И уже отъехав, вздохнул:
Ты уж прости, парень!
Михалыча не стало через неделю. Как рассказывал всем Васька Сомов, в ночь перед смертью Чугунов долго не спал:
И ещё, говорит, последний рейс делаю, Вася! Заканчиваю с северами, на землю пора!
Когда в диспетчерскую сообщили, что на злосчастном повороте обнаружен чугуновский «Урал», туда срочно выехал директор и милиция.
Говорили, что Михалыч не смог притормозить, потому что отказали тормоза, и он прямо с лёту врезался в кем-то поставленный у дороги памятник. Как специально, сразу под горкой.
Вот и стоят теперь по дороге на «пятидесятую» уже два памятника: Михалычу и тому неизвестному парню, потому что ни документов на машину, ни паспорта и прав при нём тогда не обнаружили. А памятник буровики поставили, и тот, старый, восстановили.
Судьба. Или что-то другое?
Фея
Егоров поругался с женой. Не до рукоприкладства, конечно, но достаточно для того, чтобы громко хлопнуть дверью и отправиться к другу Мишке Титову продегустировать только что выгнанный им напиток вида «невинной женской слезы», о чём Мишка заблаговременно оповестил Егорова.
Титов жил на другом краю села, поэтому, шагая но сумеречным улицам, Вадим Егоров понимал, что вернуться домой сегодня вряд ли придётся: далеко, да и повода для примирения с супругой пока не намечалось.
Заходи, дружище! приветствовал подходящего к дому Егорова Мишка, Сейчас оценишь, брат!
Вадим кивнул головой, и они вошли в дом.
Титов давно жил один. Говорят, что раньше он был женат на какой-то городской барышне, даже привёз её сюда, в село, да только что-то не сложилось у них: то ли ей тут не понравилось, то ли Мишка решил, что ошибся в своём выборе. А барышня однажды просто уехала в свой городок и всё.
Он никогда про неё никому не рассказывал, даже другу своему Вадиму Егорову, с которым познакомился на рыбалке сразу после её отъезда. А Вадим в то время только-только с золотых приисков вернулся. Как-то незаметно сошёлся с бухгалтерской дочкой Аннушкой Борисовой. Да и женился походя, так просто, потому что возраст подходил для этого дела.
«Стерпится-слюбится!» думал, было, вначале Вадим, а как сын родился, так и забыл про всё. Незаметно привык к Аннушке. Не замечал её сварливого характера, потому что подрастал Ванюшка, и они вместе пропадали то на озере, то убегали в лес, где Егоров-старший учил сына выживать в экстремальных условиях.
Работы в селе становилось всё меньше и меньше, потом её не стало совсем, и потянулись сельские мужики на заработки. Кто-то на Север подался, кто-то по соседним сёлам перебивался с хлеба на воду. Присылали бабам своим «крохи», а те, дурочки, гордо и, как бы мимоходом, бросали завистливым соседушкам что-то вроде «мой, вот, прислал», и позванивали монетой в потёртых кошельках.
Вадим с Мишкой никуда не уезжали. И один, и второй держали по пасеке. Душистый мёд увозили в город , сдавали на оптовой базе, потом возвращались на Егоровском «уазике» в село. Мишка закупал сахар с дрожжами, потому что увлёкся изготовлением самогона, а Вадим игрушки для сына или духи «Фея» для Аннушки. Даже и не помнил, пользовалась ли она когда-нибудь духами этими, но всёравно покупал. Почему именно «Фея», он и сам не знал. По приезде они обязательно ссорились, Аннушка с Ванюшкой закрывались на кухне, а Вадим собирался и брёл к своему единственному другу в селе, потому что других мужиков здесь практически не было.
Так и в этот раз было.
Мишка уже бормотал, опьяневший от своей продукции, развил целую теорию о взаимоотношениях в семье, и получалось у него, что во всех бедах человеческих виноваты только женщины, а они, мужики, попав под каблук собственной жены, очень редко находят в себе силы, чтобы разорвать крепкие узы Гименея.
Вадим и слушал, и не слушал. Представил свою Аннушку в этой компании, Ванюшку, и ему стало грустно.
Захотелось в лес. Солнце уже зашло за верхушки деревьев, в открытое окошко потянуло холодком, откуда-то донёсся крик одинокой птички.
Пойду я! Вадим хлопнул друга по плечу, Ты уж извини, брат!
Чего ты? Мишка округлил свои глаза.
Да так. Пойду.
На улице Егоров оглянулся и посмотрел на Мишкин дом. «Для чего живёт человек?» мелькнуло в голове. Не найдя ответа, пошёл в сторону леса. Жаль, Ванюшки нет! Хотя. Поздно, спит, наверное.
В лесу пахло свежестью. Уставшие от августовской жары деревья упивались прохладой. Взошла луна, и темнота не пугала. Чего бояться тридцатипятилетнему мужику?
На улице Егоров оглянулся и посмотрел на Мишкин дом. «Для чего живёт человек?» мелькнуло в голове. Не найдя ответа, пошёл в сторону леса. Жаль, Ванюшки нет! Хотя. Поздно, спит, наверное.
В лесу пахло свежестью. Уставшие от августовской жары деревья упивались прохладой. Взошла луна, и темнота не пугала. Чего бояться тридцатипятилетнему мужику?
Вадим шёл наобум, ему было абсолютно все-равно, куда приведёт еле заметная на земле тропинка. А вот она и закончилась. Просто влилась змейкой в начавшиеся заросли папоротника и затерялась в этих зарослях.
Откуда-то появился запах. Егоров узнал его, но никак не мог понять, откуда ему был знаком этот приятный, давно вошедший в его жизнь, аромат. Он присел на корточки, потянулся носом к папоротнику. Нет, ни оттуда. А запах усилился. Потом воздушная волна прошла по лепесткам трав, где-то треснул сучок.
Вадим поднялся. Луна неестественно ярко вычерчивала возле одного из деревьев женскую фигуру.
Не страшно? едва донеслось до Вадима.
Нет.
Страха действительно не было. Вадим даже не удивился, увидев эту женщину. Он узнал, по началу, было, смутивший его запах. Так пахли духи, которые он постоянно покупал своей жене.
Вот ты и пришёл снова услышал Егоров, Подойди ближе!
Женщина была хороша собой. Лет тридцати, хотя, какой может быть возраст у властвующих во времени и пространстве То, что эта красавица из другого мира, сомнений не было.
От неё пахло «Феей».
Ты кто? впервые задал вопрос Вадим.
Он подошёл поближе, до расстояния вытянутой руки, и ясно видел вздёрнутый носик, тёмные, с ярко выраженными зрачками, глаза, бледные щёки и узкую полоску плотно сжатых губ.
Я кто? натянуто улыбнулась красавица, Фея, неужели ещё не понял?
Как духи, что жене покупал
Конечно, я тебя заставила. Давно уже, ты ещё на прииске работал. Как глаз на меня положил, как близости добивался! Говорил, что влюбился, хотя и не думал об этом. Неужели не помнишь?
Вадим вспомнил. Конечно, как же сразу-то не узнал!
Ты та геологиня, что на съёмку с экспедицией приезжала? Я тебя ещё с подругой твоей в посёлок возил?
Вспомнил И что ты тогда подарил мне?
Духи «Фея»
Конечно! Вот откуда началось всё! Вадим сразу вспомнил и этот случай, и все последующие, когда, уже будучи женатым, автоматически покупал супруге именно эти духи!
А как же экспедиция, Сибирь?
Смешной ты! опять улыбнулась бледнолицая фея, Многое не знаешь, во многое не веришь. Да и не надо тебе!
Дальше что? Егоров уже пришёл в себя. Где в глубине души ещё витала надежда, что всё это сон, что спит он сейчас крепким сном у друга своего Мишки Титова, что проснётся скоро и побредёт домой. Там Аннушка грустно посмотрит на его помятый вид, молча поставит на стол свежую окрошку. А он, Вадька Егоров, виновато глянет на жену, вздохнёт и уйдёт на пасеку, где будет сожалеть и бесконечно ругать свою не сложившуюся жизнь. Потом прибежит Ванюшка, и они вместе пойдут домой.
Так было всегда.
Так будет всегда прочитала его мысли молодая колдунья, Когда ты покупаешь духи, я знаю, что, читая название, ты произносишь моё имя, а, значит, помнишь. Пусть неосознанно, но помнишь.
Разве ты можешь любить? Ведь в вашем окружении это не принято! Да и странно как-то звучит влюблённая колдунья! Вадим сам удивился своей догадке, Верно, ведь?
Красавица изобразила наподобие улыбки:
Это не любовь, это хуже!
Ты мстишь мне за что-то?
За равнодушие твоё. За то, что пытаясь осчастливить свою жену, ты приносишь ей неимоверные страдания. Да и себе тоже!
Но феи должны быть добрыми!
И справедливыми
Она ещё о чём-то говорила, но Вадим уже видел, как тускнели её очертания, как над лесом поднималась утренняя заря, и куда-то незаметно улетучивался запах духов.
Фея хотела ещё что-то сказать, но не смогла, потому что через её тело, уже еле видимое в лучах утренней зари, пронёсся порыв ветерка. Вадим успел заметить последний взмах тонкой руки. И всё.
Он ещё постоял, провёл ладонью по папоротнику и присвистнул:
Привидится же!
Подойдя к дому, увидел сидящую на крыльце Аннушку. Она зябко куталась в накинутый мужнин пиджак и плакала.
Ты чего это? ошарашено спросил Вадим, Всю ночь сидела?
Тебя не было начала, было, жена.
Вадим жадно, впервые в своей жизни, целовал супругу. Аннушка податливо подставляла шею его губам, одной рукой гладила его взъерошенные волосы, а второй пыталась смахнуть со своих глаз застоявшиеся слёзы.