Так Николай Васильевич Гоголь с абсолютной прямотой, свойственной только очень дальновидному человеку, говорит о своем писательском таланте, цитируя Пушкина. Давайте запомним это слово «пошлость» мы обязательно разберемся с ним в другой главе.
Но сейчас вернемся к Гоголю. Он рано понял свое призвание и с удивительной объективностью, скажем прямо, редко присущей людям писательского труда, отмечал свои, как сейчас говорят, hard skills[6]: «Я никогда ничего не создавал в воображении и не имел этого свойства У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных мне известных Я никогда не писал портрета, в смысле простой копии. Я создавал портрет, но создавал его вследствие соображенья, а не воображенья»[7].
Портрет, создаваемый вследствие соображенья Как именно Гоголь это делал? Давайте посмотрим, как Гоголь описывает помещика Манилова во второй главе «Мертвых душ»: «На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: Какой приятный и добрый человек!. В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: Черт знает что такое! и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную»[8].
Вереница образов гоголевских помещиков стоит перед нашими глазами еще с девятого класса. Помните, как мы послушно заучивали очередность посещения Чичиковым помещиков и символичность каждого образа? Движение от Манилова к Плюшкину должно было показать нам омертвение души, спуск в духовный ад и нравственную пустоту.
Чичиков первым делом едет к Манилову. Случайно ли Гоголь поставил сладчайшего мечтателя в начало поездки за мертвыми душами? Очевидно, что нет. По писательскому замыслу, последнюю степень деградации Павел Иванович должен был обнаружить у последнего помещика, тогда как Манилов, на первый взгляд, не внушает опасения и не несет отрицательных черт. Но так ли это на самом деле?
Посмотрите, как Гоголь подводит нас к пониманию маниловского характера, к отсутствию в нем определенности и стержня.
«Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова», подбирается к персонажу автор[9].
«Приятный», «сахар», «голубоглазый», «белокурый», чистый Сахар Медович, мужчина видный, не правда ли, вполне безобидные определения, рисующие нам приятного, доброжелательного человека. Так почему с этим господином, который построил у себя в деревне рядом с господским домом «Храм уединенного размышления», не делает никому зла, чувствуешь «скуку смертную»?
Да-да, «скуку смертную»!
Манилов жалуется Чичикову, что в деревне нельзя побеседовать «о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье этакое». Но какие именно паренья нужны Манилову, он не уточняет.
Мечтания Манилова стали притчей во языцех: «как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах»[10].
Текст Гоголя полон деталей: бисерный чехольчик для зубочистки, колченогий медный подсвечник рядом с щегольскими аксессуарами, простые кресла рядом с мебелью, обтянутой шелковой тканью. Все они характеризуют Манилова как прожектера.
Любопытно, как перекликаются описания дома Манилова у Гоголя и комнаты Ильи Ильича Обломова в одноименном романе Ивана Гончарова. Поразительно похожие детали красноречивы: забытая газета и заброшенные книги. Жирным шрифтом я выделила слова и фразы, которые и придают тексту атмосферу заброшенности и запыленности: «По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки. Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха»[11].
Безымянная жена Манилова зеркальное отражение супруга. Гоголь весьма ироничен по отношению к сладкой парочке: «Конечно, можно бы заметить, что в доме есть много других занятий, кроме продолжительных поцелуев и сюрпризов, и много бы можно сделать разных запросов. Зачем, например, глупо и без толку готовится на кухне? Зачем довольно пусто в кладовой? Зачем воровка ключница? Зачем нечистоплотны и пьяницы слуги? Зачем вся дворня спит немилосердным образом и повесничает все остальное время? Но все это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо»[12].
(Кстати, посчитайте, сколько раз в этом отрывке Гоголь употребляет вопросительное местоимение «зачем». Зачем (!) он это делает?)
Чичиков, как истинный манипулятор, умеющий подстраиваться под собеседника, мгновенно схватывает линию поведения с Маниловым. Вот как Павел Иванович давит на самые чувствительные струны нежной и сладкой маниловской души: «Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? Как барка какая-нибудь среди свирепых волн Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? За то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!.. Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу»[13].
Рекомендую обязательно посмотреть фильм режиссера Михаила Швейцера «Мертвые души» (1984 год). Как же в этом эпизоде Чичиков в исполнении Александра Калягина виртуозно считывает жесты и мимику Манилова, подстраиваясь под него! Как возвышенно, патетично говорит этот мелкий бес, прельщая Манилова! Он ведет себя не как делец, а как истинная чувствительная душа, на что Манилов и клюет, как рыба на приманку отдает мертвые души, не взяв за них ни гроша.
Какие первые выводы можно сделать?
Гоголь показывает своего героя в таких обстоятельствах, которые подсвечивают маниловскую бессмысленность и токсичную сладость. Улыбка, не сходящая с уст, чрезмерная обходительность, назойливая предупредительность, обстановка дома, жена под стать самому хозяину все это работает на цельный образ героя.
Давайте рассмотрим еще один пример. Извольте любить и жаловать: помещица Настасья Петровна Коробочка.
Ох, сколько же написано школярами сочинений про «дубинноголовую» Коробочку, которая смотрит на нас со страниц школьных учебников для девятиклассников отяжелевшей брыластой женщиной без возраста! А между тем Гоголь предельно ясно показывает деловую и довольно подвижную натуру уважаемой Настасьи Петровны, владелицы 80 крестьянских душ.
Вот один из фрагментов, где гоголевская проза разворачивается во всей своей красоте и гениальности.
Итак, по пути к поместью Собакевича, бричка Чичикова с Селифаном и Петрушкой сбивается с дороги и попадает под проливной дождь. Павел Иванович подъезжает к дому Коробочки. Посмотрите, кто и как его встречает.
«Бричка, въехавши на двор, остановилась перед небольшим домиком, который за темнотою трудно было рассмотреть Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал Бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла. Уже по одному собачьему лаю, составленному из таких музыкантов, можно было предположить, что деревушка была порядочная; но промокший и озябший герой наш ни о чем не думал, как только о постели»[14].
Как вы думаете, для чего Гоголь дает такое пространное описание собачьего хора, хотя он ровным счетом никакого отношения не имеет ни к дальнейшему повествованию, ни к личности самой Коробочки?
Свой ответ на этот вопрос дает писатель Владимир Набоков в эссе о Николае Гоголе: «Гоголь творил гоголевскую жизнь. И я подхожу к его «Мертвым душам», как подхожу к прекрасной картине не рассуждая о том, как звалась флорентийская цветочница, послужившая для художника моделью мадонны. Гоголем надобно наслаждаться на свежую голову, забыв классные сочинения и исторические данные и не оскверняя географическим названием города Н., куда в прекраснейший день русской прозы въехал Чичиков»[15].