Совсем ему нечем было занять себя в эти серые зимние дни ожидания Артура в тесной хрущевке.
Роберт начал уже было подозревать, что старший брат скрывает от него свои развлечения в этом огромном северном городе. Не похоже было, что он осторожничает, как сам рассказывал об этом. Артур часто приходил домой за полночь и с перегаром. Иногда возвращался и утром. От него пахло коньяком и женскими духами, но он неизменно объяснял Роберту:
Брат, это для дела надо! Налаживаю связи. Знакомлюсь с нужными людьми!
Роберту стало это надоедать, и он сам уже начал посматривать по вечерам на входную дверь. Чем он был хуже Артура? Почему ему самому нельзя было сходить в какой-нибудь московский ресторан, ослушавшись наказа брата?
Не для такого скучного сидения в убогой квартирке они с Артуром решились и пошли на кражу в банке. А украденных денег им вполне хватило бы на походы в столичные рестораны лет на сто, а то и на двести!
Артур почувствовал это настроение Роберта. Вообще, интуиция у брата была развита, как у дикого, горного козла, прожившего много лет на Севанском горном хребте.
За две недели до Нового года, Артур неожиданно забежал в квартиру среди бела дня и крикнул Роберту, чтобы он спускался вниз, не надевая верхней одежды. Тот, удивленный, но подчинившийся приказу, в несколько прыжков преодолел три этажа пролетов лестницы и выскочил на заснеженную улицу.
Там стоял Москвич-каблук с настежь распахнутыми задними дверцами. А сам Артур, рассчитавшись с водителем, весело бросил брату:
Помогай, Роберт! Тяжелый, зараза!
Роберт заглянул в багажник и увидел большую картонную коробку с надписью «Телевизионный приемник Рубин-714/Д».
Они затащили телевизор домой и Артур, соображающий в этом, стал быстро прилаживать его к антенне. Объяснил во время своих манипуляций:
В «Электронике» у барыг купил! Две цены отдал! Хороший аппарат. Полупроводниковый и трубка тиристорная.
Эти умные слова ничего не значили для Роберта. Он ничегошеньки не понимал в радиоэлектронике, но спросил у брата, чтобы только поддержать разговор:
Все-равно ящик советский и ненадежный! Сколько времени проработает?
Артур возразил ему:
Новый! Будет хорошо показывать, точно! А тебе какая разница сколько ему работать? Мы же все равно бросим его здесь, и добавил с некоторым оправданием в голосе, Я мог, конечно, и заграничный купить! Но..! Артур помедлил с ответом и перечислил. Во-первых, толкаться у Березки или комиссионок не безопасно! Там полно легавых. И в форме, и тихарей в гражданском. К чему нам лишние вопросы? А к тому же, как я уже тебе говорил нам придется оставить его здесь! Не тащить же с собой. А Голубой огонек мы посмотрим и на этом! Причем, в цвете!
Артур, при этих словах, щелкнул несколько раз тумблером переключения каналов и с победоносным видом воскликнул:
Ваймэ! Работает!
На вспыхнувшем телеэкране плясал какой-то национальный хореографический ансамбль. То ли украинский, то ли белорусский. Картинка не отличалась четкостью и цвета были смазанными. Но Артур, поколдовавший с ползунками настройки аппарата, добился, что фигуры танцоров стали четкими и реалистичными.
С телевизором стало значительно веселее проводить одинокие дни в квартире. Роберт даже изучил программу телепередач и выбирал только те, которые ему нравились. С интересом смотрел новости. Особенно такие сюжеты, в которых говорилось об успехах промышленности и сельского хозяйства Армянской ССР. В такие моменты его родина казалась как-то ближе к нему.
По необъяснимой причине, Роберт запал на телесериал «Рожденная революцией», последняя серия которого была снята в уходящем году. Выискивал в программе время показа и успел просмотреть все десять серий, а некоторые и по два раза.
Грустная ирония Роберт даже сочувствовал главному герою, сотруднику Ленинградского уголовного розыска Николаю Кондратьеву, которого играл Жариков. Переживал за его судьбу, сострадал о трагической гибели жены и желал, чтобы преступники были наказаны.
За таким просмотром одной из серий его как-то вечером застал Артур, неожиданно вернувшийся из города.
Старший брат с удивлением посмотрел на вдохновенную жестикуляцию Роберта и его прочувственные возгласы. Сказал с явным неодобрением по-армянски:
«Хайтарак!» Позор! Роберт, ты как слабая баба. Заплачь еще и добавил, воскликнув при этом. Он же мусор! Как ты можешь переживать за него?!
«Хайтарак!» Позор! Роберт, ты как слабая баба. Заплачь еще и добавил, воскликнув при этом. Он же мусор! Как ты можешь переживать за него?!
Артур имел в виду телесериального милиционера Кондратьева, ведущего непримиримую борьбу с преступностью.
Ни он, ни Роберт не имели тюремного прошлого. Бог миловал обоих братьев от сидения за решеткой. Но Артур очень хотел подчеркнуть, что между ними и сотрудниками органов все равно лежит пропасть. Находятся они по разные стороны баррикад, и совсем негоже младшему брату распускать нюни по судьбе ленинградского мусора.
Даже слово это «мусор» Артур произнес по-русски с брезгливостью и отвращением, на какое только был способен. Это прозвище казалось ему сверхоскорбительным в отношении милиционеров.
Артур лагерных университетов не проходил. Да и с обычным образованием у него было так-сяк начальная школа и профессия токаря, полученная в ремесленном училище.
Откуда ему было знать, что слово «мусор», на самом-то деле, было лишено оскорбительного смысла. Об этом, в общем-то, и знают не многие.
В царской России сыскной отдел московской полиции назывался Московским Уголовным Сыском, сокращенно МУС. Звучит смешно, конечно, но до революции столичные борцы с преступностью так и представлялись: мусор такой-то. Только имелась в виду не принадлежность сотрудника сыска к отбросам и отходам, а совсем другое. Это была аббревиатура от названия Московского Управления Сыскного Отделения России.
Роберт постарался не обращать внимание на оскорбительное высказывание старшего брата в свой адрес. Проглотил эти обидные слова про слабую бабу молча, хотя, услышав их, мог вполне скрутить Артура в бараний рог и надавать ему тумаков. Жилистый и крепкий от природы Роберт, со своей подготовкой гимнаста, был гораздо сильнее рыхлого и невысокого брата.
Он просто промолчал тогда в ответ, но продолжал включать по телевизору «Рожденных революцией». Теперь правда, только в отсутствии Артура.
А по вечерам, когда старший брат возвращался в квартиру, Роберт безропотно выключал телик и после этого они иногда выпивали коньяку, принесенного Артуром.
Часто вели долгие разговоры, сводившиеся больше к мечтам о светлой, богатой жизни. Брат, умеющий убеждать, говорил:
Роберт, подождать надо немного! Ты потерпи! Мне самому хочется попить, погулять, с девочками потанцевать. Только опасно это брат! Засыпаться можем на мелочи. Столько готовились, рисковали, а попадемся из-за глупости. Главное это решить, что с деньгами сделать!
Роберт слушал и соглашался. Вообще, Артур имел влияние на людей, несмотря на отсутствие хорошего образования. Он умел им пользоваться и обладал даром убеждения. Роберт, подчас, удивлялся, как старший брат, не будучи мало-мальски приличным оратором и говорящий по-русски с сильным акцентом, мог убедить любого в своей правоте.
Каждый раз их вечерний разговор заканчивался пугающими словами Артура:
Ты, брат, не забывай, что нам вышка светит, если попадемся!
Роберт и не забывал об этом. Каждую ночь, перед тем как закрыть глаза и уснуть, он тревожно поглядывал на два больших коричневых чемодана из кожзаменителя, торчавших из-за шкафа. Они были полностью набиты тугими пачками купюр в банковских упаковках.
Эти бешеные деньги они с братом в начале августа умыкнули из хранилища Государственного банка в Ереване. Надо сказать, удача была на их стороне.
Полгода тщательно готовились и сделали дело красиво и, кажется, не оставив никаких следов и зацепок для милиции.
Тем не менее, Роберт, как только проваливался в тревожный сон, почти каждую ночь видел воображаемый тюремный коридор. А затем отчетливо слышал щелчок пистолета, приставленного к затылку.
После этого он сразу просыпался, а потом опять мучительно пытался заснуть. Иногда это удавалось быстро, особенно после выпитого коньяка, а иногда и нет. Ворочался с боку на бок.
Успокаивался только тогда, когда в памяти всплывали карие глаза Егине и ее родной запах. В нем был букет из запахов молодого женского тела, острых приправ, хвойного мыла и даже грудного молока Егине, которым она кормила младшего сына.
«Увидимся ли мы когда-нибудь?!» думал Роберт, грустя.
Он когда-то поддался уговорам брата и пошел на преступление из-за семьи, которая, как ему мечталось, должна жить в роскоши и достатке.
Тех жалких, мятых трешек и пятерок, которые он приносил с работы и отдавал Егине, не хватало для более-менее человеческой жизни. Они нуждались. Не могли позволить себе не то, что такого нового и цветного телевизора, принесенного Артуром в эту квартиру, а и старого, черно-белого.