Стену, никогда не знавшую обоев, украшал мягкий ковёр из зелёного мха, под ногами расстилался душистый клевер отрада для босых ног. Ветви лозы под потолком сплетались в многочисленные шары размером в кулак взрослого человека. Внутри каждого такого шара мерцал неярким светом болотный огонёк. Цветные стёкла витражей отбрасывали красные и синие блики на кресло, выточенное из цельного можжевелового пня и покрытое мягкой овечьей шкурой. Кроватью служил пень побольше, покрывалом плющ, а балдахином листья дикого винограда. На плетёном столике стояла серебряная чаша со свежими яблоками и грушами, а в кувшине из горного хрусталя всеми оттенками янтаря и мёда переливалось волшебное вино из страны фейри.
Только не вздумай пить, шепнул Фоули.
Чёй-то? Я не на работе! Да и ты мне больше не указ, Вилли облизнул губы. Сам он промок до нитки, но во рту у него изрядно пересохло, поэтому внутреннее и внешнее содержание следовало уравновесить. При помощи вина, естественно.
Фоули пропустил эту дерзость мимо ушей, и зашептал ещё настойчивей:
Я слышал, что тот, кто попробует еду или питьё в Волшебной стране, никогда не сможет вернуться в мир людей. Не боишься тут застрять?
Буду сч`стлив остаться, Вилли улыбнулся прекрасной Кейнуэн и огладил бороду.
Фоули снова закатил глаза и пробормотал что-то очень похожее на «чёртов кобель», но повторить погромче отказался.
Бывшая королева Волшебной страны улыбнулась пялившемуся на неё Вилли и, присев в кресло, указала рукой на столик:
Вынуждена признаться, эти яства не совсем то, чем кажутся, но есть и пить их можно безбоязненно. Вы ощутите вкус вина, может быть, даже почувствуете лёгкое опьянение, но на самом деле это обычная дождевая вода. Когда она заканчивается, я просто снова выставляю кувшин за окно. А яблоки и груши это шэмрок и кресс-салат, растущие за моей кроватью. Если захотите, я могу заставить их выглядеть и пахнуть как сочный стейк или кусок йоркширского пудинга, но питательнее они от этого не станут. Увы, ничего другого у меня нет. Поэтому, прошу вас, угощайтесь!
Фоули, немного подумав, выставил свою флягу за окно, чтобы набрать дождевой воды, а вот Вилли не заставил просить себя дважды: уселся прямо на ковре из клевера, скрестив босые ноги, взял яблоко и с хрустом надкусил. Ароматный сок потёк по бороде и в воздухе запахло сидром, словно в яблоневом саду в августе. Волшебное вино тоже обладало терпким яблочным вкусом и, как вскоре убедился Пол-лепрекона, ничем не отличалось от реального. А уж он-то, поверьте, разбирался в выпивке: как в настоящей, так и в поддельной.
Это ск`лько же вы тут живёте, питаясь кресс-салатом и д`ждевой водой? по его мнению от такой диеты даже дева из рода фейри должна была откинуться от голода или хотя бы исхудать до костей. Но красавица Кейнуэн совсем не выглядела измождённой.
Я не нуждаюсь в еде, прекрасная дева немного виновато улыбнулась, будто бы извиняясь за это. Дело в том, что я тень.
Фоули глубокомысленно хмыкнул (хотя наверняка ничего не понял, а просто сделал умный вид), а вот Пол-лепрекона подавился и закашлялся, оросив заросли клевера винным фонтаном изо рта и носа.
Пресвятая дева! В см`сле? Вы пр`зрак?
Так: вдох, выдох, надо успокоиться. Если бы прекрасная Кейнуэн была бесплотной, разве они с Фоули смогли бы забраться в башню по её косе, как по верёвке?
Девушка грустно покачала головой:
Нет, я не призрак, а тень. Или отражение, если хотите. Моя телесная оболочка уже больше пяти веков находится не здесь, а совсем в другом месте. Там, где действует сильное заклятие и остановилось время. А несчастная тень та, что у Туата де Даннан вместо смертной души, обитает в этой башне. Моих чар хватает лишь на то, чтобы создавать осязаемые иллюзии, но это лишь жалкие отголоски былой силы, её небесно-голубые глаза снова наполнились слезами.
Алан Чароит
Дороги дождя
Посвящается Маргарите Григорьевой,
с которой мы вместе придумали эту историю.
Глава первая, в которой мистер Джеймс Эверетт получает неожиданное наследство и отправляется в Ирландию.
Представьте, что вам двадцать пять, вы молоды и амбициозны, привыкли к весёлой столичной жизни, но за душой у вас нет ровным счётом ничего, кроме долгов покойного отца, и всё ваше имущество вот-вот опишут и пустят с молотка.
А теперь представьте, что вы только что унаследовали целое состояние от давно забытого ирландского дедушки. Скажете, так бывает только в сказках?
Вот и Джеймс Шеналл Эверетт думал так же. Пока одним погожим майским днём лондонский почтальон не доставил ему письмо от некоего мистера Фоули.
В послании, написанном мелким каллиграфическим почерком (да, этому Фоули определённо приходилось много писать) со всем прискорбием сообщалось, что уважаемый профессор Джеймс Эллиот Фокс скончался от продолжительной сердечной болезни в канун дня святого Георгия, 23 апреля 1821 года в своём поместье в Ардферте (господи, где это вообще находится?) в окружении учеников и домочадцев.
После приличествующих случаю соболезнований и перечисления заслуг уважаемого профессора мистер Фоули сообщал, что завещание (текст которого прилагался к письму) было оглашено в установленные законом сроки, и теперь мистеру Джеймсу Шеналлу Эверетту надлежит прибыть в Трали, чтобы вступить в права наследования. В письмо была вложена визитная карточка душеприказчика Ти Джея Смита (контора «Смит и сыновья», работаем для вас с 1732 года), а в последних строках выражалась надежда вскорости увидеть мистера Эверетта в школе святого Брендана в Ардферте.
Надо признать, Эверетт понятия не имел, о чём вообще идёт речь, и что это за школа такая. Более того, он весьма смутно представлял, где находится Трали (где-то на юге Ирландии?), и, конечно же, никогда прежде не слышал о загадочном мистере Финне Фоули, который в конце письма всё-таки соизволил представиться как управляющий делами профессора Фокса.
Об ирландском дедушке у Эверетта сохранились весьма смутные детские воспоминания (кажется, родичи говорили, что в честь именно этого деда нарекли первенца Джеймсом). Ещё он помнил портрет, который видел у матери: открывающийся медальон, на левой половине которого был изображён седовласый мужчина с пышной бородой и строгим взглядом, очень худой, с впалыми щеками и острыми скулами. А с правой половины на своего сурового соседа с любовью смотрела пухленькая миловидная блондинка с кудрявыми волосами должно быть, бабушка Роуз в молодости. И всё больше никаких воспоминаний не было.
О родстве с профессором Фоксом в семье предпочли забыть. Помнится, это было связано с каким-то громким скандалом в Оксфорде, случившемся много лет назад Теперь уже никто толком и не помнил, что там стряслось, но отец Джеймса Пол Кристофер Эверетт сделал всё, чтобы имя Эвереттов никогда больше не связывали с «теми самыми Фоксами». Он показательно разорвал все отношения с тестем и строго-настрого запретил жене переписываться с «эксцентричным папенькой». Она, конечно же, покорилась, потому что мистеру Эверетту-старшему покорялись все.
Даже сейчас, думая об отце, Эверетт недовольно морщился. Они никогда не ладили. Строгий папаша считал сына никчёмным франтом, постоянно указывал, что делать, не считаясь его с мнением, бывало, даже оскорблял, и, конечно, на милю не подпускал к делам семьи в общем, вёл себя, как настоящий деспот. Бедняжка мать от него тоже натерпелась. Впрочем, всё это было позади: пару лет назад Эверетт-старший, высокомерный сноб, тиранящий слуг и унижающий домочадцев, скончался от удара, узнав, что его деловой партнёр Джозеф Нэш спустил все деньги на скачках. Как говорится, пускай теперь покоится с миром и больше не портит никому жизнь.
Эверетт сунул письмо в карман, пригладил подстриженные по последней моде светлые волосы, подхватил шляпу, глянул на себя в зеркало и, вполне довольный увиденным, приказал слуге заложить карету. Да, ту единственную, что ещё не продали. Он же пока не настолько нищ, чтобы ходить пешком!
Печальные новости не стоило держать при себе. Ими нужно было немедленно поделиться с матушкой, сестрицей Эммой и, конечно же, с её мужем Робертом Клиффордом лучшим другом, приятным собеседником (и собутыльником), настоящим ангелом-хранителем семейства Эверетт.