вытаскивая ее, рассыпала на полу листки. Всмотрелась в них это были стихи, которые в тот вечер, до финальной сцены, успел оставить мне «поэт».
Чтобы собрать листы, я присела на палас. Глаза выхватили строчки:
«Встречу рассвет, помолюсь!
Ночью, забыв о битвах,
Снова я вспомню Русь
Позднею тихой молитвой».
Меня словно током ударило! Как это можно? Ведь тут о молитве. Как?