Как вы с Бэлой в одном кабинете сидите? шепотом спрашивали меня редакционные барышни. Ругаетесь?
Нет, все нормально! улыбалась я в ответ.
И правда, изредка, словно устав от себя, Бэла была откровенной, даже три раза за два года назвала меня Танечкой. Но это быстро проходило, и она чувствовала себя готовой к новым битвам.
Так вот, с Бэлой-то Анжелика Петровна и находилась в приятельских отношениях.
«Вино и мужчины моя атмосфера!» поется в известной песне. А обеим подружкам была, как воздух, нужна атмосфера скандала. Если Бэла не громила очередную «бездарность», которая осмелилась писать о парламентских слушаниях; если Анжелика ни с кем не ругалась, а ругалась она порой даже со своими обожаемыми верстальщиками, подруги сами создавали себе настроение. Анжелика вбегала в кабинет и громогласно оповещала Бэлу:
Представляешь, Петров-то, сволочь такая, написал в социальных сетях про нашу газету, что у нас мизерный тираж!
Здравствуй, ж-па, Новый год! отзывалась Бэла.
Сразу возникала интрига, и было на ком «оторваться». Учитывая постоянные виражи в жизни вообще, в экономике и политике в частности, поводов для возмущения можно найти предостаточно, и они неизменно обнаруживались. Поэтому подружки всегда были в тонусе.
Вернусь к урокам, что я усвоила, работая в «Вечернем Западносибирске». Анжелика четко понимала «политику партии», то есть линию, которой должна придерживаться редакция, в и этом контексте её правка была уместна. Но когда я писала о своих впечатлениях, допустим, о концерте известной певицы или о враче «скорой помощи», ответсек и туда запускала свои когти. Мои возражения сводились примерно к следующему:
Зачем в десерт добавлять перец?
А мы еще горчички туда! И кардамону всенепременно! отвечала Анжелика.
Была в редакции отличная практика: еженедельно журналисты по очереди делали обзоры газеты, и коллектив выбирал самые сильные материалы. Даже когда на планерке моя статья признавалась лучшей, а такое случалось не раз, Анжелика хранила упорное молчание, похвалить меня было выше её сил.
Однажды прогремел гром.
В сегодняшнем номере есть статья, которая написана безобразно, она полностью провальная! как всегда, на повышенных тонах выступила Анжелика. Это статья Татьяны Соловьевой.
Сказанное меня ошеломило, обескуражило!
Сейчас я понимаю, что у ответсека просто было плохое настроение, мало ли, может, с мужем поругалась, а тогда её слова резанули по сердцу. Почему «провальная», почему «безобразно»? Да, какой-то абзац, возможно, написан слабо, но чтобы так уничижительно говорить, да еще при всех журналистах.
Вообще-то статья прошла через секретариат! насколько могла, твердо сказала я. Никто самовольно не ставит материал в номер! Её все читали: и второй ответственный секретарь, и редактор.
Анжелика обрушилась на меня с обвинениями. Наверное, в этот день других претендентов на прилюдную порку не нашлось Меня поразило, что журналисты молчат, никто не сказал ни слова в мою защиту. После планерки, оглушенная, я ушла в свой кабинет, не очень понимая, как дальше работать и общаться с людьми, если они либо трусы, либо считают меня бездарным журналистом.
Даже вечером, дома, я не могла успокоиться. Ладно бы, меня обвинили, что я плохо управляю трактором или бесталанна в подводном плавании. Анжелика ударила по тому, что было для меня значимым. Как я теперь приду в редакцию, как посмотрю в глаза коллегам, которые своим молчанием словно признали правоту Петровны? Проблема не решалась на уровне разума, и через пару часов у меня поднялась температура.
Проболела я тогда больше недели что-то вроде ОРВИ. Когда я снова появилась на работе, тихая Людочка как раз и поведала о своих, поначалу непростых, отношениях с Анжеликой, о слезах и неуверенности в собственных силах.
Это пройдет, говорила она мне, оглядываясь на дверь, у неё, у Петровны, просто характер такой, вы не принимайте на свой счет.
С тех пор я и решила «не принимать». Не просто дала себе установку, а поняла, прочувствовала: то обидное или горькое, что говорят в твой адрес другие люди, может не иметь к тебе никакого отношения. Ни малейшего! Или же ты задеваешь этих людей, потому что непонятен для них, потому что ты иной.
А потом был Всероссийский конкурс журналистских работ «Выход есть» и название-то символичное! От редакции на него послали мою статью про слепого юношу, которая чуть раньше была опубликована в нашей газете.
А потом был Всероссийский конкурс журналистских работ «Выход есть» и название-то символичное! От редакции на него послали мою статью про слепого юношу, которая чуть раньше была опубликована в нашей газете.
В конкурсе участвовало 67 регионов. Я заняла третье место, в дипломе, который мне вместе с подарками вручили в Москве, написано: «Лучшая публикация в номинации "Своя чужая боль"».
Мой успех обескуражил Анжелику, еще бы, при любом удобном случае она всячески подчеркивала, что пишу я никуда не годно, а тут третье место во Всероссийском конкурсе.
Идите к нашему фотографу с дипломом, пусть он сделает ваше фото! металлическим голосом, в котором чувствовался скрежет, отчеканила Анжелика. Да, и информацию подготовьте о конкурсе.
Обо мне напечатали на первой странице куда деваться?! Это же успех издания.
Газеты претерпевали непростые времена, ведь люди, особенно молодые, предпочитают интернет. У нас начались разговоры о сокращении штата. В газете «Вечерний Западносибирск» работали всего-то двенадцать журналистов, зато в бухгалтерии четыре человека. Что уж они там считали с утра до вечера непонятно. Казалось бы, логичнее сократить бухгалтера! Но редактор думал иначе уволил одного журналиста. Меня перевели на договор, который продляется ежегодно если продляется!
Тогда как раз была «горячей» тема о создании доступной среды для людей с ограниченными возможностями. Я писала про «социалку» и готовила материалы для страницы об инвалидах эта страница выходила один раз в месяц.
Мои договорные отношения с редакцией по документам заканчивались в феврале. Я зашла к редактору в январе, чтобы узнать, намерен ли он продлять договор.
Да, конечно! успокоил меня Иван Анатольевич. Иди, работай, все хорошо, вон депутаты тебя хвалят! и по-отечески похлопал меня по плечу.
Через пару дней я пришла на конкурс, который проводился среди инвалидов, и увидела там другую журналистку нашей же газеты, она робко подошла ко мне и смущенно промямлила:
Меня это Анжелика Петровна сюда отправила, велела статью написать. Вы скажите, кто тут у них главный, с чего мне начать
«Ах, Анжелика, чем я тебе так мешаю?» с раздражением подумала я.
По мобильному тут же набрала ее номер, она сказала:
А вы у нас больше не работаете!
Пришлось «отлавливать» редактора. Когда он появился, пришла к нему в кабинет:
Как же так, Иван Анатольевич? Вы меня уверяли, что продляете мне договор.
Э-э-э заюлил редактор, тут у нас из декрета Галина выходит, она мать двоих детей. Чем я ей должен зарплату платить?
А что, сумма, которую я получаю по договору, настолько велика? не выдержав, съехидничала я. Она покроет все остальные расходы, если вы на ней сэкономите?
Ладно, иди, я еще подумаю!
Какое там «подумаю», если бал правит Анжелика! И я позвонила Другу, поэту, то есть собственно директору департамента информационной и внутренней политики. Все-таки мы проработали вместе десять лет! Сергей Павлович говорил со мной так, словно мы виделись только вчера. Среди прочего меня очень согрел его мягкий, сердечный тон и слова:
Мы своих не бросаем!
На другой день меня вызвали к редактору, я поняла, что у него состоялся разговор с директором департамента.
Только вошла в кабинет, поздоровалась, как услышала едкое:
Ну, что, побежала вчера жаловаться Палычу?
Редактор не затруднил себя приветствием, не предложил мне сесть. Я так и осталась стоять посередине кабинета. Ответила спокойно:
Нет, не побежала, я просто ему позвонила.
«Свадебный генерал» чуть не задохнулся от злости:
Да что ты вообразила? Да кто он вообще такой, кто?
Мне некстати вспомнились Паниковский с Шурой Балагановым, когда они перепирались «а ты кто такой?», я невольно улыбнулась. От этого усатый Анатолич пришел в бешенство, он кричал так, что я была уверена: слышно не только в приемной, но и на всем этаже. Из его спича я узнала много нового о себе и о Сергее Павловиче.
Вот что интересно: я отмечала оскорбительный тон, понимала, что в этой газете мне больше не работать, но ситуация меня не задевала, я словно смотрела фильм, где мужчина орал на женщину, которая стояла перед ним. У меня не было возмущения, горечи, я чувствовала скорее освобождение.
Вышла из кабинета и в течение следующего часа удаляла с рабочего ноутбука свой архив, что-то перебросила себе на флэшку. Собрала личные вещи, безделушки. Оказывается, перевернуть страницу можно легко и быстро, вот я уже отдаю компьютер нашему сисадмину, с которым всегда дружила.