Я последний остался, сказал дед памятнику, на котором дядя Рашид был изображён молодым капитаном в заломленной набок фуражке. Держусь пока. Вот к Тонюшке приезжал. Да и про тебя не забыл.
Ахмеров, немного наклонив голову к плечу, молча смотрел перед собой с плиты.
Врач был гениальный, не поворачиваясь, сказал дед Виктору.
Я знаю.
Ты просто так знаешь, с моих слов, дед покачал головой. Это видеть было надо, как он работал. Как думал, как выводы делал. Говорят, в русской терапии было две школы: одна боткинская, вторая захарьинская. Боткин был гением осмотра, а Захарьин гением анамнеза. Каждый в свою сторону весы перетягивал. А Рашид он умел и то, и другое. В совершенстве. Сейчас все горазды терапевтов ругать. А ты попробуй, как раньше, в шестидесятые тонометр, мутный снимок лёгких, фонендоскоп, термометр и анализ крови. Собери из всего этого диагноз. Привыкли к УЗИ, без МРТ жить не можете, пневмонии пульмонолог лечит, стенокардию кардиолог. Нет, я не против, он развёл руками, но вы, ваше поколение, всё дальше и дальше от больных уходите, кругом техника, техника, техника Компьютеры, алгоритмы, стандарты. А вот этот, он указал на фотографию на памятнике, до последних дней в госпитале ЭКГ сам читал, снимки лично смотрел, лёгкие и сердце выстукивал выстукивал! и, что самое важное, думал. И тебя я тоже всю жизнь учу думай!
Виктор слушал, не перебивая.
Не растеряйте это, повернувшись к внуку, говорил дед. Старую школу не профукайте. Пока мы живы он посмотрел на могилу Ахмерова, кашлянул. Пока я жив. Спрашивай. Книги бери. Советуйся. Умей слышать, видеть. Пропедевтику ещё помнишь? Границы сердца, верхушки лёгких? Печень руками пропальпируешь?
Да помню, дед, слегка возмутился Виктор. Ну, ты совсем меня недооцениваешь!
Вот видишь, Рашид, сказал Озеров, обращаясь к памятнику. Возмущается. Значит, есть ещё самолюбие у этого поколения. Будем надеяться, что не зря мы в них вкладывались.
Дед кивнул памятнику и решительно зашагал в сторону автомобиля. Виктор посмотрел ему вслед, взглянул ещё раз на молодого Ахмерова, подмигнул ему зачем-то и пошёл следом за дедом.
Ехали они с кладбища молча. Дед думал о чём-то своём, Виктор просто смотрел в окно.
Тебя домой? внезапно спросил дед. Или я в гараж, а ты потом сам дойдёшь?
Можешь и в гараж, пожал плечами Виктор. Могу прогуляться.
Пока дед открывал ворота, он всё думал, спрашивать или нет. Дед слишком серьёзно прошёлся у могилы Ахмерова по профессиональным качествам внука, и на этом фоне просить помощи было несколько неловко.
«Но он же сам предлагал», оправдывался перед собой Виктор. Тем временем, дед въехал в гараж, закрыл замки, подошёл к внуку и протянул ему руку для прощанья.
Я, пожалуй, зайду, решился наконец Виктор. Спросить кое-что хочу.
Дед приподнял одну бровь.
Ну, тогда заходи, он согласно кивнул. На вот малину, неси.
Виктор взял кастрюльку и пошёл к подъезду, на ходу машинально съев несколько ягод. Войдя в квартиру, дед направился на кухню, включил там чайник старый, обыкновенный, на газовой плите, а сам отправился в ванную. Виктор присел в комнате в кресло, закинул ногу на ногу, осмотрелся.
У деда, как всегда, был порядок. Ни грамма пыли на серванте, ни крошки на ковре. Пара книг на столе у его кресла, где он проводил большую часть времени, рядом телефон и фотография молодой бабушки точно такая же, как на памятнике. На подоконнике несколько цветков в горшках; он не бросил за ними ухаживать, сохраняя в знак памяти. Рядом с цветами несколько газет и пара рентгеновских снимков.
Приходил кто-то? спросил Виктор, когда дед вернулся.
Петя, ответил дед, поняв, о чём речь. Искали с ним «суставную мышь». Нашли. Зря рентгенологи считают, что она не контрастная. Я вижу. А после меня и Петя увидел.
Он загремел на кухне кружками. Через три минуты чай был готов, дед принёс свою кружку в комнату, поставил её на стол поверх сложенной газеты.
Ты за своей сам давай, слуг у нас нет.
Виктор встал, вернулся с кружкой и вазочкой с вареньем, сел за стол напротив деда.
Есть у нас девочка одна начал он. Прапорщик. Связистка Оля Лыкова. Лежит третий день. Температурит под тридцать девять, боли в области большого вертела слева. Очень ногу бережёт, на левом боку не лежит. Ходит так, как будто ей в бедро выстрелили. Да, если по правде сказать, уже и не ходит.
Петя, ответил дед, поняв, о чём речь. Искали с ним «суставную мышь». Нашли. Зря рентгенологи считают, что она не контрастная. Я вижу. А после меня и Петя увидел.
Он загремел на кухне кружками. Через три минуты чай был готов, дед принёс свою кружку в комнату, поставил её на стол поверх сложенной газеты.
Ты за своей сам давай, слуг у нас нет.
Виктор встал, вернулся с кружкой и вазочкой с вареньем, сел за стол напротив деда.
Есть у нас девочка одна начал он. Прапорщик. Связистка Оля Лыкова. Лежит третий день. Температурит под тридцать девять, боли в области большого вертела слева. Очень ногу бережёт, на левом боку не лежит. Ходит так, как будто ей в бедро выстрелили. Да, если по правде сказать, уже и не ходит.
Дед отхлебнул чай, поставил кружку, сел поудобней.
С её слов, болеет около десяти дней. С ухудшением. Приходила в нашу поликлинику, дали ей освобождение на три дня, назначили физиолечение
Лечили от чего?
В медкнижке написано «Деформирующий остеоартроз левого тазобедренного сустава».
Ей лет-то сколько? удивился дед.
Тридцать четыре.
Она связистка не в десантной бригаде? Не прыгала никогда? уточнил сразу дед.
Нет, к десанту у неё никакого отношения. Травму отрицает.
Дед кивнул и постучал пальцами по подлокотникам кресла.
В общем, стало ей хуже, из поликлиники её направили к нам. Рыков положил, поставил диагноз «Воспалительный инфильтрат», принялся лечить антибиотиком, компрессами. Динамики никакой. Мы вместе ещё раз посмотрели через день. Я пропунктировал то место, что больше всего болело ничего не получил. Или не попал, что тоже возможно. Рентген, УЗИ сделали. Но я после Магомедова к нашим рентгенологам как-то скептически стал относиться. Вот мы и думаем, что дальше делать.
И что надумали?
Ты же знаешь, у Рыкова есть поговорка: «Хороший скрип наружу вылезет». Сидим на попе ровно, ждём, когда гнойник сконцентрируется. Активно-выжидательная тактика.
Подобная тактика хороша при холецистите, дед покачал головой, гнойная хирургия к такому не шибко располагает.
Я понимаю, ответил внук, повозил ложкой в кружке. У тебя какие-нибудь печеньки есть?
Возьми батон, намажь вареньем, сказал дед. Считай, пирожное.
Виктор усмехнулся, но сделал именно так; откусил сладкий кусок, посмотрел на деда.
Ты от меня ответов ждёшь, что ли? недоуменно поднял тот брови. После уросепсиса видишь во мне волшебника? Ты же очень мало информации дал. Исходя из того, что я услышал где-то сидит гнойник. А правило тут одно: «Если есть гной, выпусти его». От Гиппократа до Войно-Ясенецкого принцип неизменный.
Сама Оля как-то не сильно согласна на операцию, пояснил Виктор. Ей надо на ногах быть через пару недель. Она очень просит, если есть возможность, попробовать полечить без разреза. Ты же знаешь, иногда получается с такими инфильтратами.
Знаю. А что за срочность у неё? Отпуск, командировка, учения?
Если бы. Всё гораздо прозаичнее. Муж у неё сидит. За убийство. И через две недели у них свидание. Говорит, могут после этого перевести куда-то, ездить придётся очень далеко. Надеется не пропустить встречу.
Колония где-то у нас?
Да, рядом с городом. Он третий год отбывает, вроде бы режим сделали чуть послабее раньше она к нему раз в полгода ездила, а теперь вот чаще разрешили. Ну, она и рвётся туда.
Дед хмыкнул, взял со стола кружку, но прежде, чем сделать глоток, спросил:
А убил-то кого?
Я не все подробности знаю, Виктор пожал плечами. Сослуживца своего избил где-то в ресторане под Новый год. Говорят, из ревности. Тот с лестницы упал и головой ударился. Привезли к нам. Он умер в реанимации дня через два. А Лыкова под белы рученьки и в колонию. Лет на восемь или больше.
Да уж, от тюрьмы и сумы дед покачал головой. Ладно, посмотрю я её завтра. Такси не надо, сам приеду. Ты только на проходной скажи, чтобы «Жигулёнок» мой пропустили. И подготовьте там всё историю, снимки. И после осмотра своего, как и в прошлый раз, сначала вас спрошу. Если вообще ничего не скажете в следующий раз не приду, не взыщите.
Виктор согласился на такие условия. На следующий день они с Рыковым ещё раз проштудировали историю болезни Лыковой, чтобы наизусть знать все анализы и анамнез заболевания, Николай Иванович заранее проветрил кабинет и не курил с самого утра. Снимки лежали аккуратно на столе в хронологическом порядке.